Примечания автора: «Этот фик был написан на день рождения Кагуры. Я опаздываю, но лучше поздно, чем никогда. Возможно, на этот раз я превзошел себя, так что надеюсь, вам понравится.

Пожалуйста, обратите внимание на предупреждение. Откровенное сексуальное содержание. Не говорите, что я вас не предупреждал.

Я также взял на себя смелость описать, как Ято празднуют дни рождения. Надеюсь, это выглядит достаточно правдоподобно.

Наконец, запрос на этот фик я получил от друга.

Подсказка звучит так: «Развяжи меня.»

Конец примечания.

      День рождения девушки с кровью Ято всегда отмечался с невиданной помпезностью, но самым главным праздником было двадцатилетие, не побоюсь сказать, что жизнь после него можно разделить на «до» и «после».

В этом прекрасном возрасте, девушка должна была присоединиться к бою вместе с мужчинами, чтобы утолить свою жажду крови, то есть совершить свое первое убийство, уже как женщина. С этого момента она больше не считается ребенком, а потому подле неё должен быть такой же силы или более могущественный партнер, чтобы они могли образовать пару и родить сильных детей.

В случае Кагуры, хоть она и достигла двадцатилетия, но исполнить хоть что-то из вышеперечисленного ей не удалось.

Прежде всего, она преднамеренно избежала боя.

Во-вторых, она никогда не сможет никого убить, будь то Аманто или человека.

Последний… пункт… ну…

Она предпочла бы не комментировать это вообще.

Накануне своего дня рождения, второго ноября, Кагура была на пути на курорт онсэн [1](название горячих источников в Японии, а также, зачастую, и название сопутствующей им инфраструктуры туризма — отелей, постоялых домов, ресторанов, расположенных вблизи источника) в провинции Идзу. По всей видимости, её семья Ёрозуя, закусочная Отосе и Шинсенгуми скинулись, чтобы подарить, по словам Гин-чана, «подарок, который она никогда не забудет».

      Именинница не хотела быть грубой со своим отцом и каверзно выражаться о деньрожденьческом фуфле, который он ей втюхал. Единственное, что оставалось делать, — это смириться и получать удовольствие, так что виновница торжества поблагодарила его с поддельным энтузиазмом, конечно, никого это не обмануло, но никто не препятствовал ей во время сбора монаток для двухдневного размещения в одном из лучших рёкан [2](гостиница в традиционном японском стиле) на онсэне в районе Тагата. На самом деле Кагура бы плевала на эту поездку с самой высокой колокольни, но все участвовали и вложили деньги, чтобы она поехала. С другой стороны, хорошей новостью в этом «праздничном» путешествии было то, что она будет предоставлена сама себе, полная свобода действий, хотя, если быть честным, все, что хотелось ей в этот момент, — это просто лежать, размышлять время от времени, есть, делать умные выводы и, конечно же, спать. Вот такой вот скромненький план на «торжественное» празднование. Конечно, в онсэне весело, но что-то как-то настроеньице было не то.

Но опять же, в последнее время, она вообще всегда была не в настроении что-либо делать.

Тридцатиминутная поездка из Кабуки-чо в Идзу прошла на удивление гладко. Как настоящий турист, закинув рюкзак на плечи, девушка сошла на станции Атами. Где-то в шесть вечера, Кагура зарегистрировалась в рёкане, её чинно и благородно отвели в свою комнату. Тихо заскользили фусума [3] (скользящая дверь в виде обклеенной с двух сторон бумагой деревянной рамы; используется для деления большой васицу — японской комнаты, на отделы.), женский персонал любезно показал удобства номера, а при входе была специальная японская комната, где женщина сказала, что девушке подадут трапезу — завтрак и ужин. Справа от японской комнаты располагались туалет и ванна, а через вход была гостиная. Рядом с гостиной была спальня и шкаф для хранения вещей.

Больше всего удивляло то, что к комнате прилегала личная купальня на открытом воздухе, в полном её распоряжении. И знаете, она правда была счастлива, что обещание Гин-чана о незабываемом подарке было не брошенными на ветер словами. Однако, несмотря на всю эту благодать, к сожалению, этого было недостаточно, чтобы на самом деле поднять ей настроение. Город Атами как будто специально сыпал соль на раны, ведь это место известно тем, что просто кишит влюбленными.

Ну а у неё, по правде говоря, не было возлюбленного, но…

— Кагура-сама?

