Почти сразу после случившегося у реки Кобыла отправил Индржиха с очередным важным поручением. Неожиданным образом всё завертелось, да с такой немыслимой скоростью, что довертелось аж до монастыря. До сего в службе Индржих проявлял себя лучше и преданнее любой ищейки, идя по следу фальшивомонетчиков от Прибыславицы мимо Ровны и до самой Сазавы, допрашивая, выведывая, выискивая любую ценную информацию: кто привозил фальшивые монеты, от кого их получал, где передавались деньги и где они изготовлялись. А стояли за всем некий иноземец Эрик и какой-то высокопоставленный монах из монастыря. Будто этого мало, Индржих доложил, что узнал от задержанного: в Сазаве вербовали людей в войско. Неограниченный запас фальшивых денег развязывал руки Эрику и тому, кто стоял за ним, в тени, но без чьей указки никакого важного решения не принималось. Посему Радциг повелел Индржиху возвращаться в Сазаву и разведать побольше о войске, собиравшемся у них под самым боком.

      Безусловно, могло показаться, будто бы пан только и посылает Индржиха по поручениям, важность которых лишь возрастала, ибо важность каждого последующего была непременно значительнее предыдущего, с тем лишь, чтобы занять его поболе. Но нет и ещё раз нет. Безусловно, доля облегчения присутствовала каждый раз, стоило пану увидеть, как Индржих собирается покидать город. И вместе с тем ещё сильнее свербело в душе. Индржих, конечно, преисполненный надежды после слов пана, что всё будет, но не сразу, принимался за дела с неустанным рвением, но Радциг весьма беспокоился, подмечая нескончаемость и серьёзность сваливающихся на них бед.

      Вот и сегодня Кобыла засиделся до поздней ночи, мучась размышлениями, строя бесконечные планы. Его не отпускало чувство, что собирается буря, больно много перипетий и совпадений было в окружающем бардаке. Клубок, который они дружно пытались распутать, потянув за ниточку, оказался паутиной. Значит, где-то затаился паук. Чтобы найти паука, нужно пробираться к центру сплетённой сети. Как это сделать и не угодить в ловушку - вопрос, до сих остававшийся без ответа, как, впрочем, и большинство вопросов, которые у пана в последнее время имели место быть. Мысли прервал тихий скрип двери. Радциг перевернулся в кровати, чтобы разглядеть вошедшего. В темноте посреди комнаты застыл человек.

- Пан? - послышался радостно-взволнованный голос.

- Индржих?! - шёпотом воскликнул Радциг, привставая на локтях. - Что ты здесь делаешь?

- Я как с час приехал, не стерпел. Решил попробовать прийти, - радостно поведал он, стягивая сапоги. Стоит сказать, что из верхнего только они на нём и были, и стоял он в рубахе, в которой отходил обычно ко сну, если не ночевал в чистом поле или в лесу. - Лёг спать, да не спалось.

      Радциг наблюдал за ним ошарашенно и весело. Закралась мысль, что он уснул, а этот простодушный чертёнок только видится ему, но Индржих был из плоти и крови, пан прочувствовал это, когда тот по-свойски забрался под одеяло, обнял холодными руками.

- Что это ты делаешь? - полюбопытствовал Кобыла, вопросительно приподняв брови. - Забыл про наш уговор?

- Всё помню, - заверил Индржих, немигающими, блестящими в темноте глазами глядя на Радцига, тем временем крепче сжимая его в кольце рук. - Но я так долго был в монастыре!

- Ты был в монастыре? - шёпотом отвечал Радциг. Ему показалось символичным то, как часто судьба подводила Индржиха к монастырям. Уж не пыталась ли она намекнуть на грех, глубину которого тот не мог познать, и не намекала ли очистить душу? Да только Радциг лучше всякой судьбы, лучше всякого Бога знал душу родного сына. Свободную, гордую, жаждущую. «Одна порода», - с довольством подумал Кобыла.

