Оставленная им затёртая тетрадь на столе, в которой он вечно что-то писал. Мятые листы легко прошелестели под пальцами, отсчитывая внушительное количество страниц. Перед глазами мелькнуло множество чертежей, поспешных записей, кратких пометок, старательно выведенных зарисовок. Отсчёт закончился на последнем исписанном листе с тщательно продуманной стратегией захвата территории, охваченной врагами, обосновавшимися там. На краешке страницы расплылось коричневое пятно: парень случайно плеснул на тетрадь чай, потому что Бакуго его напугал, когда тот вновь ушёл в свои размышления, бормоча себе под нос что-то неразборчивое. Раздражающая, но такая уютная привычка. И такая обыденная. На полях оказалось нарисовано кривое сердечко, которое тот начеркал, наверное, совершенно не задумываясь над своим действием. Палец очертил его края, ручка слегка смазалась, а на подушечке остался сиреневатый след.
Тетрадка с силой оказалась захлопнута, а Кацуки последовал в ванную, чтобы попытаться прийти в себя. Он наклонился над раковиной, включил холодную воду и плеснул ей в лицо. Красные глаза встретились с красными в похожем отражении, словно два близнеца посмотрели друг на друга. Взгляд привлекло яркое пятно на периферии зрения, поэтому он метнулся туда. Зря.
В стаканчике рядом с чёрной щёткой Бакуго стояла такая же, только зелёного цвета. Она оказалась отброшена в сторону.
Они с Изуку часто стояли перед этим зеркалом вместе, совместно умываясь и приводя себя в порядок. Изредка Кацуки, смотря на то, как его парень засыпает на ходу, обнимал того со спины одной рукой, а Мидория смущённо улыбался, прижимаясь крепче к тёплому телу. Такие открытые проявления ласки со стороны Бакуго были слишком редкими.
Он часто мёрз. По ночам Изуку кутался в одеяла, прятал холодный нос в изгибе чужой шеи, а замёрзшие пальцы ног умудрялся сунуть греться около ног своего парня. Каччан мог оттолкнуть его, потому что бесило исполнять роль персональной грелки, но он уже знал, что если Мидория отвернётся, и его не согреть, то тот не сможет заснуть, а утром будет еле передвигаться. Именно поэтому Кацуки устраивал подбородок на его голове, а руками обхватывал талию, прижимая покрепче и пытаясь поделиться теплом. Да, только из-за этого, а не из-за того, что сам знал, что не особо умеет выражать свои чувства и часто кажется грубым или пренебрегающим чужим настроением, а подобными проявлениями нежности он мог бы показать для другого его значимость. Будь это другой человек, который так же прижимался бы и обнимал, - обязательно бы скинул на пол. Но это же его Изуку. Был.
Дверь с грохотом захлопнулась, Бакуго двинулся в сторону спальни, придерживаясь за стену, которую успел сильно испортить, стирая кулаки в кровь.
— Бакуго Кацуки? Вас…беспокоит Куросаки. Мне жаль.
Руки сжались, а глаза неверующе распахнулись. Нет. Из-за чего жаль? Да, его нет уже второй день, но мало ли какие непредвиденные ситуации? Невозможно же выполнить миссию в краткий срок, даже если сказал, что к вечеру будешь, то нет никакой гарантии, что это будет так. И что, что не связывался вторые сутки? Может, потерял телефон, или там нет связи? Но все хрупкие надежды мгновенно рухнули на следующих словах.
— Здание обвалилось, под завалами никто не выжил. Придите на опознание.
И сердце остановилось.
Чтобы застучать вновь. Только зачем, если его больше нет?
С того звонка прошло двое суток, а Кацуки только вернулся домой. Почему-то казалось, что если он на какое-то время уйдёт из их квартиры, то когда вернётся, обязательно увидит вернувшегося Мидорию, который снова будет что-то ворчать, сидя на кухне и попивая свой любимый чай. Вот только квартира встретила парня непривычной тишиной. Мёртвой.
