Положив ладонь на любезно подставленный локоть Саурона, Серсея прогуливалась по башням и коридорам Барад-дура. Со стороны казалось, что эти двое мило беседуют, но вот в глаза гостеприимного хозяина королева старалась не смотреть — такой первобытный ужас каждый раз пробуждал в душе этот огненный взгляд.

Телохранитель, которого, как Казар’Тхи, наконец, выяснил, звали сир Григор, неизменно шагал позади своей королевы, а чуть отставая от него — сам погонщик. Он отчаянно мечтал как можно дальше оттянуть момент, когда кому-то из властителей наскучит его присутствие, и ему придется возвращаться в не блещущий изысками лагерь харадрим. Так же Казар’Тхи, хоть он бы и ни за что в этом не признался, скучал по кольцу. Усыпанный драгоценными камнями кинжал в золоченых ножнах, который ему принес и с ворчанием вручил орк-кладовщик, приятно грел душу, притупляя потерю, но необъяснимая тоска нет-нет, а давала о себе знать. Конечно, даже в самым робких фантазиях Казар’Тхи не мог представить ни единой возможности еще разок подержать чудесную вещицу, но вот ходить рядом, пока не запретили — почему бы и нет?

— Дисциплина, — тем временем рассуждал Саурон, — люди зачастую неправильно понимают истинный смысл этого понятия. Ходить строем и правильно отмахивать замысловатые приветствия — это и лошадь можно научить. Настоящая дисциплина — когда солдат совершенно четко понимает, кому он поклялся в верности. И пусть лучше они передерутся в лагере за блестящие бусы, но преданно служат, чем знают сотню уставных поклонов, но побросают оружие к ногам врагов в обмен на их жалкие жизни.

Он сделал небольшую паузу и спросил:

— А какая дисциплина принята в вашем королевстве?

Серсея задумалась. Ей бы очень хотелось сказать, что защитники Королевской Гавани будут удерживать город до последнего вздоха... но уверенности не было. Да и ее собственное таинственное исчезновение вряд ли поспособствовало поднятию боевого духа.

— А знаете что, — продолжил Саурон, как будто ответ ему был и не нужен, и целью его было лишь заронить определенные мысли, — я согласен на ваше предложение. Но при одном условии — вы публично признаете меня своим сюзереном. Я обещаю не вмешиваться во внутреннюю политику, но при этом вы окажете мне любую посильную помощь в случае войны.

Королева едва заметно поморщилась — власти над собой она не терпела. С другой стороны, она сама бы посчитала круглым идиотом любого, кто одолжит ей свои войска из чистого благородства. Саурон идиотом не был.

— Иначе зачем мне воевать в чужом мире? — словно продолжая ее размышления, добавил владыка. — По крайней мере — на вашей стороне?

Момент для вопроса он подгадал невероятно удачный: коридор закончился невысокой аркой, ведущей на балкон.

Серсея рефлекторно сощурилась, привыкая к яркому свету, но когда она, наконец, открыла глаза, то замерла, не в силах сказать ни слова. Она никогда не видела подобных армий — бесчисленные орды, заполонившее огромное плато у подножья цитадели.

По кромке лагеря вышагивала колонна олифантов, словно знамение свыше — слоны и правда до сих пор приносили ей удачу. Которую нужно было хватать за хвост именно сейчас — пока предлагают, а то вдруг владыке в голову взбредет, что Вестерос ему нужен, а союзники — не очень?

— Я... принимаю ваше предложение, — чуть запнувшись, произнесла Серсея.

— Я сразу понял, что вы умны, моя королева, — хитро улыбнулся Саурон.

Что это было: одобрение, завуалированная издевка... предложение?

Серсея украдкой посмотрела на владыку, который с умеренным интересом обозревал свои войска, и попыталась подумать о нем не как о хозяине крепости и земель, а как о мужчине.

Не получилось.

Перед королевой словно стояло само воплощение власти, безусловной и абсолютной, и никакая фантазия не могла превратить его во что-то иное.

— Сейчас на моем пути стоит только Гондор, — произнес Саурон, выведя Серсею из задумчивости. — Первая попытка штурма провалилась, но в этот раз он падет. И тогда мы займемся вашими землями.

Она кивнула, и тут же ниоткуда возник Агзеок с очередным кувшином вина. Орк улыбался во все свои кривые зубы, пребывая в абсолютной уверенности, что сегодня десять плетей ему не грозят. И совершенно справедливо — вино оказалось выше всяких похвал. Казар’Тхи, все это время скромно стоявший за занавесочкой, осмелел и тоже сунулся за напитком, и, что особенно приятно, его получил.

За окном кружился пепел и крылатые призраки.

По замковой стене уныло прогуливались несколько бывших королевских гвардейцев — мало, чертовски мало для того, чтобы хотя бы создавать видимость обороны Утеса Кастерли. Через двор изредка сновали слуги — какие-то старики и старухи, которые даже несмотря на полное запустение уже не решались сниматься с обжитых мест.

