It’s hurt
Соулмейты — не то, что должно было волновать Дайске; это он понял ещё в детстве. Подобное ему прямо сказали родители, с почти сияющими чистотой руками, будто бы никогда не тронутыми чернилами. Его сверстники восторженно пишут тёплые слова на коже цветными ручками и с громким радостным смехом делятся ответами с другими. Это ранит. Дайске примет это и пообещает родителям оставить свои руки чистыми от закорючек букв и обещаний.

По крайней мере, с его стороны.

***

Соулмейты — это то, что волновало Хару Като так же, как и остальных совершенно обычных детей его возраста. Но волновало не в том смысле, в каком хотелось бы. Руки Хару исписаны каракулями и дружелюбными приветствиями вперемешку с обещаниями найти половинку, несмотря на её вечное молчание; ведь он хочет, чтобы на его коже расцветали чужие слова любви прямо как у его родителей, ласково обнимающих и обещающих, что все будет хорошо. Но ему не отвечают. Родители мальчика печально смотрят на его руки с ежедневно одинаковым оттенком голубых чернил на коже, а друзья продолжают с трепетом рассказывать о своих предначертанных.

Хару хочет верить.

***

Руки Дайске покрыты чужими нестирающимися шпаргалками по математике и редкими, ничего не значащими каракулями. Он игнорирует чужие вопросы, пишет на бумаге пурпурными чернилами как можно аккуратнее, чтобы случайно не размазать их по коже и никогда не носит майки или шорты.

***

Руки Хару исписаны глупыми каракулями и неаккуратными шпаргалками, которые он впопыхах делает на перемене и смывает по приходу домой. Он больше не пишет дружелюбные приветствия и пустые обещания на ладонях. Вместо этого он покрывает плечи проклятиями и рисует ругательства на бёдрах, там, где семья и одноклассники не увидят. Быть может, хоть так он достучится до ублюдка по ту сторону.

Хару боится оказаться бракованным. Хару страшно прекращать верить. Хару пугает, что, возможно, ему суждено быть одному.

***

Дайске Камбэ всегда ходит в перчатках.

Это наводит на грустные мысли и в какой-то мере заставляет попытаться приглядеться к нему. Возможно, ему не повезло так же, как и Хару, и он прячет чистую от чернил кожу. А может, этот подлец скрывает исписанные сердечками и словами любви ладони, чего по его постному лицу не скажешь. Или, как вариант, он просто пижон. Като думает, что последнее предположение звучит реалистичнее всего, но отчего-то становится к напарнику мягче. Самую малость.

***

Хару Като ходит с открытыми ладонями, запачканными случайными каракулями и редкими быстрыми заметками, сделанными все теми же голубыми чернилами, что и в детстве. Дайске с непроницаемым лицом вглядывается в чуть размазавшиеся цветные линии на коже напарника, на автомате подтягивая перчатки на ладонях за края вверх. Хару не замечает этого.

Хару устал верить впустую.

***

Вопреки ожиданиям, из Хару и Дайске получилась неплохая команда. Пусть они и не слишком ладят, но, на удивление, хорошо дополняют друг друга и с заданиями справляются на отлично. Като самоотверженно спешит на помощь всем нуждающимся, пока старший Камбэ прикрывает и подкупает нужных людей. Почти что идеальный тандем, если бы не тратившиеся ежедневно сотни нервных клеток Хару. Справедливости ради, он правда пытался наладить отношения с Дайске, в конце концов, он не мальчишка, чтобы ненавидеть из чистого принципа. Но. Этот чертов мажор протянутый белый флаг попросту проигнорировал, каждый раз отвечая на дружелюбие молчанием и неподдающимся расшифровке холодным взглядом, будто ему не хорошего дня пожелали, а насрали под ноги. Хару не мальчишка, но гордость имеет, поэтому белый флаг был похоронен под землю. Но не слишком глубоко. Так, чтобы можно было достать в случае чего.

***

Дайске Камбе всегда ведёт себя так, будто он выше всех остальных ступенек на пятьдесят. Справедливости ради, так и есть. Для всех, кроме детектива с железными принципами и дешевым кофе из автомата в руках. Это манит, но Дайске держится и продолжает холодно смотреть на чужие исписанные руки. Его украшены теми же голубыми чернилами.

