Наверное проще облачиться в «сицилийский галстук» поверх шёлковых тканей, причудливо вышитых серебряными нитями, чем падать ниц, в кровь истёртыми коленями вымаливая прощение. С другими не церемонятся — молча отправляют на суд божий, проварив в котле ада на земле. Других уничтожают без остатка, но прерогатива ближнего тянет ко дну вечности.
Пробуждение в холодном поту — ночь для одного коротка. Хозяин жаждет компании верного пса, не смеющего укусить тонкую руку. В отражении разбитого стекла Джонни складывает свой витраж ночных кошмаров.
У Тэна взгляд волка. Сверкающие луны в чёрных зрачках — первое, что видит Джонни, осмелившись ступить за порог хозяйского кабинета. Большие часы у двери глухо отбили звон два раза.
— Хорошо спалось? — Тэн улыбается в полумраке, хрустя тонкими пальцами.
— Да, господин.
Джонни склоняет голову в привычном жесте, всем нутром чувствуя нарастающие искры гнева хозяина.
— Не расслышал, Джонни. Как следует мне отвечать?
Издевается, скрывая недовольство приторно-сладким голосом.
— …Д-да… пап… папочка…
Очередной кошмар оживает, впиваясь осколком под кожу. Джонни медленно сползает вниз, царапая тонкую ткань брюк опилками на пороге. Вместо религиозного ковра — потопчись и получи прощение. Но грехам Джонни предела нет.
— Хороший мальчик. — Усмехается Тэн. — Как видишь, я ещё не отдыхал. Не желаешь ли помочь?
— С удовольствием, госп… папочка.
Каблуки лакированных ботинков призывно стучат по столу. Сигнал подан. Хозяин вальяжно расслаблен, предвкушая длинную ночь на двоих. Его верный слуга ползёт на коленях, не сгибая спины. Взгляд ловить не решается — молниями обожжёшься дотла. Тэн следит за нарочито медленными движениями Джонни и ему не терпится как следует выпороть нерадивого бунтаря, запертого в серебряной клетке. А после — испить чужую горечь алмазных слёз.
— Пошевеливайся, Джонни.
По облачённым в чёрную кожу ногам Тэна мягкими переливами движется лунный свет. Джонни послушно сел у края стола, ожидая команды. Обычно хозяин раскуривает дорогую сигару — ритуал перед крепким сном.
— Спину ровнее, — бросает Тэн и Джонни, захмелевший от ароматного дыма, растерянно ведёт плечами вверх.
Под взмокшей тканью на лопатках фантомно ноют старые раны. Как предчувствие — будет ещё глубже. Большие часы отбили четверть вечности. Недокуренный яд остаётся тлеть на столе, у позолоченной рамы с семейным фото. Тэн опускает ноги на пол, звеня пряжками на ботинках. Ладони Джонни нащупывают остатки засохшей крови на старом паркете. Он сгибается пополам, подставляя широкую спину. Без короны тяжесть не та, но за плечами Тэна — сотни грехов. И Джонни принимает их на себя.
***
— Я не отпускал тебя.
Джонни оборачивается у выхода хозяйской спальни и сглатывает нервный ком. Тень его господина равномерно заполняет стены. Он возвышается, насмехаясь. Джонни понимает, что эта ночь пройдёт без сна.
Тэн подзывает к себе одним лишь движением указательного пальца. Вот так он лишает жизни простых смертных, нажимая на курок. Вот так ковыряет глубокие раны, улыбаясь чужой боли. Перст судьбы, не иначе. Как по накатанной — Джонни вновь преклоняется, ожидая дальнейших указаний.
— Ближе.
И Джонни ползёт, вслепую ориентируясь в спальне господина. Здесь все знакомые углы — сколько раз он выстаивал свои огрехи в каждом из них, как молчаливый созидатель наблюдал и слушал тонкости хозяйского отдыха. И, заслужив верностью, позже вытеснил лишних, закрывая за собой дверь без оглядки. Тэну он пришёлся по душе, открывшись настолько глубоко, что даже самый изощрённый способ мафиозной расправы не убьёт сильнее предательства доверия. Джонни утыкается носом в обувь, пахнущую кровью и костром.
