возлагающие надежды.

Питер Ратри берёт Эмму за руку и смотрит в её зелёные, честные глаза широко раскрытыми своими. Он отрывает взгляд от девочки и обводит им остальных стоящих вокруг детей — нет, взрослых. Он не видит в них напуганных младенцев, жалких детёнышей, что не заслуживают жить.Затем Привратник вновь возвращается к той, чью руку сжимает крепко, до боли в пальцах, — и, должно быть, ей тоже больно, но рыжеволосая этого не показывает. Он видит её как-то по-новому. Видит заслуживающую счастья.

— Я хочу жить свободно. Я хочу быть человеком, а не тем, кто скармливает своих сородичей, — шепчет Питер, и на глазах выступают слёзы. На его глазах и на глазах девушки перед ним. Он не знает её имени. Ему почти стыдно за это. — Но я не заслуживаю права жить. Не после того, что сделал…

— Нет! Ты заслуживаешь его. Ты ещё можешь измениться, — перебивает, почти кричит Эмма. — Ты, Питер Ратри, заслужил жить после всего, через что прошёл.

Эмма тянет его за руку, делает шаг назад, ещё один. Мужчина встаёт с колена, с другого и медленно выпрямляется. Он видит лица детей вокруг, женщин — сверху. Он готов к переменам. Он непременно искупит свою вину: вину перед человечеством, вину перед братом.

Эмма ярко улыбается почти незнакомому мужчине. Он похож на ребёнка, на того, кого совсем недавно она видела в Нормане: напуганный, истощённый, сломленный, жалеющий обо всём, что сделал и собирался сделать.

Питер немного запрокидывает голову, чтобы посмотреть на всех тех женщин, которых ещё несколько минут назад считал предательницами, — до того, как он понял, где его истинное место. И внезапно он видит её.

Одна из сестёр смотрит на бывшего босса с отвращением и презрением. Автомат в её руках дрожит, губы безмолвно шевелятся. Она не хотела предавать режим. Она не хотела помогать Изабелле. Она была уверена, что он, Питер Ратри, Привратник и умнейший из знакомых ей людей что-нибудь придумает. Она испугалась, она не смогла воспротивиться Бабушке и пошла у всех на поводу, но она была готова вернуться на сторону человека, которого уважала и которого, как она была уверена до недавних пор, она собиралась уважать до конца своих дней. Она готова исправить ошибку теперь, когда он разочаровал её так же, как Изабелла.

Она верила в режим, верила в договор. Она считала и, что бы с ней ни случилось, будет считать, что Джулиус Ратри был прав. Плевать, что ей самой пришлось нелегко. Джулиус Ратри — вот, кто вёл себя достойно. Она стала сильнее благодаря ему.

Женщина злится, однако злится она вовсе не на Питера Ратри. Она испытывает сие губительное чувство по отношению к ней, к Бабушке Изабелле. Женщина поднимает оружие и направляет его на единственную предательницу здесь, мрачно усмехается. Она уверена, что знает, как поступит Бабушка, как поступит Питер Ратри. Она готова к исходу.

Сестра нажимает на курок. Раздаётся вскрик какого-то ребёнка — отброса общества, который не имеет права существовать. Однако своё отвращение к этим выродкам она выразит позже. Сейчас голову необходимо сохранять холодной.

Эмма не понимает, как это происходит. Просто в какой-то момент холодная рука Питера Ратри вырывается из её хватки, а через мгновение его тело падает на колени перед Изабеллой. Бабушка смотрит на мужчину, её руки дрожат. Подстреленный в последний раз смотрит ей в глаза. Раньше там были лишь холод и надменность, теперь — сожаление и немое пожелание. Он желает ей удачи. Он хочет, чтобы она спасла детей. И после этого его глаза закрываются.

— Что же это… — бормочет Изабелла. Ей не привыкать к смертям, не привыкать к трупам, но именно этот взгляд, именно эта жертва — то, к чему она не была готова.

Изабелла поднимает глаза на убийцу, что стоит с самым бесстрастным выражением лица. Сестра, чьё имя Бабушка даже, наверное, не помнит, качает головой в знак несогласия. Она хочет, чтобы перед своей смертью та, кто разрушила её мир, поняла: нет, ей не удалось переубедить всех. Нет, не всем дороги жизни их собственных и одновременно совершенно чужих детей. Нет, не все люди ненавидят рушащуюся систему.

Так, пока Изабелла читает это, будто бегущую строку в холодных глазах безжалостной женщины, последняя нажимает на курок во второй раз.