- Вы представьте себе, что было со мной. Мне пришлось сделаться послушником, чтобы найти там кое-кого. Я ходил в рясе, молился. А ещё...вы мне снились, и чуть ли не каждую ночь до рассвета, перед тем, как идти на первую молитву, я просыпался, - тут он смущённо отвернул лицо, - возбуждённым. И приходилось тихо с этим разбираться.

      Представив себе, как всё происходило, представив Индржиха, смиренно молящегося с другими братьями сразу после того, как кончил на его образ, Радциг негромко засмеялся. Индржих не мог обидеться на смех, вызванный его признанием, он наслаждался им после длительной разлуки. Приятные впечатления в юном организме стремительно перетекли в желание. Грудь тяжело и часто завздымалась, зрачки расширились. Подметив всё это, Радциг опустил голову на подушку, посмотрел расслабленно, отчасти насмешливо, взглядом одним давая разрешение своевольничать. Ничего больше Индржиху и не требовалось, но он медлил. Лежал рядом, любуясь паном: чертовски красивым, вальяжным, с открытой шеей, с запрокинутой головой. Вот кому он возносил нескромные молитвы в моменты извержения семени - дьявольски обаятельному мужчине.

      Рукой Индржих скользнул под рубаху, сжал упругую, мускулистую грудь, погладил пальцем маленький сосок.

- Вот скажи мне, это в тебе говорит тяга к женщинам? - насмешливо прошептал Радциг, впрочем, никак не препятствуя. - Так и тянешься к груди.

- Не в этом дело, - ответил Индржих. - Мне нравится ваша.

- Широкая и волосатая?

- Да, - Индржих окончательно задрал рубаху, глядя нахально, прямо, едва не с вызовом. - Именно такая. - Он опустил голову, осыпал грудь пана поцелуями. Заигравшись, несколько раз укусил выступающие упругие грудные мышцы. Тёмные жёсткие волоски щекотали лицо, и он щурился от приятного, разлившегося внутри счастья, возросшего из сладкого момента вседозволенности.

Наконец, он вскинулся, не в силах больше игнорировать изнывающий член, навалился на Радцига, уместился между ног его. Одеяло, укрывавшее их, сбилось. Прохладный воздух коснулся разгорячённой кожи обоих.

- И позволь узнать, что ты собрался делать? - в глазах Радцига плескался уже смех. Он лежал уверенно, по-хозяйски, полностью владея ситуацией ничего абсолютно для этого не предпринимая, не испытывая ни капли стеснения несмотря на задранную рубаху и разведённые ноги. Под его пристальным вниманием Индржих несколько стушевался, недвусмысленно вжался членом между ног пана, просительно состроив брови. - Всё равно не войдёт.

- Как это? - немного испуганно спросил Индржих.

- Дурачок ты, - ласково усмехнулся Радциг. - На сухую будет тяжело и больно. Нам бы масла или жира.

- Так я сбегаю на кухню, - лихорадочно прошептал Индржих и метнулся в сторону, но Радциг ловко толкнул его ногой обратно на кровать, подмял под себя, сел сверху. Что ни говори, Кобыла был сильнее и опытнее, с воинской сноровкой, так что Индржих не успел опомниться, как оказался на лопатках.

- Я не позволю, чтобы ты вышел из моих покоев в таком виде. Тебе ещё предстоит ответить за то, что пришёл вот так.

- Но я не хочу ждать! - капризно взмолился Индржих, поддавая бёдрами вверх. Часть о наказании осталась втуне. - Кто знает, когда ещё представится случай. И мне завтра днём уже уезжать, - особенно печально добавил он в конце.

      В целом, Радциг был с ним согласен. Ждать осточертело, хоть по натуре он был терпелив и расчётлив. В его понимании Индржих и так принадлежал ему всецело: душой, телом, даже по происхождению, по крови. Куда уж дальше. Только вот самому до безумного хотелось попробовать на вкус какого это, когда еще более прежнего надламывается совесть. В какой мере горечь смешается со сладостью в его сердце. А самое страшное в этом всём, что кроме Индржиха не хотелось никого.

