шестьсот токенов

От стен плохо освещаемой комнаты четко отражается несдержанное хныканье Чуи. Накахара подается бедрами назад, в попытках насадиться на длинные пальцы Дазая рваными движениями. Но этого недостаточно — ему хочется глубже, больше, сильнее.

— Чу-уя, детка, ты хочешь глубже? — тянет Осаму охрипшим от возбуждения голосом. Чуя, ослабший и держащийся из последних сил, уткнувшись лицом в худое плечо, мыкает, издавая утвердительный звук, который тут же перетекает в стон. Накахара чувствует, как в нем сгибаются аккуратные пальцы Дазая. Осаму же поправляет прицепленный для удобства микрофон и продолжает говорить:

— Я могу растягивать твою дырочку до тех пор, пока все пальцы не поместятся там, — Осаму говорит тихо, но аккурат в микрофон, чтобы их слышали наверняка. — Тебе же это нравится? Нравится, что сотни людей смотрят на твою растраханную моими пальцами задницу? — Накахара о чем-то невнятно бурчит и стонет — на что-то большее просто нет сил. Он совершенно голый на коленях полностью одетого Дазая, повернувшись к камере задницей. На компьютерном мониторе, который стоит на невысоком столе напротив кресла — на нем двое расположились —, передается трансляция. Крупным планом изображается задница, подрагивающие бедра, покачивающийся между ними член, и самое главное — пальцы Дазая, то проникающие внутрь, то дразняще пощипывающие бархатную кожу бедер Чуи. Рядом с трансляцией нескончаемый поток сообщений, за которыми Дазай не успевает следить.

— Я бы растягивал тебя до тех пор, пока бы весь мой кулак не поместился в твоей нежной попке.

Дазай с упоением наблюдает за тем, как при упоминании фистинга полетело множество донатов. Чуя в непонятках слабо хмурится и вздрагивает, потому что он никогда подобное не пробовал. Но мысль о том, что его смогут настолько сильно растянуть, еще и на всеобщее обозрение, заставляет его звонко застонать и с силой поджать пальцы на миниатюрных ногах.

Свободной рукой Осаму подливает смазку в ложбинку меж ягодиц, а затем вставляет четвертый палец. Это почти вся ладонь. Накахара снова хнычет. Его руки дергаются — они связаны веревкой достаточно прочно ради того, чтобы он не притронулся к члену. Дазай запретил трогать себя, но Чуя не злится — он знает, что если оттягивать, то оргазм будет в разы ярче. Но желание настолько сильное, что Накахара еле сдерживает свой порыв потереться о грубую ткань одежды Дазая.

— Когда в тебе будет вся ладонь, — тянет Дазай, проводя носом по загривку Чуи. — я разверну тебя лицом к камере: ты сможешь увидеть мои пальцы прямо через свой живот.

Накахара отрывается от плеча Дазая и поднимает тяжелый, полный возбуждения и смущения взгляд. Щеки его красные и в его же слюне — восхитительное зрелище. Дазай разводит пальцы внутри в угоду зрителям, Чую же он готовит к последнему, большому пальцу.

Чуя хочет в истерике биться, но знает, что если дернется — сделает хуже, поэтому цепляется за футболку Дазая и мнет ее пальцами, жмурит глаза, прогоняя скопившуюся влагу в уголках глаз, и склоняет голову к плечу, чтобы влажные губы Осаму прошлись по его тонкой шейке.

— Давай же, — дрожащим голосом говорит Чуя и чувствует, как пальцы Дазая заполняют его внутри все сильнее, давя на стенки и растягивая их еще больше. Накахаре не больно — стало неприятно, когда в него вошла широкая часть ладони. За бок Дазай подтягивает сползающего Накахару выше, и Чуя, не в силах держать голову, кладет ее обратно на дазаевское плечо. Из-за небольшой смены положения рука входит все глубже, и там все ощущается настолько жарким, что Дазаю кажется, будто он побывал на горячих источниках.

— Как же горячо, Чуя, детка, — хрипит Дазай, перед этим окинув Чую взглядом: что внешне, что внутренне горяч. Осаму пытается повернуть руку так, чтобы костяшкой большого пальца надавить на простату, и когда у Дазая получается это сделать, Чуя вздрагивает всем телом, а из уст вырывается что-то нечленораздельно. Чуя чувствует на своей пояснице ладонь, что твердо удерживает его на одном месте — Дазай следит за тем, чтобы Чуя не выбился из кадра, отчего Накахаре становится тяжелее дышать. Как сквозь толщу воды Чуя слышит писк: льются оповещения от бесконечных донатов.

— Поверни голову, детка, — шепчет Дазай, опаляя не менее горячим дыханием ухо Чуи, наблюдая за тем, как Накахара, дрожа, чуть поворачивается так, чтобы видеть монитор. И он смотрит, смотрит и не может оторвать взгляд — это кажется нереальным. Чуя завороженно ведет бедрами и наблюдает за тем, как поспевает за ним картинка на экране. Дазай медленно ведет рукой назад, показывая основание своей ладони, растягивающее его так сильно.

— Дазай, — хнычет Чуя. — Дазай…

— Я понимаю, детка, — каждое слово сопровождает мягким поцелуем в скулу. — Что насчет желаний зрителей?

Чуя молится на то, чтобы те дали право развязать его руки и позволили притронуться к своему ноющему члену. Дазай вновь поправляет свой микрофон и, прочищая горло, энергично говорит:

— Следующие действия зависят от ваших хотелок. За самый большой донат Чуя сделает все, что пожелаете. Начальная ставка — двести токенов! Вам лучше поторопиться — скоро он может кончить.

