Кровь и георгины

Она помнит ту весну, будто волшебный сон. Яблони вздымались до небес и роняли белые хлопья лепестков, кружившихся в причудливом танце. Такие же белые и легкие, как их с сестрой платья. Безаботный смех разносился по саду и замирал под ясным небом. Это был их мир, и безмятежность царила в нем, пока они были друг у друга. Юность расцветала, подобно лету. Узор теней листвы, млеющей в закатном солнце, причудливо ложился на лицо сестры, такое молодое и прекрасное. Венди помнит алые георгины, что вплетала ей в волосы, ее дыхание на своей коже и легкий поцелуй в висок. Переплетенные пальцы и разговоры обо всем на свете… Буйная зелень сада хранила все их тайны. Промозглая осень превращала в прах золото деревьев. Головки гордых георгин, столь любимых сестрой, безжизненно поникли. Роса слезами осыпала тонкие космеи; кого оплакивали цветы? Цепенеющая природа не давала ответа. Чувство тревоги медленно заполоняло все существо и вырывалось наружу с неровным дыханием, тающим в воздухе белыми облачками пара. Яблоки опадали на землю с глухим стуком; Венди помнит их сладковатый, удушающий запах. Таким же был и запах смерти, поселившийся в доме. Лучи осеннего солнца пробиваются в высокие окна особняка. Сквозняк едва шевелит тонкую занавеску, как бы приглашая подойти и взглянуть на продолговатый ящик, стоящий на столе неподалеку, опустить воспаленные глаза и увидеть в нем себя. Венди чувствует, что вместе с усопшей в землю зароют и часть ее самой. Так и есть – близнецы всегда должны быть вместе. Руки дрожат и холодеют. Легкие мучительно сдавливает, кашель вырывается из мучимого спазмом горла. Пара осклизлых лепестков падает в подставленную ладонь. И Венди смеется до боли, до хрипа. Все закончится, не успев начаться. Сад снова цветет пышным цветом в преддверии ноября. Цветник из благородных георгин внутри хрупкого организма. Скоро цепкие корни начнут крошить ребра, зеленые стебли оплетут грудную клетку, алые цветы распустятся у сердца. Те же цветы, что красовались в волосах любимой; насмешливый символ жизни, унесенной ледяным порывом ветра. Но Венди не страшно – что смерть перед жизнью с ее горькой иронией, ранящей больнее цветов, разрушающих внутренности. - Абигейл, я скоро буду с тобой. Алые пятна крови и лепестков на ослепительном саване первого снега. Такого же белого, как яблонев цвет, кружившийся в звенящем весеннем воздухе; такого же легкого, как их с сестрой платья в том волшебном сне.