Вишну заявляется на порог в девять вечера — как и обещал. Снимает шляпу, раскланивается с Юром, представляется:
— Вишну.
— Юр. То есть изначально Юрий, но эти четыре буквы — многовато для одного меня.
— Ну так и я вообще-то Вишневский, — смеётся Вишну, кидая Иво шляпу. — Фамилия такая; а зовут Айварас. Но мне больше нравится быть божеством; так что, пожалуйста, как я представился, так и зови.
— Это само собой, — заверяет Юр; и предлагает: — Может, кофе вам сварить? Целую ночь всё-таки гулять собираетесь...
— А давай, — кивает Иво. — Твой кофе слишком прекрасен, чтобы мы отказались.
И гордо надевает шляпу: отличная всё-таки вещь. Хорошо, что Вишну тогда стукнуло в голову её нацепить.
Пока варится кофе, Юр, отчаянно зевая, растирает уши.
— Не хочешь с нами? — интересуется Вишну, с ногами забравшийся на табуретку. — Пошатаемся по городу...
— Не, спасибо, — трясёт головой Юр, — я что-то совсем ожаворонился... У себя вот любил по ночам гулять; выйду к набережной, лягу там на парапет, справа плещется озеро, слева на гитаре кто-нибудь играет, красота-а... А тут — сами видите, на часах только девять, а меня уже рубит.
— А где ты раньше жил?
— Ну, — смеётся Юр, — изначально-то я жил здесь, но когда мне было семь — мы с мамой переехали в Петрозаводск; это в России. А теперь я вот, вернулся; и очень надеюсь остаться.
— А почему переехали? — вежливо спрашивает Вишну.
А Юр, нервно дёрнув уголком губ, как-то весь съёживается, даже ростом будто бы сравнивается с Иво; но только отмахивается:
— Да так, из-за отца... О, вот и кофе готов, какое счастье...
И ведь про отца ни разу не говорил, только про маму. Что ж там у них такое произошло...
Но Иво, конечно, не расспрашивает; и Вишну тоже не лезет. Они пьют кофе, восхищаясь вкусом, и громко строят планы на эту ночь; и Юр, переплетающий хвост в косичку, кажется, забывает, в какую опасную сторону чуть-чуть не свернул разговор.
Чем больше ночь сжимает город в своих объятиях, тем холоднее на улице. Хорошо, что Юр уговорил прихватить куртку: в футболке и рубашке Иво давно бы замёрз. Интересно, не мёрзнет ли Вишну, тёплый ли у него плащ? Или под плащом надета кофта-другая?..
Как бы то ни было, Вишну ничем не выдаёт, что ему холодно, вдобавок пальцы у него тёплые и губы не синеют. Таскает по городу в абсолютно беспорядочном порядке, все истории о попадающихся на пути дворах рассказывает исключительно шёпотом (ну ещё бы, разве ж ночью можно говорить в полный голос?), пишет мелками на стенах банальные, но такие нужные «Всё будет хорошо», «Я на твоей стороне», «Я тебя люблю»; иногда заводит в круглосуточные кафе и, заказав что-нибудь согревающее, рисует на салфетках фантастических тварей всех мастей — а потом незаметно раскладывает их по свободным столикам.
Ближе к трём часам они выходят к Нерис. Бредут вдоль набережной, держась за руки, строят планы на будущее — например, на рождественские каникулы, в которые можно уехать из города и проветриться перед экзаменами; успеть бы только билеты ухватить... А впрочем, когда без разницы, куда ехать, это не так уж и сложно.
— А летом оставайся здесь, — предлагает Вишну. — Если родители, конечно, не будут против. В жару можно до пляжа добраться или просто по городу ходить, прячась в тени; а если подработку найдём, будет в два раза веселее. Знаешь, как здорово работать, когда тебе вовсе не обязательно это делать?..
Иво слушает вполуха — и не потому что такие планы ему не по душе, наоборот, звучит всё так хорошо, что даже страшно: вдруг вот-вот проснётся?..