- Будь по-твоему. - С этими словами он снял рубаху, бросил в угол кровати. Снизу голодным взглядом следил за ним Индржих. Разве что слюни не текли. Наклонившись, Радциг провёл языком по приоткрытым губам, Индржих мгновенно высунул свой язык навстречу, чтобы соприкоснуться им с пановым. Он торопился урвать каждую отпущенную ласку, всё сильнее распалялся и жаждал большего. Когда он раскраснелся, запыхался, заёрзал, то и дело потираясь ноющим членом об обтянутые белой тканью брэ* ягодицы восседающего на нём пана, Радциг отстранился, пересел на край постели. Индржих потеряно огляделся, словно не знал, что делать без горячего тела, прижимающего к кровати. Кобыла успокаивающе погладил его по лбу, почувствовав приятно неприятный укол не то совести, не то родительского чувства.

- Я помогу тебе раздеться, - сообщил он и принялся стягивать с Индржиха нательное. - Теперь ляг на бок.

      С безукоризненным послушанием Индржих выполнил просьбу. Он вполне понял, к чему всё идёт, и был не против. Главное - насытить сполна ту похотливую бездну внутри, не дающую покоя ни днём ни ночью, беспрерывно гудящую, вибрирующую в томлении, в ожидании. А уж как это будет, не особо волновало. Радциг лёг позади, просунул одну руку под головой Индржиха, чтобы тот мог устроиться у него на плече, прижался к спине.

- Оближи хорошенько, - прошептал пан и поднёс два пальца к его губам. Не раздумывая, Индржих взял пальцы в рот, обласкал скользким языком от фаланг до самых кончиков. Когда стало достаточно, Радциг убрал руку. - Подтяни это колено. Вот так, к животу, - голосом направлял пан.

      Уткнувшись лбом в затылок Индржиха, он медленно ввёл средний палец. Смазки было мало. Слюна быстро сохла и, не обладая теми важнейшими свойствами, что упомянутые жир или масло, не особо пособляла. Радциг осторожно согнул палец, раздвигая стискивающую со всех сторон плоть, плавно подвигал и вытащил. Индржих замер, затаил дыхание, с волнением прислушиваясь к новым ощущениям.

- Дыши, - напомнил Радциг, и Индржих судорожно выдохнул, вдохнул опять, снова выдохнул. Пока он был сосредоточен на этом простом задании, пан сложил два пальца и стал вводить их вместе, чувствуя, как они неподатливо, неохотно принимаются, смоченные одной слюной. С любым телом нужно уметь договориться, и Радциг принялся без грубого напора ласкать изнутри ранимые мягкие ткани, поглаживать, аккуратно раздвигать пальцы, сгибать и разгибать. Тело оценило хорошее отношение. Индржих заметно расслабился, вытянулся, выгнул спину, примериваясь к незнакомому чувству.

- Ещё, - попросил он, и Радциг несильно ускорил темп. Индржих отставил задницу, принялся ласкать свой член, пытаясь подстроиться под заданный паном ритм, но всё сбивался, почти ничего не соображая.       Собственная рука двигалась невпопад. Как бы он ни старался, восприятие разделилось надвое: на ни с чем несравнимую заполненность сзади, пока только слегка распирающую изнутри, оттягивающую на себя больше внимания, и на вполне привычную напряжённость спереди, тем не менее требующую разрядки. Индржих завозился, не зная ещё как и куда лучше подмахивать бёдрами. Страсть как хотелось покрепче вжаться в Радцига позади да посильнее насадиться на его ловкие пальцы. При этом нестерпимо было не поддаться привычке выгнуться дугою, устремившись бёдрами вперёд, как он обычно привык получать наслаждение с девушками и собственною рукою. Так Индржих метался, распираемый, изнывающий, силясь прислушаться и подстроиться к чувству накатывающего наслаждения. Но среагировать не успел. Член в руке запульсировал предательски неожиданно, готовый выплеснуть в кулак тёплое семя.

