Если в голову лезет всякая чушь, значит там у нее гнездо

Мо Гуань Шань критически посмотрел на листок, над которым корпел почти всю перемену: результат, надо сказать, получился довольно посредственный. Сегодня, вместо собаки, он пытался изобразить хули-цзин* с фирменным Тяневским оскалом. Вышла, правда, все равно какая-то упоротая собака с семью хвостами (еще два никак не желали влезать). Подумав, что это, видимо, судьба, он смял бумажный лист, и в ту же секунду телефон, лежавший рядом на парте, завибрировал.

«Помяни говно — вот и оно», — машинально подумал рыжий, снимая блокировку:

«Я знаю, куда мы сходим в воскресенье».

«И я знаю. Ты — нахуй, а я еще не придумал».

«У тебя появились лишние зубы?» и сразу за этим: «Парк аттракционов. Так уж и быть, плачу я, а ты компенсируешь как-нибудь иначе…»

Мо сжал несчастный телефон так, что затрещал пластик. Пришлось досчитать до десяти, успокоиться или хотя бы попытаться — новый телефон стоил дороговато — и быстро написать:

«А не пойти ли тебе…» — подумав, он все же стер «нахуй» и дописал: «с девушкой».

«Я с ней и иду» — прилетел ответ, а ниже — фото. На нем, помимо смазливой рожи Хэ, была его же рука с дебильным детским, уже порядком потрепанным, с кое-где сщеркавшейся краской кольцом. Тем самым, которое ему сунули на сдачу перед новогодними праздниками, а Тянь вытащил из кармана и радовался как последний придурок. И не зашкварно ему было надевать это в классе? И сам себе ответил — нет. Стыд и Хэ Тянь вообще ходили разными улицами.

Гуань Шань открыл вкладку со смайлами и выругался под нос: после обновления опять добавили новых и старые уже не стояли на своих местах, поэтому излюбленный средний палец пришлось искать дольше обычного. Он уже практически нажал на нужный, как над головой, шелестя листами, просвистела тетрадка, заставляя машинально пригнуться.

— Кому там, блять, жить надоело? — рявкнул рыжий и только потом взглянул обратно на свой телефон. Это фиаско. Вместо среднего пальца он случайно отправил какую-то желтую, скрюченную харю с сердечком… это типа воздушный поцелуй?! Вот же срань!

«Я ПРОМАХНУЛСЯ», — написал он капсом.

«Конеееечно, Мо~ Зайду за тобой в восемь, не проспи».

Гуань Шань скривился и убрал телефон. Воскресенье было обречено.

***

Хэ Тянь, абсолютно свежий, бодрый и улыбчивый, как актер из рекламы минералки, плыл по улице, и окажись они сейчас в каком-нибудь девчачьем аниме, вокруг него обязательно сверкали звездочки и распускались цветы. Редкие девушки, проходившие мимо, оборачивались и едва ни сворачивали шеи, чтобы улыбнуться красавчику, но невольно вздрагивали и прибавляли шаг, когда натыкались взглядом на идущего рядом Мо, который смотрел исподлобья, топал как боевой слон и периодически матерился под нос не хуже портового матроса. На контрасте казалось, что за ним ползет черная, угрожающая аура, которая сожрет, прожует и выплюнет любого. В итоге подходить познакомиться девушки не решались, наоборот неосознанно отходили подальше, иногда на соседнюю сторону улицы, что делало утро Тяня, и без того прекрасное по множеству причин, еще лучше.

Откровенно говоря, аттракционы перестали будоражить сознание брюнета еще лет в двенадцать, если не раньше, но как место для свиданий, оно было идеально и выручало неоднократно. Только вот рыжий девушкой не был, поэтому не пищал и не жался к нему на американских горках, на предложение купить сахарной ваты пообещал засунуть ее ему в задницу, а в комнате страха уже сам брюнет с невинным видом лапал Гуань Шаня, хотя напугать бутафорские скелеты могли разве что своей убогостью. Это нельзя было назвать нормальным свиданием, да что там, хотя бы просто свиданием, зато вызывало настоящие, живые, а не для галочки эмоции. Проблема возникла только перед огромным колесом обозрения.

— Нет, — категорично сказал рыжий и скрестил руки на груди.

— Что такое, малыш Мо, боишься высоты? Не волнуйся, я буду рядом держать тебя за руку.

— Да нихрена, — а после посмотрел на него, как на дебила, который пытается есть неправильным концом ложки, и пояснил. — Это же чертово колесо.

— И?

— Тут кабинки специально маленькие, на двух человек.

— И?

— Парочки на нем катаются и сосутся, чего не понятного?!

