Глава II - Не одинок под луной

Ночь выдалась ясная, лунная. Серебристое сияние залило раскинувшийся подле дворца город, и тот был виден как на ладони. Ночи в пустыне холодные, так что Тарим стоял на балконе царских покоев в теплых тапочках, с головой закутавшись в шерстяной плед, и из его ноздрей вырывались едва заметные облачка пара. Сон к нему не шел, что было весьма некстати, ибо на следующий день ему предстояло сопровождать Ракаму во время ее коронации.

Подняв взгляд на небо, Тарим взглянул на луну, круглую и пятнистую. Говорят, что свадьба в полнолуние — хороший знак. Как, собственно, и коронация, и любое другое значительное событие в человеческой жизни. Тарим не мог этого объяснить, но свет полной луны всегда придавал ему сил, порой даже в избытке, как, например, сегодня. Когда он поделился этим наблюдением с Ракамой, она ухмыльнулась со словами: «Всего лишь придает сил?», после чего почему-то замяла тему.

Неожиданно для самого себя Тарим сладко зевнул, лишь чудом не вывихнув челюсть и выпустив в ночной воздух целый столб пара, а когда стер с ресниц навернувшиеся слезы, то увидел стоящую перед ним Ракаму, тоже закутавшуюся в плед. Тарим улыбнулся своей супруге, зная, что в таком ярком лунном свете его лицо отлично видно.

— Не спится?

Ракама пожала плечами и вместо ответа высунула руку из-под пледа и протянула ее Тариму. Тот проворно взял ее в свои ладони, согревая и одновременно пытаясь понять, что Царевна хотела этим сказать. Ее ладонь была влажной и едва заметно дрожала.

— Моя интуиция все растет, предвосхищая свое пробуждение, — тихо заговорила Ракама, и ее голос, доступный сейчас лишь Тариму, раскатом грома раздался у него в ушах, так много силы в нем было. — Я вижу слишком много образов, они путаются, лишая меня покоя.

Тарим сглотнул. С тех самых пор, как он стал жить в царском дворце и лично познакомился с матерью Ракамы, ныне покойной Царицей Шавваи, он благоговел перед ней, особенно в те не такие уж редкие моменты, когда она обращалась к своей интуиции — врожденной способности общаться с миром напрямую, передающейся в царской семье по женской линии. Но и в обычной жизни Царица была невероятно мудрой и в то же время далекой от мирской суеты женщиной, и когда Тарим думал о том, что однажды и Ракама станет такой же, у него холодок пробегал по коже, но лишь сейчас его осенило, почему так. С тех пор, как он стал жить во дворце, его общение с близкими постепенно сошло на нет, и не только потому, что он навещал свою семью всего пару раз в год — со временем его стали воспринимать как члена царской семьи, а не родственника или друга. Если бы не дружелюбие Ракамы, которая, к счастью, была лишь на два года его младше, Тарим бы тяжело перенес внезапно обрушившееся на него одиночество. И сегодня, возможно, была последняя ночь, когда они были близки как лучшие друзья, а не как связующее звено между миром и обществом и один из верных стражей оного.

— Эй, ты чего? — удивленно окликнула его Ракама. Тарим моргнул, сбрасывая оцепенение, и понял, что все это время молчал, вцепившись в руку Царевны. Пробормотав извинения, Тарим выпустил ее ладонь. Забрав руку под плед и поправив оный на плечах, Ракама несколько минут с легкой полуулыбкой на губах смотрела на своего супруга — и, казалось, словно одновременно и сквозь него. Тарим отвел взгляд, снова посмотрев на город — и даже не сразу понял, когда ему на голову поверх пледа легла ладонь Ракамы.

— Не нужно бояться одиночества, — проговорила она, и Тарим вздрогнул от этого голоса. Он еще ни разу не слышал, чтобы Ракама так говорила — еле слышно, будто шелест песка, и вместе с тем пробирая до глубины души, словно сама пустыня молвила ее устами — зато часто слышал этот голос от ее матери. В этот миг он осознал, что пробуждение интуиции Царицы начинается еще до ее коронации. — Ты не успеешь в полной мере его познать.