      Чутко подгадав момент, Радциг осторожно переместил руку под головой Индржиха и прикрыл ему ладонью рот. Как раз вовремя, чтобы заглушить стон. За ним тут же последовал следующий. Индржих уже не мог сдерживаться: от пальцев пана приятно распирало нутро, член пульсировал, всё тело время от времени крупно вздрагивало. Ему нестерпимо захотелось увидеть лицо Радцига, так что, убрав его ладонь, кое-как извернувшись, Индржих заглянул в его глаза и кончил в кулак. Молча и тихо.

      Вид Кобылы поразил его. Пропал из глаз привычный лукавый огонёк. Весь сосредоточенный, но вместе с тем диковатый вид лица выражал сдерживаемую страсть. С шеи на могучую грудь стекала капелька пота. Когда Индржих кончил, Радциг вытащил пальцы. Они вышли с влажным звуком, оставив после себя странную пустоту. Захотелось попросить вернуть их обратно.

- А вы... - глухим голосом начал Индржих.

- За меня не переживай.

      Радциг встал на колени, свёл ноги лежащего на боку Индржиха вместе, спустил на себе чуть ниже брэ, единственное оставшееся на нём бельё, высвобождая крупный, подрагивающий от продолжительного напряжения член. На головке собирался предэякулят, стекал бело-прозрачными каплями по стволу с набухшими венами. Некоторые капли запутывались, терялись в чёрных курчавых волосах паха, некоторые - падали вниз, тут же впитываясь в простынь. Частично Индржих порадовался, что пан ограничился пальцами, потому что вместить в себя такое казалось задачей не из простых. После первого опыта до него стало доходить тайное знание того, насколько между мужчинами всё иначе происходит. Но, с другой стороны, Радциг выглядел крайне притягательно. При одном только взгляде на него в душе что-то скручивалось узлами, тёмное какое-то чувство тяжело шевелилось, урчало, рычало, поскуливало, и Индржих сам чуть было не начал скулить, пригвождённый властным взором.

      Нависнув над ним, пан протиснул член между сильных, натренированных ляжек. Он размеренно двигал бёдрами, покачиваясь на вытянутых руках, которыми упирался в кровать. Очертания мышц под кожей сделались отчётливее. Индржих чувствовал, как липко, как горячо между бёдер от трения, но это мало его волновало. Заворожённо он смотрел в подёрнутые поволокой глаза, неотрывно за ним следящие. Вытянув руку, Индржих накрыл широкой ладонью, мокрой и липковатой от собственной спермы, шею пана сзади, притянул к себе, но поцелуя не дозволил. Они соприкоснулись лбами. Взгляды вперились друг в друга, от близкого расстояния зрение помутилось, и каждому виделось напротив изображение не двух, а будто бы одного большого глаза с чёрным расплывшимся почти во всю ширь зрачком, в глубине которого ликующе томилась манящая, зазывающая бездна. Ликующе, потому что знала, что уже победила, но лишь только томилась, ибо это не всё, зачем она разверзлась. Своё ей ещё предстоит получить сполна, и вот тогда она выйдет из берегов бесконечности.

      Странное пугающее чувство всё елозило и вертелось в душе Индржиха, то ли не зная, как улечься, то ли того, как выйти наружу. Подстрекаемый им, он прильнул к губам Радцига в поцелуе. Пан охотно ответил, наклонив голову набок. Самозабвенно Индржих ласково покусывал его подбородок, целовал мягкий язык, если успевал поймать момент, когда кончик его проникал меж губ для ответа на ласки; несколько раз размашисто лизнул щеку. Ему всё было мало. Так мало, что это даже злило. Он издал непонятный звук, какой бывает получается случайно при истерике, когда от переизбытка чувств сильно выдыхаешь со всхлипом и тихим вскриком сквозь сжатые зубы. Радциг остановился. Мягко убрал руку со своего затылка. Индржих взволнованно открыл глаза. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как отдаляется Кобыла, принимая более вертикально положение и всё более и более с каждой секундой продвижения глядя сверху вниз.

- Что? Нет, вернитесь, я...