— Тоже хочешь? Так без проблем, устроим. Я — весь в твоем распоряжении.

— С рукой своей устрой, — рявкнул собеседник и предпринял попытку капитулировать, — Я. Туда. С. Тобой. Не. Полезу.

Как маленький, ей богу. В квартире, на черт знает каком этаже, он оставаться наедине не боится, а тут устроил драму. Ну не весело ли?

На аттракцион они в итоге все же пошли. Ну как пошли, Мо пришлось тащить силой. Контролер на посадке смотрела на них взглядом, в котором четко прослеживалось, о чем она думает: звонить в психушку, полицию, скорую или всем разом? Пришлось улыбаться ей максимально приторно и говорить, что его друг ОЧЕНЬ боится высоты. В итоге их пустили, взяв обещание, что не перебьют друг друга и не поломают аттракцион.

Время перевалило за обед, когда они направились к выходу из парка. У Тяня даже вышло уломать Гуань Шаня напоследок заскочить перекусить, так что путь их лежал в ближайший фастфуд.

Совсем недалеко от входа стояла тесная кабинка с «предсказательницей». Обычно он всегда тянул девушек к ней: за сотню юаней очередная разводила в цветастой одежде обещала им любовь до конца жизни и ораву детей. По мнению Хэ, это была выгодная сделка: спутница приходила в восторг, и все — за относительно невысокую плату. Сегодня такой трюк точно не прокатит: во-первых, вряд ли рыжий склонен к мистике, во-вторых, при виде двух парней им максимум перепадет предсказание крепкой дружбы, так что ну его, к черту.

Стоило им поравняться, как немолодая женщина, сидевшая возле бутафорского стеклянного шара, вдруг завопила так, что милующаяся неподалеку парочка подскочила на скамейке:

— Вижу! — судя по тому, что взгляд ее так и косил на карман, куда Тянь пару минут назад убирал карту, кое-что она явно видела. Например, возможность подзаработать. Не теряя времени даром, бабка ткнула морщинистым пальцем в Хэ, — На вас наложено страшное проклятье, молодой человек.

Ну кто бы сомневался, что из них двоих «проклятье» угодит в того, кто одет подороже.

— И какое же? — Гуань Шань тоже остановился и косился на него взглядом, так и вопившим: «Ты это серьезно, блять?!», но Тянь даже не думал двигаться с места. Он вообще любил понаблюдать за тем, как его пытаются на что-то развести.

— Смертельное, — предсказательница поспешно напустила на себя важно-надменный вид. — Слишком много сердец ты разбил, молодой красивый, много слез пролили юные девы из-за тебя. И одна не отступилась. Но я могу…

— Нет-нет-нет, не стоит, — перебил ее Тянь, расплываясь в улыбке, — всегда хотел умереть молодым и красивым, на случай, если смогу возродиться призраком. Как-то не хочется коротать вечность немощным стариком с радикулитом.

И направился дальше, закинув руку на плечо рыжему, явственно ощущая, как бабка за спиной заскрипит зубами. Брюнету было смешно. Уже на выходе из парка он, еще посмеиваясь, спросил:

— Колись, малыш Мо, станешь спасать меня от проклятия? Искать избавление, убивать злодейку, исцелять поцелуем истинной любви?

— Я лучше проклявшую тебя девушку расцелую. И поставлю ей памятник. За спасение всего человечества.

Хэ засмеялся еще громче. Ну разве он не прелесть?

***

За окном уже стемнело, а Гуань Шань все еще сидел за математикой. «Все из-за этого мудака. Дались ему аттракционы, мы ведь не сопляки уже», — злился он, хотя глубоко в голове, где-то в самом темном повороте извилин, признавал, что проблема не в Хэ и не в аттракционах, а в самом предмете, который он нихрена не понимал.

Пробегая взглядом по ровным строчкам практически заученной задачи, он думал. Что за не сделанную домашку отхватит еще один неуд, а их уже и так хоть жопой жри. Что мама опять расстроится. Что наглый мажор Тянь, наверное, может решить такое, едва взглянув, но он скорее обратится за помощью к самому Сатане. Что хрен кто в классе даст ему списать просто так. И что ситуация — полное дерьмо.

Еще минут двадцать Мо балансировал между гордостью и желанием побиться башкой об стену, чтобы прогулять школу из-за сотрясения. В итоге, пришлось все-таки написать. Чжаню. Они ведь друзяшки, ё-мое.

***

«Рыж, пойдешь с нами к Тяню вечером проверить, не сдох ли он там от своей охуенности?».