Пока шёл до кровати, споткнулся обо что-то, растерянно посмотрел на пол. Снова раскидывает тапочки, чёртов Деку. Надо будет ему сказа-
Только появившаяся ухмылка моментально сползла. Он повалился на кровать. Она всё ещё пахла. Пахла его раздражающим шампунем и им самим. Два запаха спящих здесь людей переплелись, образуя что-то общее. Пахло домом.
Про-герои сильные, они часто видят, как их товарищей ранят, как кто-то рядом с ними умирает, а они ничего не могут сделать. Но герои не должны показывать, как им больно, обязаны выглядеть уверенными, чтобы показать другим выжившим, что они выберутся, в какую бы передрягу не попали.
Он пытался, честно пытался казаться сильным перед собой. Но как же это сложно, чёрт возьми! Бакуго притянул к себе чужую подушку, уткнулся в неё носом, чувствуя щекочущий нос запах. Как же он соскучился. Кацуки даже не почувствовал, как по щеке скатилась одинокая слеза. И ещё. И ещё одна.
Он согнулся, пытаясь скрутиться в комочек и скрыть свою слабость.
Он везде. Абсолютно везде.
На кухне лежит его тетрадка, которую Бакуго принципиально не убирал, чтобы ткнуть на неё своему парню и сказать, чтобы убирал свои вещи на место. Та же участь настигла кружку с недопитым чаем, которая сейчас одиноко стоит на столешнице. Зубная щётка в стакане, его махровое полотенце в ванной. Футболка, которую он собирался постирать после возвращения с другими вещами, но так и не смог. Шкаф в коридоре, который они вместе собирали. Кровать и тумбочка, за которыми ходили вместе и спорили, что выбрать, на протяжении нескольких часов, да так, что достали всех консультантов. Даже стены они красили вместе!
На прикроватной тумбочке книга, которую Изуку читал вот уже несколько ночей, но всё никак не мог дочитать, закладка была практически в конце. Осталось буквально несколько страниц. А Кацуки постоянно ворчал, чтобы он шёл спать, и он послушно шёл, утыкался своим холодным носом в шею и щекотал её своим дыханием.
— Каччан, подвинься немного, - Изуку отстранился, поняв, что ему неудобно.
— М, иди к чёрту, - и всё равно подвинулся, пододвигая парня к себе и укладывая его голову себе на плечо. – Так нормально?
— Угу, люблю тебя, - Бакуго недовольно фыркнул, не любя такие нежности, хотел съязвить, но понял, что его парень уже заснул, и промолчал. Пусть спит.
Это была последняя их ночь перед этой злополучной миссией, тогда Изуку был чересчур прилипчивый, словно пытался вообще улечься на парня полностью. В принципе, утром они так и проснулись. Кацуки лишь усмехнулся, проснувшись от того, что на нём что-то тяжёлое, а поняв, что Мидория ещё спит, он ещё около получаса поглаживал его по спине и голове. Как будто это был его последний шанс насладиться совместным временем.
Всё утро Изуку так и льнул к нему, вопрошающе глядел на парня – он так обычно выражал желание, чтобы его поцеловали, так как лезть самостоятельно себе дороже. Бакуго качал головой, но всё же одаривал его поцелуями, наверное, тот волнуется, размышлял он тогда.
Напоследок, перед самым выходом, Мидория так прицепился, что Кацуки на него наорал. Знал же, что его бесят эти телячьи нежности. Так нет же, надо всё утро лезть с объятиями, поцелуями.
— Деку, достал, блять, отстань! – Бакуго раздражённо отцепил от себя чужие руки и достаточно грубо отпихнул их от себя. Он редко так срывался. Изуку расстроенно посмотрел на него и поджал губы. Кацуки вздохнул, желая вернуть самообладание. Что на него нашло? – Прости. Я не хотел тебя расстроить.
Мидория нахмурился.
— Всегда так говоришь, а никакого раскаяния, вдруг мы вообще в последний раз видимся? – слова вылетели случайно, но как же они были правдивы.
— Извини, - Бакуго притянул его к себе и обнял, - не говори так. Это страшно, на миссии нужно ходить с полной уверенностью, а не с мыслями о смерти, понял?
— Да, - парень уткнулся лбом в тёплое плечо и замолчал, крепко прижимаясь и чувствуя нарастающее внутри беспокойство. – Несмотря на твою вспыльчивость, всё равно люблю тебя, - он хмыкнул, ожидая, что его вот прямо сейчас снова пошлют. Но отчего-то казалось, что сейчас это того стоило.