- Тшш, - успокоил Радциг, разворачиваясь и садясь на краю кровати. - Спускайся на пол.

      Индржих непонимающе моргнул, стараясь прийти в себя, но под бессловесно повелевающим взглядом тело двигалось само. Отчего-то чувствуя себя провинившимся, тихонько, бочком он сполз с кровати прямо на колени, руками взялся за ногу пана, словно боясь отцепиться от него хоть на минуту.

- Чего съёжился? - в негромком голосе слышалась улыбка. - Поди ко мне.

      Наконец Индржих поднял голову и узрел, как пан манит его пальцем. В животе всё мигом перекрутилась. Непонятная какая-то вина, свойственная скорее нашкодившему щенку, отступила прочь. Проворно он подполз ближе и остановился между приглашающе разведённых мощных ног. Тут настигла мысль, как ловко перевернулось положение: не так давно Индржих мечтал оказаться меж ног Радцига, и вот, пожалуйста. Теперь же, глядя на покачивающийся перед лицом тяжёлый член, он понял, что мыслил однобоко. Неосознанно, не имея иного примера, представлял пана под собой, как всегда было с девушками. Реже представлял себя под паном. И сейчас его, как приливной волной, омыло ясным пониманием. Если дело касается пана, можно как угодно что угодно. Сглотнув от предвкушения, он чуть склонился вперёд, поймал ртом округлую сочащуюся головку и сразу принял половину члена, который тут же заполнил жадный рот плотью и ни с чем не сравнимым вкусом. Радциг тихо простонал. Услышав, Индржих ощутил спазм удовольствия в груди. Взять поглубже в горло у него не получалось, и он принялся старательно работать языком. Мягкая, бархатная кожа двигалась на члене в такт движениям головы.

      Радциг стал дышать тяжелее, время от времени скрадывая стоны и поджимая живот из-за нарастающего удовольствия. Не отрываясь всё время смотрел он на Индржиха. На подрагивающие ресницы, на раскрасневшиеся щёки. Такой покладистый, милый, что хотелось проявить сочувствие, одарить лаской. Заботливым движением руки Радциг убрал со взмокшего лба Индржиха короткие прилипшие волосы, зачесав их в сторону. Тут Индржих выпустил изо рта член, посмотрел вверх, и Кобыла увидел, что обманулся. Никакой покладистости не было и в помине. В устремлённом на пана взгляде было что-то бесноватое, с высунутого наружу языка стекала набравшаяся во рту слюна, которую он не мог сглотнуть, пока увлечённо отсасывал. Если бы мать Индржиха увидела их сейчас с небес, то, несомненно, умерла бы во второй раз.

Вытерев предплечьем рот, Индржих пружиной стремительно подскочил вверх и навалился на пана, так до конца и не поднявшись на ноги. Радциг только успел поймать его, как был тут же вовлечён в беспорядочный поцелуй. Насытившись, Индржих плавно съехал обратно. Только колени его вновь коснулись пола, он сразу примкнул к паху, и теперь не просто сосал. Придерживая рукой, вылизывал член Радцига со всех сторон как только можно, обдавая его тёплым дыханием. И сверху, и снизу, и вокруг. От стараний сводило челюсть. Впрочем, она волновала в самую последнюю очередь.

      Почувствовав под пальцами лёгкую пульсацию, Индржих взял в рот. Пришлось немного сосредоточиться. Через несколько мгновений он успешно согласовал ритм языка, обхаживающего головку, и руки, помогающей у основания члена. Радциг запрокинул голову. На шее обозначились жилы, выступили вены. Он почувствовал пальцы Индржиха, впившиеся ему в ляжки, застонал и обильно кончил. Силой воли Радциг сумел подавить желание толкнуться бёдрами вперёд, в самую глубь. Вместо этого он дождался, когда член прекратит изливать остатки семени, мягко, за подбородок, отстранил голову Индржиха, который оторвался со звонким чмоком от головки, и вытер ему большим пальцем скользкие от всех подряд жидкостей губы. Индржих сглотнул. Выдохнул.