В главном зале Квиберн деловито помешивал уху в котелке, висящем над очагом.

— Вот никогда бы не подумал, что так хреново окончу свою жизнь, — фыркнул Эурон, вытряхивая из кувшина остатки вина. — Надираюсь с Ланнистером в заброшенном замке, без кораблей, без солдат, ожидая, когда враги про нас, может быть вспомнят и придут завершить начатое, а твоя сестрица шляется неизвестно где! Подумать только, взять и исчезнуть!

— Она вернется, — просто ответил Джейме. — Я бы почувствовал, если бы с ней что-то случилось.

— Избавь меня от своих предчувствий, — отмахнулся Грейджой. — Мне достаточно того, что мы притащили сюда ЭТО.

Голлум оторвался от обкусанной пучеглазой тушки и недружелюбно на него зыркнул.

— Он вывел нас на поверхность, когда известный мне потайной ход завалило — напомнил Ланнистер. — И к тому же, он рыбу ловит...

Навык в самом деле был весьма полезный — в последнее свое посещение родового гнезда Джейме приказал опустошить все кладовые. И если секретный чулан с выпивкой беглецы все-таки нашли, то запасной еды в замке не было, приходилось питаться подножным кормом.

— Голлум ловит, да, — прошипел долговязый. — А мерзкие людишки все портят. Портят, портят! — он сердито покосился на Квиберна.

— Хватит ныть, — рявкнул Эурон. — Тебе же никто не запрещает жрать, как тебе нравится!

Голлум фыркнул и вцепился зубами в рыбий хребет.

— Милорды! — в зал вбежал запыхавшийся гвардеец. — Армия на горизонте!

— Ну вот и все, — Грейджой смачно плюнул на пол. — Спасибо, Ланнистер, было очень неприятно провести с тобой время. Идем, сдохнем, как мужики.

Он притянул к себе клинок, небрежно заткнул за пояс и поднялся.

С самой высокой башни Утеса Кастерли двое опальных лордов взирали на ряды пехоты, марширующей к стенам замка.

— Откуда у нее столько солдат? — ни к кому не обращаясь в пространство вопросил Джейме.

Эурон с деланным безразличием пожал плечами.

Потом из-за горизонта показались гигантские слоны.

Оба мужчины непонимающе уставились друг на друга — животные как две капли воды походили на достопамятного слона, вместе с которым исчезла Серсея.

Тишину разорвали истошные крики и шелест крыльев, и на ограждение башни спикировали несколько длинношеих чешуйчатых тварей, на которых восседали мрачные всадники в черных плащах. Лица их полностью скрывались в тени капюшонов. Или лиц у них не было вовсе? Ланнистер не взялся бы утверждать наверняка.

Со зверюги, приземлившейся последней, с поистине королевским величием спрыгнул человек в жутковатых доспехах, а затем подал руку женщине в платье незнакомого кроя, сплошь расшитого прочными кожаными пластинами.

— Серсея, — ахнул Джейме.

Она, не стесняясь посторонних шагнула к брату и крепко его обняла.

— Эй, эй, эй, — а меня обнять? — возмутился Эурон. — А то сначала какой-то хмырь тебя на летающей змее катает, потом это...

Всадники в черном, не сговариваясь вытащили мечи и направили на чересчур языкастого Грейджоя.

— Знаешь что, Эурон Грейджой, — Серсея обернулась к нему и обличающие уперла палец в его грудь. — Засунь-ка ты свою ревность себе в задницу. Ты обещал мне флот и семь королевств, а теперь прячешься в моем родовом замке, как последний неудачник. У тебя больше нет никаких прав указывать мне, с кем кататься на змеях.

— Как я и думал, — презрительно заметил ее спутник. — Никакой дисциплины.

Он махнул рукой, и черные всадники спрятали оружие. В несколько шагов преодолел разделяющее его и Эурона расстояние и тяжело опустил руку ему на плечо.

— Чтож, будем учиться.

И Грейджой, который обычно за словом в карман не лез, словно язык проглотил — ему на миг показалось, что он оказался посреди шторма, и громадные волны тянут корабль ко дну.

Торжественный воспитательный момент испортили вопли, донесшиеся из двора крепости — Казар’Тхи с трудом протиснул своего зверя в ворота, но тут из бойницы на спину олифанту прыгнул Голлум, с диким воплем:

— Вор! Он украл мою прелесть!

Кое-как отцепив его руки от своего горла, погонщик заорал в ответ:

— Да нету у меня твоей прелести! Отвали от меня!

— А у кого есть? — дотошно уточнил Голлум, на миг остановившись.

— У него! — Казар’Тхи возвел глаза на главную башню, откуда Саурон взирал на их возню с таким видом, с каким смотрят на внезапного таракана в супе.

Голлум присмотрелся, сник и печально свесил ноги с борта корзины.

— Брат, — всхлипнул он. — Мы потеряли нашу прелесть. Хочешь, я тебя рыбкой угощу?