***

Временами Хару Като принимает самоотверженные, но очень глупые решения. Например, попытаться накрыть мелкую наркосделку в одиночку назло выбесившему горделивому напарнику. Боже, похоже, почти тридцатилетний детектив все-таки ребёнок внутри. К сожалению, наказанием за совершенную ошибку будут не материнские упреки и стойка в углу, а громкие выкрики мата и ряд выстрелов. Спасибо, что косых.

Острая боль пробивает плечо.

Или не слишком.

***

Дайске Камбэ был вымотан.

Он устал постоянно поправлять задравшиеся рукава и носить перчатки. Он устал от этих ч у в с т в, обжигающих грудь, при взгляде на Хару Като. Дайске не знает, случилось ли это тогда, когда он заглянул свисающему с моста придурку в глаза и увидел в них потрясающую гамму чувств из ненависти, удивления, страха и желания послать Камбэ и весь его род нахуй, или увидев его самоотверженною верность принципам. А возможно, заметив на собственном запястье быстро записанные бессмысленные цифры и слова, в точности повторяющие линии, выписанные такими же голубыми чернилами на коже напарника. Соблазн схватить ручку и оставить хоть какой-нибудь след на коже тогда усилился встократ. Дайске хотел, до дрожи хотел написать хоть что-нибудь, хотя бы показать Като те же линии, что тот небрежно вырисовал на руках, но не мог. Пусть его родители давно оставили их с сестрой, и сам он безлимитно богат, а при взгляде на упёртое лицо напарника уголки губ сами по себе поднимались вверх и собственное безэмоциональное лицо едва заметно смягчалось.

но он не мог.

Не после всех этих лет игнорирования. Не после того, как он долгие года крошил надежду Хару о счастье на мелкие куски. Хару возненавидит его, и никакие деньги мира это не исправят. И это будет заслуженно. Поэтому Дайске натягивает перчатки повыше и тянется поправить задравшийся рукав рубашки, но замечает красные разводы на коже. И они не оттирались.

Блять

***

К счастью, все обошлось малой кровью. В основном для Хару, ибо повязанным этим бедолагам еще предстоит отправиться в такое чудесное место, как полицейский участок. Вот это будет славное приключение, а лучшая его часть в том, что оно пройдет отдельно от детектива, ибо подкрепление вызвано, а сам он поедет в больничку накладывать швы. Като, честно говоря, довольно повезло, пуля прошла по касательной, а сами неудавшиеся барыги оказались юнцами и сдались спустя всего одну истерику и разговор по душам. Хотя его плечо это утешительным не считает. Рана пусть и небольшая, но болючая пиздец, да и рубашка вся в крови, так что придется звонить начальнику и просить отправить кого-нибудь подвезти его до ближайшей больницы. Желательно не Камея, а то слушать стёб вперемешку с беспокойством особо сил нет. Только он достает телефон, чтобы сделать звонок, как слышится рев мотора. Он отрывает взгляд от телефона, и перед Хару предстает несущаяся прямо к нему знакомая машина. А он тут что забыл?

***

Машина затормозила резко и с режущим уши скрипом. Двумя секундами позже из неё выскочил Дайске и… Сжатая челюсть, бегающий взгляд, капли пота на виске и дрожащие руки. Это странно. Он никогда не видел его таким. Хару в ëбаном замешательстве и не может слова сказать, потому что его напарник выглядит одновременно взволнованным и одновременно невероятно радостным. Дайске широким шагом подходит к Хару, почти что сбиваясь на бег, и не успевает пострадавший и слова сказать, как Камбэ невероятно бережно берет его руки в свои и смотрит прямо в глаза с непередаваемой нежностью. Что? От этого взгляда неприятно сжимается сердце и что-то внутри волнуется. Хару только спустя полминуты замечает, что руки напарника без перчаток. И только спустя несколько минут к нему приходит осознание, что узоры на них в точности повторяют те, что украшают его собственные.

Даже выведенное пурпурным «держись».