      Некоторое время оба молчали, не находя в словах необходимости. Или не находя в голове слов. Всё едино. Индржих прижался лицом к всё ещё вздымающемуся от тяжёлого дыхания животу Кобылы. Пан стал успокаивающе гладить его по голове. Так они сидели до той поры, пока не пришли в себя.

- Чему вы улыбаетесь? - утомлённо спросил Индржих, бросивший на пана полный неги взгляд.

- Я не скажу тебе, - ответил Кобыла и легонько щёлкнул любопытного по носу.

      На самом деле он размышлял о том, как непросто будет сладить с бесом, который сейчас мирно прижимался к нему, судя по всему, готовясь задремать. Радциг и раньше не питал иллюзий насчёт его характера. Он сложноват, если говорить мягко. Но то многое, что он подметил сей ночью... это всё, конечно, вообще выходило за рамки того, что можно описать словом «сложноват».

- Ложись в кровать, - повелел Радциг, потрепав влажную от пота русую макушку.

      Индржих поднялся, только вместо кровати сел пану на колени, как-то так постаравшись, что уместился почти весь, поддерживаемый, правда, сильными руками. Сложно было поверить, что этот притихший кутёнок и верный оруженосец, и зарекомендовавший себя дознаватель, и похотливое животное являются одним человеком. «К тому же всё это мой сын, - вздохнул про себя Радциг. - Мой мальчик».

- Хочу ещё, - подал голос «его мальчик». Подняв руку, он погладил пана по щеке, потеребил лёгкими кончиками пальцев ухо и принялся задумчиво играться с тёмными волосами.

- Куда тебе. Посмотри, какой измотавшийся. Когда ты в последний раз спал? - пан склонился ниже, пристально всматриваясь в лицо Индржиха.

- Позапрошлой ночью. А прошлой подремал только пару часов, - последовал ответ. - Хочу, чтобы вы меня заполнили.

- Отложим этот разговор до следующего раза, - прищурившись, сказал Радциг. Индржих перевёл взгляд с волос, с которыми до сих пор игрался, на него.

- Хочу заполнить вас.

      У Радцига заныло в груди. Вот так надламывается совесть. С болью, стыдом и предвкушением. Под восхищённый присвист бесов.

- И чтоб в следующий раз можно было кричать, и никто всё равно не услышал.

- Ты бредишь от усталости. - Ничто не изменилось в лице Кобылы, ни одна черта не сменила положения, а в душе свирепствовали, сменяясь, множество чувств. Он поднялся, держа Индржиха на руках, поворотился и усадил его на кровать. Встряхнул рубаху, подал ему. - Одевайся. Тебе нужно отдохнуть.

Отыскав собственную одежду, Радциг оделся и сам, а когда повернулся к Индржиху, тот всё так и сидел с рубахой в руках.

- Ну чего же... - он принялся неторопливо натягивать на него рубаху. - Просовывай руки. - Индржих просунул руки в рукава. - Скажи-ка, почему твой господин тебя одевает?

- Потому что вы добрый и великодушный пан, - Индржих улыбнулся и притянул Кобылу к себе, обняв за бёдра.

- Хитрый лис, - хохотнул Радциг, положив ладони на плечи Индржиха. - А теперь ложись. Это приказ.

      Ослушаться приказания никак нельзя. Индржих нехотя оторвал себя от пана, лёг и подвинулся к стене, освобождая место. Подумав, Радциг решил ненадолго прилечь рядом. Подождёт, пока Индржих заснёт, и встанет. В конце концов, скоро рассвет, Ратае начнёт просыпаться. Лучше поостеречься.

Как только накрыло их одеяло, Индржих прижался к Радцигу, обвил руками и ногами, уткнулся лицом в грудь. Запах пана был терпок и приятен. Дышать - не надышаться.

- Честное слово, ты хуже клеща, - прошептал Радциг ему на ухо, поглаживая по спине. Индржих глухо хихикнул ему в грудь. - После клеща хотя бы не придётся отмывать шею от семени.