В понедельник с этим наглым придурком Хэ творилась какая-то дичь. С первого взгляда, все было как всегда: при встрече где-нибудь в школе, он махал рукой, старался подойти, обнять за шею, ляпнуть какую-нибудь чушь, иногда строчил сообщения, а после занятий хотел вытащить в кино вместе с Цзянем и Чжанем, но как-то без привычного, непробиваемого энтузиазма. Без фирменной эгоистичной упертости. Не так, как всегда. От всего этого отдавало… фальшью? Нет, скорее какой-то машинальностью. Как робот на батарейках, у которого кончается заряд — вроде бы и переставляет ноги, машет руками и издает звуки, но с каждой минутой все медленнее, неохотнее, готовясь в какой-то момент просто замереть посреди комнаты и больше не двигаться. Дурацкое ощущение. Мо старался поскорее отогнать его или хотя бы игнорировать — какое ему дело до того, что творится с Тянем, он же не нянька ему в самом деле — только не получалось. А на следующий день тот просто не пришел в школу. Гуань Шань знал наверняка: его с утра уже человек десять спросило, не меньше, под конец даже злости не осталось, теперь вон еще и Цзяню на жопе ровно не сидится. Сразу видно человека, у которого слишком много свободного времени.

Дисплей смартфона успел погаснуть, пришлось снова разблокировать, чтобы написать короткое: «Я работаю допоздна».

***

С работы он и правда вышел довольно поздно, на улице, несмотря на почти лето, практически стемнело. Достав телефон, он только убедился в этом: 23:10. Перед тем, как убрать обратно в карман, машинально осмотрел значки: ни сообщений, ни пропущенных. «Говнюки, могли бы и написать, как сходили», — подумал он раньше, чем успел себя одернуть: не так уж ему было и интересно, своих дел по горло. Нужно поскорее добраться до дома, поужинать, принять душ и завалиться спать. План со всех сторон охуенный, правда по дороге рыжий все равно сделал зачем-то большой круг, сам себя убеждая, что хочет проветриться и подышать воздухом, но машинально запрокидывая голову, когда проходил мимо знакомых окон. Свет не горел, что странно, обычно хозяин хаты-размером-со-стадион ложился глубоко за полночь. Мо произнес как заклинание: «Похуй», после чего прибавил шаг.

На следующее утро Хэ все же пришел в школу. Гуань Шань увидел его абсолютно случайно: когда шел по коридору в класс, а Тянь уже заходил в свой. Вроде бы, выглядел как всегда, разве что как-то ссутулился и засунул руки в карманы, будто замерз, только вот в здании и даже на улице было тепло. Больше за день они не сталкивались, по крайней мере, напрямую, только знакомый силуэт мелькал пару раз на периферии зрения. Дуэт белобрысых придурков тоже весь день донимал только друг друга, поэтому в какой-то момент у Мо возникло ощущение, что вернулся к своей прежней дерьмовой, но размеренной и такой привычной жизни. Еще несколько месяцев назад он был бы безумно рад, но сейчас все ощущалось как-то странно, непривычно и чужеродно. Пришлось через силу запретить себе думать об этом.

***

Нужно было валить. Галопом, обгоняя ветер, или ползком по кустам, как те мужики в не пачкающихся белых балахонах, главное быстро, пока все сохраняет видимость нормального. А случиться должно было на все сто злоебучих процентов. Потому что учителя не лютовали. Потому что его друзяшки, простигосподи, за весь день ни разу не выебли мозг, что само по себе праздник. Потому что он сегодня выходной на работе. Потому что мама в ночную, значит допоздна можно страдать херней. Потому что когда все идет так, мать его, идеально, закон подлости уже стоит за углом и подбирает кучку дерьма поувесистее.

— Мо Гуань Шань, ты помнишь, что сегодня дежуришь? — спросила староста, и рыжий вздохнул даже с каким-то облегчением. Вот оно, родненькое. Жизнь будто вернулась на излюбленные рельсы, которые всегда ведут прямо в пизду.

Закон подлости наконец-то перестал прятаться по углам и вдогонку зарядил мелким, неприятным дождиком. Закончив со своей частью уборки, Мо накинул на голову капюшон и пошел выкидывать мусор. Контейнер находился недалеко от баскетбольной площадки, где еще занимались. «Вот мазохисты», — подумал он, но в целом, это и не удивительно, соревнования на носу. Хэ Тяня среди них не было. Едва успел захлопнуть крышку, как мимо по тропинке прошла девушка, цокая каблучками. Ее имени Гуань Шань не помнил, но лицо показалось смутно знакомым, вроде бы одноклассница Цзяня и Чжаня. Она на него внимания тоже не обратила и сразу подошла к площадке, где один из игроков как раз пил воду и переводил дух.

