В мелочах

А наше счастье… В небрежно брошенных на постель подушках, которые мы так любим обнимать вместе перед сном, а потом забираться в объятия друг к другу и тихо посапывать, притираясь кончиками носов. Они все разной формы и цветов, как полевые цветы, но они имеют одну общую деталь — они наполнены нашей любовью, улыбками и смехом, такими же лучистыми, как рассветные звёзды. В зелёных платочках, на которых белыми нитями вышиты наши имена, и которые мы носим у сердца, чтобы всегда ощущать ласкающее тепло от имени любимого человека, греющий огонь, заботливо высушивающий слёзы на щеках. Тонкие и гладкие, ситцевые, мягкие и приятные к коже, аккуратно сложенные треугольником и надёжно спрятанные во внутреннем кармане, прямо как наши чувства. В поющих птицах за окном, что по утрам так трепетно и тихо заливаются трелью, стучат маленькими клювиками в стекло и шуршат яркими крыльям. Которых мы подкармливаем хлебными крошками и другими вкусностями, а потом они сами привыкают к нашим ладоням и даже самостоятельно садятся на запястья, дабы потыкать головой в сжатую руку в поисках еды. Которые всегда поют для нас и вроде даже улыбаются, а мы улыбаемся им в ответ, переплетая пальцы и обнимаясь, сидя на подоконнике. В будильниках-поцелуях, рассыпающихся по всему лицу, подобно солнечным лучам, что пробивались через сеточку тюля и освещали всю комнату мягким золотым свечением. В щёку, в переносицу и лоб, а потом и трепетно, бережно в губы, пока сон не уйдёт, а улыбка не засияет на немного заспанном обличии. Нежно, со щекочущим отодвиганием мягких прядок, что растрепались во время редких смен поз на кровати, до медленно открывающихся век, из-под которых показывался взгляд любимых глаз. В постерах с динозаврами на стенах, специально подаренных на день рождения, и реакцией на кои были бурная радость, крепкие-крепкие объятия, что словно брали в плен своей теплотой и невинностью со счастливыми искорками в глазах, долгие благодарности, так и излучающие блестящее, по-детски наивное волнение: «Спа-спасибо большое, Ямагучи». В соленых онигири¹, старательно приготовленных рано утром, чтобы потом положить их в миленький контейнер и отдать перед уходом в университет, потому что пары иногда у нас не совпадают, и кто-то уходит раньше. Мы любим именно соленые онигири с морской капустой, и если они приготовлены горячо любимыми руками — они вкуснее в миллион раз. «У тебя рисинка в уголке губ», — заботливое замечание. «Ну, разрешаю тебе её убрать», — накрытое губами непонимание и, в итоге, упавшая куда-то на пол еда. В кольцах на тонких, длинных пальцах, кои соединяют нас парными изображениями на внутренней стороне. Изящное розовое золото, скрывающее в себе так много закоулков чутких, приятных ощущений, что сбережены в памяти надёжно, выжжены на фотобумаге яркими и сочными красками, вылиты в форме одинаковых украшений, что в паре образуют красивый символ бесконечности наших робких и взаимных чувств. В маленькой бутылочке саке, от которой в глазах лишь призрачно мутнеет, а сердце просто немного становится смелей. Холодный напиток, выпитый нами на брудершафт в один из домашних романтических вечеров, помогает каждому сделать шаг вперёд, помогает уверенно взяться за щёки и спуститься к шее тёплыми ладонями, а потом уснуть прямо на плече возлюбленного, еле слышно шепча его имя в своём прекрасном сне. В холодном одеяле на диване в гостиной, которое после тяжёлого дня мы накидываем друг другу на плечи, чтобы согреться под клетчатым ворсом в объятиях, мягко обтекающих тело. Толстое, тяжёлым грузом падающее на уставших нас, и при этом безумно мягкое, схожее с большущим пушистым алабаем, что грузно наваливается сверху и широким языком вылизывает лицо. Под ним уютно и хорошо, и иногда даже кажется, что волшебно. И мы храним все наши секреты под одеялом, потому что так надёжней. ² В клубничном пироге, коржи коего обильно промазаны приторно-сладким заварным кремом, и коий остаётся на губах и кончике носа тягучими пиками. Хочется слизать его аккуратно и трепетно, чтобы эти самые уста вздрогнули и выдохнули горячий воздух с долгим перерывом, будто шокировано не осознавая всей ситуации. «Он такой же сладкий, как ты, Тсукки, но тебя бы я не съел», — лучезарная, определённо слишком светлая улыбка слепит глаза своей искренностью, что буквально впитывают в себя звёзды. В размякшем картофеле фри, что сломанными кусочками лежит в красной упаковке и распространяет пряный аромат по всему дому, который мы оба судорожно чувствуем в каждом углу и подтираем слюни, потому что нужно хотя бы немножко оставить на вечер. Изображённый на парных фиолетовых толстовках в каком-то странном, но безумно милом стиле, вокруг которого рассыпано уж слишком много блёсток-полумесяцев. «Тебе я готов отдать и свою порцию, только если взамен получу кое-что», — ненавязчивое указание пальцем на щёку и сразу же следующий за этим жестом поцелуй. В забавных значках