- Ах да... Простите за это. Я не соображал, - послышался виноватый глухой голос.

- Всё в порядке. Но я хочу, чтобы ты почаще думал головой, а не членом и задницей.

- Я понял, пан Радциг, - пробурчал Индржих. - Будь вы не так хороши, может, у меня получилось бы, - с обвиняющими нотками добавил он.

- Заметь, это не я выпрыгиваю из штанов. И как ты вообще смеешь пререкаться с паном?

      За этим последовал болезненный щипок в районе провинившейся задницы. Индржих зашипел. От очага боли мурашками разбежалось в стороны приятное ощущение, от которого даже пушок на копчике встал дыбом.

- Если вы меня ещё будете щипать, у меня встанет, - тихонько предупредил он.

Радциг закатил глаза. Ничего не сказал, но руку убрал от греха подальше. На этом их небольшая перепалка закончилась. Наступил идиллический час. Сам воздух наполнился умиротворением от тихого равномерного сопения Индржиха. Во сне он перевернулся на спину, запрокинув голову на подушку, и Радцигу посчастливилось хоть немного понаблюдать его спокойное, расслабленное лицо. Право, во сне как ангел, в жизни как человек, и только с Кобылой как переменчивый чёрт.

В кой-то веки налюбовавшись тихим и невозмутимым Индржихом, Радциг поцеловал его в висок, поднялся и отправился приготовляться ко дню. После он сходил в комнату* Индржиха, благо теперь она была рядом, рукой подать, и принёс оттуда его одежду, а то с него станется выйти в одной рубахе и без штанов, которые он ночью так и не надел.

***

- Что-то ты сегодня неважно выглядишь, - заметил пан Гануш, когда они сидели в зале.

- Не спал ночь, - посетовал Кобыла, мотая туда-сюда остаток разбавленного вина в кубке.

- Чего же так? - Гануш оторвал кусок от рогалика.

- Думал до поздней ночи. А потом Индржих приехал и вломился ко мне отчитаться, - равнодушно ответил Радциг.

- Умотал ты сынка со своими поручениями. Как бы Яна так же умотать, чтобы с ног сбился. Дурь бы повыветрилась. Даром что не сын, так бы я его постращал.

«Ты бы уж открестился от такого. От Яна хоть знаешь, каких выходок ждать, а этот...» - подумал Радциг, а вслух сказал:

- Воспитание кузнеца. Без дела сидеть не может.

***

      Проснулся Индржих отдохнувшим, полным сил. Потянулся, размялся. Тело, всё ещё сохранявшее на себе запах Радцига, было как никогда приятно для движения. Да и вообще приятно. Индржих даже развернулся чуть-чуть и приподнял подол рубахи, чтобы посмотреть на свой зад со стороны. Осмотрел он и ноги, заглянул и за ворот рубашки. Было что-то особенное в том, чтобы рассматривать себя после того, как везде его касался пан Радциг. Повертевшись вокруг своей оси, он заметил оставленные ему одежды и принялся собираться. Служба звала.

Выйдя на улицу, Индржих увидел, что люди во всю хлопочут. Солнце стояло в зените. Безотлагательно требовалось выдвигаться, чтобы не потерять ещё больше времени, чем он уже умудрился потерять. С большим сожалением Индржих понял, что не успеет попрощаться с паном. С другой стороны, может, оно и к лучшему, ведь, как известно, быстрее начнёшь, быстрее кончишь. Так даже и легче. Будто и незачем прощаться. Будто идёт он не во Враник, а на охоту на пару дней. Порешив на этом, Индржих отправился к конюшне. Слава Богу, вместо Сивки у него была теперь другая, более покладистая лошадка со спокойным нравом, которую ничем почти было не пронять. Хотя, как знать, может, она просто была глуховата...

***

*Брэ - нижние штаны, нательное бельё для низа. (Спасибо Gunji за помощь с названием).

*Напомню, что после убийства Коротышки, Индржиху выдали комнату в замке, так что да. они с паном теперь недалеко друг от друга.