Тарим попытался ответить, но не с первого раза смог произнести хоть что-либо, пришлось дважды прокашляться.

— О чем ты говоришь?

— В смысле? — теперь голос Ракамы снова был обычным. Тарим бы не удивился, если бы вдруг выяснилось, что она не помнит своего внезапного интуитивного озарения. — Говорю, не бойся, один не останешься. Я точно знаю это, мне мир сказал.

И почему-то Тарим и впрямь сразу же успокоился, ведь кому, как не миру, можно всецело доверять.


Они еще долго разговаривали обо всем, сбившись в двойной кокон возле двери, ведущей в покои, чтобы согреться — совсем как в юности, когда они только-только привыкли друг к дружке и были опьянены радостью от того, что удалось подружиться. Но в какой-то момент они, привыкшие к комфорту дворцовой жизни, а не к ночным холодам в пустыне, все равно начали замерзать; примерно в то же время их одолела зевота. Тогда супруги вернулись в свои покои. Небрежно бросив плед на ближайший пуф, Ракама прошла вглубь комнаты и скрылась в темноте, а через минуту в купальне зашипел огонь, подогревая воду. Тарим же нашел в лунном свете край необъятной царской кровати да так и заполз на ее середину, закутанный в плед. Если Ракама не приводила любовниц, им хватало места, чтобы спать и не мешать друг дружке, поэтому на своей отдельной кровати Тарим почему-то ночевал нечасто, словно подсознательно ощущая свой долг быть защитником Царевны.

Когда Тарим нашарил свою подушку и умостил на ней голову, с дальней от балкона стороны кровати послышалось шуршание одеяла, и через пару секунд его плечи и спину начали ощупывать неловкими спросонья движениями. От неожиданности Тарим растерялся и замер.

— Ты ужасно холодный, — сонно пробормотал Вариэль. А затем сделал то, чего Тарим ну никак не ожидал — начал разматывать его из пледа. Новый муж Ракамы оказался удивительно сильным и вытряхнул Тарима, как котенка из мешка, после чего проворно сграбастал, прижав к груди, и укрыл своим одеялом, согревая. Тарим так опешил, что не успел возразить, а просто мешком привалился к Вариэлю. Тот и правда был таким теплым, что в какой-то момент желание Тарима быстро согреться перевесило неприязнь к столь близкому контакту с едва знакомым человеком, к которому он даже еще не знал, как относиться. Поэтому он, поначалу думавший вслух возмутиться и выбраться из внезапных объятий, решил подождать, пока Ракама не вернется в кровать, согреться за это время и только потом отлепиться от Вариэля.

Однако этому не суждено было осуществиться — так и не дождавшись Царевны, Тарим провалился в сон.

Примечание

Для любопытствующих — немного подробностей о генетическом механизме передачи склонности к интуиции в мире Пяти Пустынь. «Общение с миром» — это не метафора, в этой вселенной действительно есть люди, которые физически на это способны, хотя это общение для нас с вами больше напоминало бы внезапные вспышки иррациональных озарений. Гены, обуславливающие эту способность, локализованы у них в митохондриях («энергетических станциях» клетки, имеющих собственную ДНК), а следовательно, передаются по женской линии, так как митохондрии наследуются только из яйцеклетки. Вернее, первое поколение детей Царицы Пяти Пустынь будет иметь склонность к интуиции независимо от пола, тогда как потомки ее сыновей уже не будут ей обладать, так как не унаследуют митохондрии. То есть, если у наследной Царевны есть сестры и/или братья, то все они будут обладать такими же способностями, как и она, тогда как среди племянниц и племянников общаться с миром смогут только дети ее сестер.

Из этого логично предположить, что не только царская династия обладает этой способностью. И это правда — есть места за пределами Пяти Пустынь, где люди чуть ли не поголовно болтают с миром так же свободно, как друг с дружкой. Но в стране, где происходят события истории, этой способностью обладают практически исключительно члены правящей династии.