— Я тебя тоже, - Кацуки поднял чужое лицо за подбородок и мягко поцеловал. – Тебе уже пора, мне тоже скоро выходить.
Бакуго потянулся к лежащей на тумбочке книге и открыл там, где закладка. Что же заинтересовало тогда его парня. Взять книгу в руки оказалось больно. Привык, что та обычно была в других руках, менее грубых. Он пролистал до нужной страницы.
«— Это я убил тогда…»
Книга оказалась отброшена в сторону. Тема смерти – самое то сейчас. Он закрыл лицо руками и расхохотался, вновь чувствуя слёзы на щеках. Отлично. Сдали нервы. Кацуки переждал неожиданный приступ смеха и попытался отвлечься на телефон. Надо же, несколько пропущенных от друзей и коллег. Да, наверное, они уже знают. Только выслушивать не хочется, поэтому оповещения оказываются проигнорированы. Так, надо отвлечься. Хоть на что-нибудь! Палец тыкает на иконку ютуба, раскрывая лист с рекомендациями. Несколько видео с готовкой подряд, какой-то обзор на технику и…Бакуго вздрогнул.
«Путь от простого не подающего надежд ребёнка к настоящему герою».
Интервью, на которое его парень сходил около месяца назад, а Кацуки так и не посмотрел его. Наверное, это шанс снова посмотреть на него, услышать родной голос…но разве это не будет ещё больней?
Сначала шли незначительные вопросы о том, чем Изуку сейчас занимается, ну и дальше по списку. Кацуки с затаённым дыханием слушал каждую фразу, впитывал этот голос в себя, не чувствуя, насколько сильно у него трясутся руки.
— Были ли у вас сложности, когда вы осваивали свою причуду? – интервьюер улыбнулся, глядя на про-героя.
— Да, она оказалась слишком сильной для меня, - Мидория забавно хмыкнул, почесав ладонь, а Бакуго завороженно проследил за его улыбкой. – Я часто ломал пальцы и руки, пока не додумался использовать в бою ноги. Так стало намного легче, но не идеально.
— Скажите, Мидория-сан, а правда ли, что вы состоите в отношениях с Бакуго Кацуки, Данамайтом? Ходит множество слухов, в интернет выгружают статьи-расследования и ваши общие фото в обычной обстановке. Как вы это прокомментируете?
Изуку смутился, Бакуго скрипнул зубами, они позвали тогда Изуку только ради этого вопроса, ради сенсации? Сволочи.
— Это правда, — после долгой паузы изрёк Мидория, после чего улыбнулся и посмотрел прямо в объектив камеры, словно встретился взглядом со своим зрителем. Кацуки почувствовал мурашки. – И я не потерплю в свою или его сторону какие-либо оскорбления. Я люблю его больше жизни, поэтому никто не посмеет нас разлучить.
— Думаю, все это поняли. Не нужно выглядеть так грозно! Давайте перейдём к следующему вопросу, волнующему публику, раз вы всё подтвердили. Осознаёте ли вы, что многие герои долго не живут? Эта профессия очень рискованная, что бы вы почувствовали, если бы однажды со своей миссии не вернулся Данамайт?
— Что я умер вместе с ним.
Кацуки вздрогнул.
Дом перестал быть таковым, как только Бакуго осознал, что его больше нет. Больше нет в целом мире места, которое он смог бы так назвать, потому что его дом там, где Изуку. Но его больше нет! Его нет! Мёртв. Раздавлен завалами. А его последние слова перед уходом это «я люблю тебя» после того, как на него накричали.
Нужно было не отпускать его никуда. Запереть дома, укутать в плед, сделать чая и обнимать. Обнимать, ласково гладить и шептать. Шептать о том, какой он сильный и милый, о своей неизмеримой любви, из-за которой сейчас кажется, что сердце выдернули и растоптали, о том, что он слишком неаккуратный и забывчивый. Пожаловаться ему на него же, мол, лезешь своим холодным носом под подбородок и спать мешаешь, но ты всё равно так делай, потому что это позволяет понять, что я могу сделать для тебя даже что-то такое незначительное, как согреть.