Просто они подходят ближе и ближе к тем загадочным синим огням, чей отблеск он видел в прошлый раз. И теперь совершенно очевидно, что горят огни на той стороне реки; если пересечь вот этот мост...
— Погоди, — просит Вишну. Вытаскивает мелки, опускается на корточки и размашисто пишет на плитке: «Смерти нет»; и синие огни, дотянувшись до этого берега, точно бы нарочно подсвечивают буквы.
У Иво почему-то дрожат руки; и спрашивает он как можно беззаботнее, даже капельку лениво, мол, не ответишь — ничего страшного не случится:
— Кстати, а что это такое синее вон там, за рекой?..
— Где? — поднимается Вишну. Вертит головой, щурится — и растерянно пожимает плечами: — Я не вижу тут ничего синего.
«Да как его можно не видеть, оно же такое яркое!» — чуть не кричит Иво. Но понимает: Вишну и правда не видит.
Эти синие огни — для него одного.
Как бы ни хотелось одолеть мост бегом, дыхания не хватает, сердце от волнения прыгает в груди и подкашиваются ноги. «Я вот-вот сойду с ума, — думает Иво, смеётся вслух. — Я уже сошёл, вижу тут какой-то синий свет, ещё и зачем-то на него иду...»
— За руку тебя взять? — предлагает Вишну; и тут же, не дожидаясь разрешения, сжимает пальцы. Не захотел оставаться, погрозил кулаком и упрямо пошёл следом, хоть и не видит ничего, хоть и не знает, куда Иво собирается его притащить. Но всё-таки рядом с ним гораздо легче, чем в одиночестве.
Когда мост остаётся за спиной, когда весь мир превращается в один сплошной поток синего света, когда Вишну, точно бы всё чувствуя, стискивает пальцы до хруста — Иво упрямо шагает вперёд. Будет, конечно, очень весело угодить сейчас под машину того, кто этот синий свет не видит; но Вишну, наверное, успеет дёрнуть в сторону, он всё-таки не абы кто, а городской дух, он обещал присматривать.
— Ты идёшь к какому-то загадочному дому, — шепчет на ухо Вишну. — Подумал, тебе стоит знать.
Иво молча кивает.
Иво молча шагает вперёд; думает, что даже если бы закрыл сейчас глаза — ничего бы не изменилось: видит одни только синие огни, а от них опущенными веками не защитишься.
Иво стукается лбом в какую-то дверь, ойкнув, наваливается посильнее, всем собой эту дверь открывая, — и, споткнувшись, летит на пол.
Только шляпу придержать успевает: хорошая шляпа, незачем её абы где валять.
...Уткнувшись лицом в ладони, Иво смеётся — так громко, что сам пугается своего смеха; и замолчать не может, не получается взять себя в руки, вдохнуть-выдохнуть и наконец объяснить Вишну, что тут происходит. И не только сейчас — что происходило всё это время, с самого начала сентября, с первой их встречи в коридоре...
— Можно воды, пожалуйста? — просит Вишну у Смотрителя маяка. — Спасибо, — и, опустившись на корточки, берёт Иво за руку. — Выпей и успокойся, иначе буду клин клином вышибать.
— Это как? — сквозь смех интересуется Иво.
— Это я тебе всю кружку за шиворот вылью, и будет у тебя истерика по совсем другой причине.
«У меня истерика? — удивляется Иво. — Какая ж у меня истерика! Это вовсе не истерика, это мне просто очень, очень, очень...»
Вцепившись в кружку, он пьёт мелкими глотками, чувствуя, как унимается дрожь; наверное, Вишну прав, наверное, у него просто сдали нервы.
И наконец поднимается с пола.
— Я Иво, — раскланивается он со Смотрителем, благо шляпа никуда не делась, можно её торжественно снять, как хорошо-то, вот для чего носят шляпы! — Вы, наверное, меня не знаете, я сын Дануты и Августа, живу...
— Знаю я, знаю, — усмехается Смотритель. — Тебя ребята ходячим Маяком дразнили — за то, что глаза на солнце синим горят. А вот родители твои тебя обыскались; точнее, это Данута с ума сходила, а Август сказал, мол, тебе на пользу пойдёт на Другой Стороне пошататься, меньше ветра в голове будет.