Чуя дрожит и глубоко дышит, все еще хватаясь за чужую белую футболку. Дазай невесомо проводит пальцами по позвонку Накахары, выводя круги на пояснице; за пальцами тянутся мурашки, вызывая более сильные подрагивания.

Дазай следит за донатами, но они все мелкие, по двадцать, тридцать монет. И вот, наконец, на экране сообщение с числом двести пятьдесят наверху. Дазай довольно скалится и начинает читать вслух:

— «Хотим увидеть его член. Пусть развернется…». Так, детка, ты слышал, что от тебя хотят.

Чуя выпрямляет спину с коротким кивком и выпрямляется, отрываясь от Дазая. Осаму тянет за веревку, связывающую нежные запястья Чуи, и спустя несколько жалких секунд та спадает. Опираясь на грудь Дазая, Чуя приподнимается, стараясь не скулить от того, как глубоко ощущается чужая рука внутри, поворачивается, сгибая ноги в коленях. Накахара устраивается на груди Осаму и откидывает голову тому на плечо, пятками врезаясь в мягкую обивку кресла.

Картинка меняется вместе с положением Чуи — теперь на мониторе видна часть вздымающейся груди Накахары. Его твердый член, грязно измазанный в собственной смазке, плотно прижимается к животу, блестит и манит прикоснуться. Чуя смотрит на монитор с едва открытыми глазами, и все ему до сих пор кажется нереальным — чтобы он, вот так…

— Ого! — неподдельно радостно восклицает Дазай. — Шестьсот токенов! Благодарствую, nicedickawesomeballs. — Дазай щурится, пытаясь разглядеть сообщение. — «Парень, ты говорил что-то про то, что твою руку будет видно через живот. Предложение, надеюсь, в силе? Сделайте это.» — Дазай делает паузу, протяжно промычав. — Так, нам придется постараться…

Чуя дергается и стонет, когда рука Дазая внутри него начинает двигаться. Осаму поворачивает локоть так, чтобы ладонь была развернута в сторону камеры, и рваными движениями просовывает ее еще глубже. Чуя горбится и наклоняет голову, чтобы увидеть хоть что-то вживую, не через экран. Но сил мало, поэтому он снова укладывается на груди Дазая и внимательно смотрит на экран монитора, перед этим моргнув пару раз для фокусировки взгляда, а затем чувствует неслабое давление где-то в районе чуть ниже пупка. На одно мгновение все кажется таким нереальным и перевернутым с ног на голову, что в глазах на пару секунд темнеет, и его мозг никак не может осознать тот факт, что он действительно видит пару бугорков, выпирающих на поверхности его живота.

— Черт, Чуя, ты тоже это видишь? — шепчет Дазай в самое ухо, а затем напирает рукой еще сильнее, из-за чего очертание выпирающих бугорков приобретает более узнаваемый вид. Чуя готов выть волком от возбуждения и осознания, от жара, что разливается по всему телу аж до самых пят, от горячего дыхания Дазая на бархатной коже Чуи; чертов стрим, чертов экран, на котором Накахара видит пальцы Дазая через свой живот. Чертово все-все стоящее в этой плохо освещенной комнате…

— Даза-ай, — хнычет Чуя, и по его щекам начинают катиться слезы. — Дазай, пожалуйста…

— Что, детка? Чего ты хочешь? — Дазай целует Чую в висок, в скулу и в чувствительный загривок.

— Дазай, можно я себя потрогаю? — Руки Чуи двигаются сами, в попытках притронуться к ноющему члену. Накахаре кажется, что ему хватит одного касания для того, чтобы кончить: настолько он возбужден — вот-вот и оно начнет выплескиваться. Осаму перехватывает ослабевшие руки Чуи и прижимает их обратно к голой груди. Чуя хнычет, не в силах сказать и слова.

— Вы все слышали, он хочет кончить, — говорит в микрофон Дазай. — всего сто монет, и мы устроим это так, как вы хотите.

К счастью обоих, донат с нужным количеством монет прилетает спустя пару жалких секунд. В сообщении написано пару слов, и Дазай довольно улыбается.

«Потрогай его».

Осаму опускает руки Чуи и тянется к его члену. Накахара отлипает от груди и всем телом тянется к пальцам Дазая, которые мягко обхватывают горячую плоть, лаская ее, проводя сверху вниз и обратно, большим пальцем надавливая на головку.

— Детка, ты такой мокрый, — бормочет Дазай, и Чуя, судорожно хватая воздух ртом, кончает. Накахара сжимается, не ощущая реальность и вообще ничего, кроме приятно тянущего чувства в бедрах после оргазма, сжимая и разжимая пальцы на ногах. Дазай медленно вытаскивает из Чуи руку, возвращая его в реальность. Накахара ойкает от дискомфорта.

— Пора заканчивать эфир, спасибо, что были с нами и донатили, — Дазай широко улыбается и той самой рукой, которая совсем недавно была в Чуе, тянется к мышке, чтобы выключить стрим. Чуя с трудом смотрит на это безобразие, думая о том, под каким предлогом можно будет выкинуть испорченную мышку.

Окошко стрима закрывается и монитор компьютера гаснет, а после компьютер перестает гудеть, выключаясь.

Чуя что-то невнятно бурчит, с трудом поднимается с колен Дазая и, скривившись, направляется в сторону ванной.

— А как же я, луч света мой? — драматично тянет Дазай, прижимая руку к сердцу. Чуя останавливается в дверях и смотрит на то, как Дазай с велеречивым жестом указывает на свою выпирающую ширинку.

— Уговорил. Тебе тридцать секунд на раздеться, — улыбается Чуя, и Дазай весело вскакивает, как верная собака, повиливая хвостом.

Чуя закатывает глаза и, похрамывая и ойкая, закрывает дверь ванной на щеколду прямо перед носом примчавшегося Осаму, который тут же залился воплями.