Как же хотелось сейчас под пальцами почувствовать его вечные мурашки, притянуть поближе к себе, зарыться лицом в макушку, чтобы потом отплёвываться от этих извечно лезущих куда попало волос. Погладить по щеке, чувствуя каждый крошечный шрамик от практик, которые можно рассмотреть, только если старательно присмотреться. Заглянуть в его глаза и увидеть всю смесь его эмоций, рассмотреть, как тёмная каёмка радужки плавно растягивается в ярко-зелёный цвет. Провести носом от скулы за ухо, пощекотав чувствительное место там. Поцеловать в лоб, уложить к себе на колени, поглаживая плечи. Окутать своим теплом.
Он просто…так соскучился.
Чертовски сильно.
И очень больно.
Телефон тоже оказался забыт, покоясь на кровати и оповещая своим жужжанием, что кому-то что-то от него надо. Но ему сейчас нет никакого дела. Зачем вообще что-то делать? Думать? Если можно лежать и не обращать внимания на что-либо.
Он уснул, обнимая чужую подушку.
***
— Эй, друг, проснись, — протянул кто-то над ухом. Бакуго недовольно разлепил глаза, глядя на друга. Как он зашёл? Впрочем, насрать. – Это его? – голос показался печальным, когда парень рассмотрел что-то в чужих руках.
Кацуки приподнял вещь на уровень глаз, с удивлением узнавая самую любимую толстовку своего парня, с которой тот сдувал пылинки после каждой прогулки, но, тем не менее, таскал с завидной регулярностью. Самое простое серое худи, казалось бы. Не будь на ней коллекционной бирки и эксклюзивного рисунка с автографом Всемогущего. Изуку всегда уважал и любил своего учителя, а после его смерти возвышал его чуть ли не в Боги, потому эта толстовка стала ещё ценней.
Только откуда она взялась? Он точно помнил, что засыпал с подушкой. Этот факт так его поразил, что на секунду ему показалось, что всё хорошо, а новости несколько дней назад не было. Но он быстро понял, что ошибается.
Наверное, все его мыслительные процессы отобразились на лице, потому что Киришима что-то хмыкнул и задумчиво изрёк:
— Видать, во сне теперь ходишь, - тон был нарочно весел, парень надеялся, что так он развеет чужую скорбь. Жаль, что он плохо читал такие ситуации.
— Тебе весело?! – казалось, что Кацуки вот-вот сможет убивать взглядом, настолько он был холодным и пронизывающим насквозь, - он, - запнулся, - он умер, а тебе смешно…Это же так забавно! Раздавило какими-то обвалами! Ха-ха! Я сейчас умру от смеха! – от собственных слов хотелось захлебнуться, удавиться, настолько противно высмеивание этого даже сарказмом.
Эйджиро с жалостью смотрел на друга, понимая, насколько тому плохо. Ему и самому нелегко, они с Мидорией были друзьями, достаточно близкими, чтобы делиться всем. Их взаимоотношения лавировали на грани лучших друзей. И узнать о его смерти было больно, в момент, когда он увидел репортаж по новостям, он ощутил, как что-то холодное и тягучее упало в желудок. Что творилось с Бакуго, он не представлял. До того момента как пришёл и увидел погром в некогда уютной квартире.
— Мне тоже больно, — выдохнул Киришима, сжимая друга в объятиях, - я понимаю. Знаю, что это ничем не поможет, но понимаю. Это оглушительно. Я не говорю о том, что нужно забыть или перестать думать об этом. Но придётся смириться, конечно, сейчас ты этого не сделаешь. Сейчас тебе, наверное, не до чего нет дела. Давай просто напьёмся, ладно? – Эйджиро отстранился, стирая рукавом покатившиеся слёзы и замечая их на чужих щеках. Губы Кацуки изломились в кривую, задрожав от переизбытка чувств. Он кивнул, чувствуя внутри себя пустоту.
***
Они сидели за столом, Бакуго бережно оглаживал фотоальбом, который друзья просматривали. Наверное, он мазохист. Больно же, невыносимо больно видеть любимую улыбку, запечатлённую на фото, и понимать, что больше никогда не увидишь её вживую, никогда не услышишь приятный звонкий смех.