— А вот и неправда, — смеётся Иво, — меньше его не стало, наоборот, даже больше! У моего ветра была прекрасная компания, — и, развернувшись, хватает Вишну за руку. — Вот, это Вишну, городской дух на полставки, он со мной возился.
— Я неофициальный дух, правда, — прибавляет Вишну, — но вроде никто не жаловался.
— А это — Тони Куртейн, Смотритель маяка, на чей синий свет мы с тобой пришли. И... ты же не знаешь про Маяк, да?.. Ты про него ни слова не сказал, когда про Изнанку рассказывал.
— Не знаю, — мотает головой Вишну; и улыбается так широко, что сразу ясно: нервы у него сдали ничуть не меньше. — Объясни мне всё, пожалуйста, и поскорее, иначе следующая истерика будет уже за мной.
— В общем, слушай. С Этой Стороны, то есть с Изнанки, можно попасть к вам туда, на Другую Сторону, — и заблудиться, потерять память, начать считать себя человеком Другой Стороны. И для тех, кто заблудился, светит Маяк...
Иво расхаживает туда-обратно по холлу Маяка, крутя в руках шляпу, а Вишну слушает, прислонившись к стене, — про Маяк и его Смотрителя, которые вытаскивают с Другой Стороны вот таких заблудившихся, как Иво; про Иво, который с детства знал Рэма и отправился искать его на Другой Стороне, а в итоге потерял память; про Рэма, который и правда ушёл в Мосты, а Иво тогда ходил и дулся, считая его предателем, сам в Мосты податься пытался, но не взяли, и тогда решил найти, чтоб извиниться за свои мысли...
— Значит, ты теперь останешься здесь? — подытоживает Вишну. — В смысле, вернёшься домой? — и опускает голову; и голос у него знакомо дрожит: у Иво так дрожал, когда Рэм сказал, что уходит.
Домой... К маме и отчиму... А Рэм останется на Другой Стороне на долгие двенадцать лет; и Юр останется там же, и Вишну, и все они забудут, что когда-то вообще знали Иво: Другая Сторона умеет заметать следы...
Иво разворачивается к Смотрителю, молча слушавшему рассказ, и просит с хитрой улыбкой, которая сама наползает на губы, как её ни сдерживай:
— Передайте, пожалуйста, моим родителям, что я жив, здоров и... вернусь годика через четыре. А то у меня пары в понедельник, друзья там остались, да и Рэм совсем один, у него все запястья в бинтах, он без меня загнётся. А я уж постараюсь не словить Вторую Степень и не сгинуть в какой-нибудь подворотне!
И, схватив непонимающего Вишну за руку, выскакивает с ним на улицу; и успевает заметить растерянную, но понимающую улыбку Смотрителя.
Уж он, наверное, уговорит родителей не вызывать полицию и не тащить за шкирку домой.
Да и прежде чем тащить, хорошо бы узнать, где на самом деле его дом.
Та дверь, через которую вошли на Маяк, успела исчезнуть; поэтому оказались не на Другой Стороне, а на улицах Этой.
— Смотри вокруг, это Изнанка! — шепчет Иво, не выпуская руки Вишну. — И пойдём скорее, а то превратишься в Незваную Тень, я себе никогда не прощу!
Вишну ничего не спрашивает, таращится по сторонам и послушно спешит следом; а Иво успевает показывать на всё подряд:
— Вон там улица Лисьих лап, та самая, которую помнил Рэм; а это школа, я сюда ходил; а вон там Вчерашняя улица, как тебе название, а? — И признаётся ещё тише, одними губами: — Я не помню, как попал к вам в прошлый раз; кажется, шёл и думал про Рэма, сейчас так же попробую. И ты подумай, пожалуйста, вместе со мной, вдруг поможет? Только бы ни с кем из знакомых не встретиться...
Когда они, от волнения перейдя на бег, вылетают к мосту Короля Миндаугаса, Иво кричит:
— Ура! — и плюхается прямо на асфальт, благо не среди проезжей части.