Голос сотрудницы вернул именинницу в реальность.

— Хмм?

— Кондо-сама просил передать вам письмо после осмотра удобств комнаты, — девушка грациозно вытащила послание из рукава своего кимоно. — Ваш ужин будет скоро подан, ожидайте, пожалуйста.

— Хорошо.

***

Ужин был подан, как и обещано. Кагура набилась под завязку, но меланхолия все ещё накатывала на неё огромными лавинами.

Это звучит чертовски по-цундеровски, но это не так, она вовсе не страдает по этому поводу. Ну, может, совсем капельку.

…Или, может быть, намного сильнее, чем она хотела признать.

В любом случае, надо отвлечься.

Тотчас же схватив письмо со стола, девушка раскрыла конверт и начала читать его:

«Чайна-сан,

Надеюсь, тебе понравится подарок, который мы с Шинсэнгуми дарим тебе. Мы надеемся, что ты будешь беречь его.

Ты найдешь подарок в шкафу в спальне. Будь осторожна, открывая шкаф, он хрупкий.

Еще раз, пожалуйста, постарайся насладиться по полной программе этим вечером.

С Днем Рождения!

От Шинсэнгуми.»

Довериться Горилле — сомнительная затея, но он хочет, чтобы она почувствовала себя немного лучше. За все эти годы он в действительности вообще не изменился, за исключением того факта, что сталкерить за анего ему уже не надо, она, к всеобщей радости и успокоению, приняла ухаживания Гориллы, и теперь, хвала небесам, они встречаются. Правда, Шимпачи ещё в астрале, он пока не может принять внезапное изменение в сердце его любимой сестрички, хотя, день за днем, Подставка под очки упорно старался быть разумным и не грубить внаглую начальнику Шинсэнгуми.

Ну, давай посмотрим, что ты мне припрятал.

Девушка грациозно подплыла к шкафу, и всё это время в голове маячила мысль, что стоит осторожно открыть дверь шкафа. Как только она с силой распахнула раздвижные дверцы, на пол что-то выпало.

Это… самый странный, мягко сказать, и уникальный подарок на день рождения, который она когда-либо получала за всю свою жизнь.

Когда она следовала инструкциям Гориллы, Кагура ожидала найти в шкафу дорогое фурисодэ[4](традиционный японский наряд девушек достигших 20, возраст совершеннолетия в Японии, также незамужних девушек и невест, это очень дорогое кимоно с длинными рукавами.), в конце концов она как раз подходила под практически все «критерии»: одинокая совершеннолетняя девушка. Или хотя бы годовой запас суконбу спрятали, ну или на худой конец какую-нибудь кокетливую побрякушку в честь важнейшего события в жизни девушки Ято.

И вместо этого они, можно сказать, втюхали ей ненужный и бесполезный хлам.

«Хлам», лежащий у её ног, был человеческой фигурой, и это заставило девушку из Ёродзуи поднять скептически бровь. Осторожно, как только это возможно, Кагура начала поиски пульса на шее человека.

Пульс — есть. Девушка ощутимо расслабилась. Именинница нежно перевернула человека и чуть не закричала, когда поняла, что он предстал перед ней в чем мать родила, и стоит отметить, что анатомически человек был на все двести процентов мужчина.

Любопытно, что его запястья и лодыжки были связаны веревкой на несколько узлов.

Голый, без сознания, потный и весь связанный.

Замечательно. Просто… офигительно-прекрасно.

Она убрала челку с лица «подарка», и тайна личности раскрылась.

О нет…

Ох, черт возьми.!

О, черт возьми, только не это!

Япона ж мать…

Да что ж за ад вездесущий…

— Садист?! — с ужасом ахнула девушка.

А он изменился… Из подростка-капитана первого дивизиона Шинсэнгуми, он превратился в молодого мужчину с мускулистым подтянутым телом. Двадцать четыре года — и все такой же верный капитан полиции. Его прическа ничуть не изменилась: фирменные короткие волосы карамельного русого цвета. Под веками были спрятаны кроваво-красные ирисы, которые показывали либо безразличие, либо издевательство, в зависимости от того, с кем он разговаривал. В её случае, она удостаивалась издевательским холодом безразличия, чувствуя вкус и того, и другого, а иногда…

Низкий стон раскатом наполнил всю комнату, и это было первым сигналом к тому, что он начинает приходить в себя.