Под глазами пролегли мешки от недосыпа, а сам парень побледнел. Волосы были всклочены, а зубы он не чистил уже третий день. Третий день они с Киришимой пили, не отвечая на звонки, впрочем, они отослали агентству сообщения о том, что берут отпуска. Их поняли, так как все знали про близкие связи этих четверых. На второй день пришёл Тодороки, который пытался узнать, так же ли плохо его друзьям, как и ему. Так же. И даже хуже. Эйджиро с Шото оказались утянуты в бездну отчаяния Бакуго, которая совместно с их настроем, расширилась до невозможных границ.
На пятый Кацуки остался один, ощущая себя всё ещё опустошённым.
И мёртвым.
Кто-то настойчиво ломился ему в дверь, но вставать с кровати не было никакого желания. Постепенно он понимал, что такими темпами делает только хуже. Когда в последний раз он вообще ел? Наверное, Мидория не хотел бы, чтобы его уход имел такие последствия. Наверное, если он сейчас следит за ним в форме бесплотного ангела, то чувствует горечь. Наверное, сейчас он бы накричал на него, что делал настолько редко, что можно сосчитать на пальцах.
Наверное…Чёртов стук!
Бакуго поднялся, беспомощно шаркая по полу. Он открыл, собираясь вылить на стучавшего поток непристойных слов.
— Отстойно выглядишь, - больная улыбка, - наверное, как и я.
Кацуки беспомощно открывал и закрывал рот, чувствуя себя тупой рыбиной. Но ничего не мог поделать. Наверное, он спился. Да, точно. Спился, получив галлюцинации.
— Ты ж мой хороший, тебе было плохо? – грустный взгляд, полный невыносимой больной нежности. – Прости, я не хотел, чтобы так получилось.
— Изуку! – парень сорвался, порывисто обнимая своего возлюбленного. Даже если он сошёл с ума, пусть так, но он может чувствовать чужое тепло, его запах, от которого не так много осталось.
Бакуго мягко расцеловывал его лицо, щёки, скулы, нос, глаза, ощущая солёность чужих слёз, не замечая собственных. Его парень что-то шипел, когда он руками задевал больные участки, но всё равно тянулся к нему. Кацуки зарылся дрожащими пальцами в зелёные волосы, даря свой самый эмоциональный в жизни поцелуй со вкусом соли.
Каждый чувствовал, что ему не хватает своего возлюбленного. Больше контакта, больше ласки. Бакуго утянул парня за руку в спальню, валя того на кровать. Но он лишь обнял его, зарываясь носом в чужие волосы, чувствуя, что слёзы всё не заканчиваются. Кацуки лихорадочно гладил спину любимого, тот в ответ мягко поглаживал его бок, понимая, что не зря боролся за право на жизнь.
Не зря стёр руки в кровь, пытаясь выбраться из завалов, которые спасатели почему-то обошли стороной, не зря полз еле живой, ища выход, но не находя. Боже, какое было счастье, когда какой-то собачник, случайно забредший в лес, оказался рядом из-за пса, который от него убежал. Как хорошо, что тот оказался настолько сердобольным, что вызвал скорую, сообщая о том, что нашёл полуживого человека, всего в крови, но у которого ещё был пульс. Как хорошо, что ему зашили все опасные раны, вылечили, насколько смогли. Отпустили, когда он понял, что из-за шока не может вспомнить ни одного номера, не знает, где его телефон, но невероятно сильно боится за любимого, который может совершить кучу глупостей, находясь в неадекватном состоянии.
— Я люблю тебя, слышишь, люблю…С этого дня я буду твоим напарником в любом деле и никогда, никогда не отпущу, ни за что не позволю умереть! Я так боялся, это было слишком… — Бакуго покрепче сжал в руках своего парня, в перерывах между предложениями целуя любимые губы.
— Качччан, — Мидория уткнулся холодным носом под подбородок, а Кацуки забыл, как дышать. Он так соскучился по этому! – Я тебя так люблю, — послышался всхлип, предвещающий целую ночь, полную слёз и успокаивающих объятий.