Вишну, задрав плащ, садится рядом; смеётся:
— Жаль, мы не курим: сейчас бы красивым жестом поджечь сигареты...
Город спит, лишь изредка пролетают мимо автомобили полуночников. И вроде холодно должно быть, особенно когда на асфальте сидишь, а Иво ни капельки не мёрзнет. Греют все воспоминания, которые у него теперь есть: и с Этой Стороны, и с Другой.
И как же смешно получилось, когда Вишну рассказывал ему про Изнанку. А он и слушал, уши развесив; и ничегошеньки не вспомнил...
Когда начинает светлеть, они уже бредут по городу, по каким-то непонятным улицам, пьяные от ночных приключений и ничего не соображающие.
— Улица Вильняус, — читает Иво табличку на ближайшем доме. — Ой, слушай, я по ней от Рэма шёл... Надо к нему зайти! Я, правда, совсем не помню дорогу, выйти бы к нашему кафе, оттуда сориентируюсь...
Вишну сонно оглядывается и кивает:
— Нам туда, буквально десять минут — и будем на месте.
...И хотя Иво всегда жаловался на топографический кретинизм, к дому Рэма он выходит без проблем. Ну а вспомнить подъезд и квартиру без номера — дело пары пустяков.
Нехорошо, конечно, будить человека в пять утра, но Рэм простит, в этом Иво не сомневается — и стучит как можно громче.
— Что случилось? — бормочет выглянувший Рэм, и гамму эмоций на его лице не передать словами: тут и сонливость, и негодование, и растерянность, и страх. — Кто-то умер?
— Наоборот, — мотает головой Иво, — все живы и здоровы! — И обнимает его так крепко, что Рэм пошатывается; и шепчет на ухо: — Ты наверняка всё забудешь, но постарайся хотя бы уверенность сохранить. Ты — и правда Мост, тебе осталось всего двенадцать лет, потерпи, скоро ты привыкнешь и станет легче, к тому же я буду с тобой, ведь я — тот самый друг, я пошёл тебя искать — и, как видишь, нашёл. Я здесь; а ты — справишься, только держись.
Рэм бормочет, уткнувшись в плечо: «Спасибо...» А может, ничего не бормочет; может, он просто всхлипывает.
Иво гладит его по спине; а Вишну шепчет с усталой улыбкой:
— Мы не дадим тебе пропасть...
В квартиру к Иво они возвращаются ближе к семи; и жаворонок-Юр уже колдует над кофе. Усмехается:
— Умотались? Теперь до вечера будете спать?
— Запомни, — еле шевелит языком Иво, развязывая кеды, — я — с Изнанки. Я сейчас засну и всё забуду; и вы все тоже забудете. Но пока я никуда не упал — запомни.
Юр, как водится, не задаёт лишних вопросов, только кивает: хорошо, конечно, как скажешь, ты с Изнанки, я понял. Как приятно иметь с ним дело.
Конечно, Вишну не уходит к себе домой.
Конечно, они валятся в одну кровать, толком не раздевшись.
Конечно, засыпают, несмотря на усталость, не сразу, ещё долго говорят обо всём, что сегодня было.
— Когда ты рассказывал про Изнанку, я правда подумал, что ты уйдёшь, — признаётся Вишну. — А я ведь поверил, что мы теперь будем дружить, что ты будешь тем, с кем можно творить совершенно сумасшедшую ерунду; и вдруг — такой сюрприз.
— Я и сам себе поверил, — кивает Иво. — Да и где это слыхано, чтобы вернувшиеся на Свет обратно уходили? А потом подумал: ну чего мне там делать? Отчим опять заладит своё любимое про ветер в голове... А я никогда не хотел от него избавляться; я хотел найти того, с кем наши ветры будут дуть в одном направлении. И вот наконец-то нашёл.
Они переплетаются пальцами и закрывают глаза.
И завтра, конечно, всё будет по-старому — но всё-таки много, много лучше.
***
«Какой хороший сон мне снился... — думает Иво, утыкаясь носом в лежащего рядом Вишну. — Совершенно не помню, о чём он был; но знаю: самый хороший из всех моих снов».