— Сними.
Тэн легонько подпинывает Джонни, пальцами путая отросшие волосы. Медленно, совершенно не торопясь, наслаждаясь. За многие годы службы дому хозяина, Джонни научился терпению и принятию действительности, как бы больно она не хлестала его. Принять и подчиниться, а после — вкусить плод заслуженного, вымученного оргазма от тонких рук, приятно холодящих точки кипения.
— Хороший мальчик. — Томно шепчет Тэн, чувствуя горячее дыхание на животе.
Делать папочке приятно — как смысл выживания. Джонни освобождает его от скользящей ткани рубашки, зубами стягивает массивный ремень и смотрит. Смотрит прямо в глаза — в мистическую темноту, смешанную с алым. Тэн останавливает дрожащие пальцы Джонни, садится на постель, притягивая его ближе. Мягко оглаживает черты лица, цепляет подбородок, любуясь абсолютным подчинением. Другой рукой всё ещё массирует волосы, изредка оттягивая назад. Чужой кадык подрагивает, слышно, как в тишине вырывается сбитое дыхание. Тэн улыбается, ослабляя хватку. В чёрных глазах пляшут огоньки азарта. Отдых перед сном превращается в экзекуцию.
— Подай соль.
Джонни кланяется, отползая к зеркальному трюмо у двери. В мрачном отражении он видит, как Тэн достаёт из-под кровати заветную бархатную коробку. Звенит бутылка. Джонни на ощупь достаёт соль из тёмной тумбы и возвращается обратно, замечая в руках хозяина плеть.
— Умница.
Тэн протягивает руку к лицу Джонни, вновь очерчивая кожу. Он улыбается так, чтобы не было страха — самозабвенно, успокаивающе. «Ты веришь мне?» на молчаливом уровне. «Да, папочка».
Медовая патока, совсем сладостно-приторная, течёт по склоненной к коленям хозяина голове. Сироп благоухает, одурманивая, возбуждая сильнее афродизиака.
— Смотри на меня. — Требует Тэн и Джонни подчиняется, чувствуя, как алкоголь стекает по лицу.
Указательным пальцем Тэн собирает соль и мажет по скуле Джонни, аккурат по сладким каплям. Совершенно иронично — не по открытым ранам на спине, проявляет благосклонность. И совсем близко, слышен бешеный ритм сердцебиения, касается шершавым языком, слизывает примеси. Ощутимый, стойкий запах от сигары туманит сознание. Джонни поддаётся, полностью расслабляясь. Тэн проводит дорожки поперёк, игнорирует сладкую соль на чуть припухших от волнения губах. Тихо смеётся, позволяя себе спуститься чуть ниже, пальцами прощупать возбуждённую плоть под тканью брюк. Принуждение излишне. Ещё чуть-чуть, совсем немного. Тэн целует губы Джонни, кусает до крови и наслаждается капитуляцией.
***
Традиционная дань уважения — встречать гостей семьи в присутствии советника. Тэн улыбается всем и каждому, поднимает бокал, но не притрагивается к алкоголю.
— Ваш приём, как и всегда, на высшем уровне, а синьор консильери — лучший среди всех советников дома. Хорошая политика, дон Тэн.
Джонни кланяется Тэёну — хозяину американского дома в части клана семьи. Тэн усмехается, салютуя мужчине в чёрном фраке, как и всегда, идеальному представителю своего рода.
— Благодарю, дон Тэён. И сожалею о внезапной кончине вашего консильери. Надеюсь, вы найдёте достойную опору для семьи.
Язвенный обмен лестью, красочный фарс — традиции превыше всего. Джонни внимательно следит за действиями Тэёна, заработавшего известность враждой с итальянской мафией. Но эти игры не для него, достаточно предоставить власть его личному крёстному отцу.
— Смею заметить — вы не притронулись к алкоголю. Вино нынче сладкое, привезли из Франции. — Тэён крутит бокал в руке, поглядывая на Тэна.
— Накануне довелось испить медового сиропа. Нынче сладости губят смертельнее оружия. Не так ли, консильери? — Тэн переводит взгляд на Джонни, подмигивая.
— Да, отец.