на портфеле, россыпью звёзд нацепленных на практически каждый сантиметр крепкой ткани. Озорные зверушки, персонажи аниме, умилительно нарисованная еда, фирменные эмблемы любимых музыкальных исполнителей и мерч сериалов — всё это разнообразие яркими цветами заполоняет блеклый бирюзовый портфель, но один небольшой значок всё-таки лежит к кармане и прицеплен к нему с внутренней стороны. Аккуратно выведенный иероглиф, читающийся как «луна». В блеклых, практически невидимых родинках на спине, огромном их множестве. Они повсюду: от плеч до поясницы, медленно редеющие на боках и предплечьях, тоненькими дорожками спускающиеся к копчику и изворотливо перемещающиеся ближе к острым тазовым косточкам. Бледные, образующие сетку с маленькими просветами точки можно соединить в самые разнообразные рисунки, начиная от обычного квадрата до утончённо выведенного цветка. Но главные пять ярких родинок почему-то расцвели именно посреди груди, прямо на сердце и соединяются они в ровную и миниатюрную звезду. В оставленных на тумбочке белых, порядком потёртых и старых наушниках, из которых доносится утончённая мелодия нашей любви, сотканная из милых слов и красивых нот скрипки, которую мы слушаем перед сном, вместе лёжа на кровати и всматриваясь в глубокие в полутьме глаза. Тихое пение проносится через уши, мягко растекаясь в рассудке и затуманивая его сладкой дымкой, а голос, дрожащий за пределами гарнитуры, пусть и не так чётко доносится до слуха, но откровенно в деталях ощущается ментально, будто связь непрерывным тонким проводом соединяет нас. Ощущения пробираются в самые потаенные уголки души, особенно настырно, когда руки рьяно скользят от скул к лопаткам, поглаживая гладкую кожу в такт музыке и невинным, девственным поцелуям. В мяче, что одиноко лежит на стуле в углу спальни и мерцает яркой расцветкой под закатным солнцем. «Побросаешь мне?» — иногда, после университета этот вопрос зияет в атмосфере, и после лёгкого согласия сине-жёлтый шар становится наравне с дневной звездой: очерченный золотыми лучами, как нимбом, будто даже наделённый душой и кричащий о свободе полёта в воздухе. В такие моменты душа чувствует то же самое: волю, чуть согнутые колени и толчок вверх — и ты уже на крыльях вздымаешься навстречу к палящему Солнцу. В очках без футляра, кои аккуратно покоятся на комоде рядом с кроватью, в тонкой чёрной оправе, что глянцем блестит в свете настольной лампы, когда голова нависает над бесчисленными конспектами, рефератами, курсовыми и практическими работами. Усталые глаза бегло просматривают аккуратный ровный почерк, вычитывая определения, а потом на стол рядом с учебниками и тетрадями опускается чашка тёплого зелёного чая с ромашкой и мятой, и пальцы сами забираются под стёкла, чтобы потереть тяжёлые веки, голова запрокидывается назад. На уста опускаются родные губы, от которых веет горьким шоколадом и кешью, шёпот пожелания удачной работы обжигает покрасневшие после этого уши, и наполненная любовью кружка уже кажется чем-то несусветно прекрасным. В тонких ресницах, всегда невинно и мило хлопающих, когда параллельно с этим щёки смущённо краснеют от комплиментов. Они мягкие и щекочущие, подобны гладкому перу кумулета³, робко дрожащие и прикрывающие томные взгляды тёмных глаз. За ними скрывается так много таинственности, смелости и силы, что сердце невольно сжимается в грудочку от гордости за того, кто рядом, обнимает за руку, вместе смотрит видео с котиками и делит тёплую постель. В улыбке тонких губ, такой скрытной и редкой на людях, но такой радушной дома, в уюте кухонного стола, доброжелательной и робеющей, широкой, со смешинками, любимой, родной, кисло-сладкой на вкус, пахнущей медовой карамелью, ощутимой на теле, как взмах переливающегося радугой крыла стрекозы. Чувствительные и заботливо смазанные гигиенической помадой с ванильным вкусом, горячие и временами измазанные в заварной крем, искусанные от напряжения и ощутимые даже на расстоянии, выпускающие клубы пара на морозе и трепетно целующие, осторожничая и ласкаясь. В словах, что приглушённым гласом взывают, окутывают всё тело приятными касаниями, рассыпающими на тысячи холодных синих звёзд. Забота, тепло, боль, радость, благодарность, короткое «люблю» — всё в словах, таких примитивных и скучных на первый взгляд, но, когда они полушёпотом звучат над ухом, обретают куда более глубокий смысл, нежели раньше. Чувство, вложенное в набор букв, сильнее и глубже проникает в душу, запоминается в отголосках забытия, хранится в сердце дольше. В нас обоих, в наших натурах, в чувствах, пылающих огоньком, что не обжигает, но и не морозит. В светлых рассветах и тёмных закатах, в дожде и ветре. В объятиях, кутающих и подминающих под себя, продолжительных и согревающих, нежных и приятных, в которых забываешься, уверенно закрываешь глаза, чтобы уткнуться лицом в родную грудь, вдохнуть запах стираной одежды, сжать руки крепче. Любимых. … в мелочах.