— Привет, а Хэ Тянь уже ушел?

— Да, ему мячом по голове прилетело и тренер отпустил пораньше.

— Спасибо.

Девушка ушла в сторону ворот, а рыжий поплелся возвращать урну в класс, там же забрал свои вещи и вышел на улицу. Дождь не думал прекращаться, поэтому единственным шансом не промочить кеды до состояния половой тряпки было скорее попасть домой. Пришлось сокращать через парк.

То, что закон подлости только разогревается, стало понятно сразу как рыжий увидел вдалеке одиноко сидящего на скамейке человека. Здравый смысл подсказывал быстрее пройти и не останавливаться, ведь только псих будет сидеть под дождем на мокром дереве, но парень зачем-то пригляделся получше и узнал Хэ Тяня. Тот полулежал, раскинув ноги и руки и запрокинув голову назад, сумка стояла рядом. Видимо, уже давно, потому что одежда успела промокнуть, как и волосы. Договариваться с собственным здравым смыслом даже не пришлось, он просто рванул быстрым шагом к брюнету, а здравый смысл просто махнул рукой и сказал: «Ну и дурак». При приближении стали заметны более мелкие детали: зажатая в пальцах и даже не подожженная сигарета, наушники в ушах и плотно закрытые глаза. «Бля, ты же там не сдох?!» — подумал Гуань Шань и стал трясти брюнета за плечи. Кожа под пальцами оказалась абсолютно мокрой и холодной, а сам он несколько секунд вообще никак не реагировал, мотался вслед за движением по инерции как кукла. Мо потянулся было проверять пульс, но Хэ вздохнул и открыл глаза. Секунду, может две, смотрел стеклянным, безразличным взглядом насквозь, но после моргнул и взгляд обрел осмысленность.

— О, малыш Мо…

— Ты обдолбался там что ли?! — рявкнул Гуань Шань, хоть и сам знал ответ — нет. Зрачки в порядке, значит чистый, уж кого, а наркоманов видеть ему точно приходилось.

— Нет, я шел домой и сел передохнуть.

— Скорее передОхнуть.

Рыжий зачем-то поправил собственный капюшон. Пытаться втолковать что-то Хэ в таком состоянии — все равно что отчитывать младенца за то, что обделался. Оставлять одного тоже не вариант, закроет глаза и продолжит лежать же, пока точно не помрет. Вот же срань.

— Идем, провожу до дома, — Гуань Шань протянул руку, и тот схватился за нее, хоть и с промедлением, поднимаясь. Пальцы были холодные, как у трупа.

— Ты такой заботливый.

— Лучше, блять, просто молчи.

Всю дорогу до квартиры Хэ вел себя паинькой. Опирался на чужое плечо, переставлял ноги и молчал. Мо же приходилось одной рукой придерживать его, от чего бок успел неплохо промокнуть, а второй — зонт, со стороны, наверное, картина еще та. Хорошо хоть никого знакомого по дороге не встретили. До квартиры они добрались быстро, ну насколько это было возможно в их положении, а вот пытался попасть ключом в замочную скважину Тянь долго, руки заметно тряслись от холода, в итоге Гуань Шань не выдержал и открыл сам, отобрав ключи. Едва оказавшись внутри помещения, он разулся, поставил сушиться зонт и повесил намокшую толстовку, а затем ткнул пальцем в едва заметно пошатывающегося хозяина квартиры:

— Вали в душ.

Серые глаза брюнета на мгновение угрожающе потемнели, и внутри все сжалось в тугую пружину, рефлекторно готовясь дать отпор, но практически сразу он словно расслабился и улыбнулся:

— Какая суровая женушка, может еще сходишь со мной, спинку потрешь?

Шутка, конечно, максимально идиотская и не смешная, скорее в стиле придурковатого Цзяня, но щеки все равно начинают гореть.

— Сам справишься, — отмахивается рыжий перед тем, как ретируется на кухню.

Шмон холодильника и всех шкафчиков на кухне показал то, что и всегда: у Хэ Тяня дома не то что бы мышь повесилась, даже тараканы жить не остались. Обозрев найденный набор продуктов, он решил не заморачиваться и закинуть все относительно съедобные овощи с мясом, создав подобие рагу, все равно ничего другого сделать не вышло бы. Как только он начал резать овощи, где-то за спиной хлопнула дверь: судя по звукам, Тянь все-таки ушел мыться.

Заглянул на кухню он примерно через полчаса и — в одном полотенце. Мельком глянув на полуголого секс-символа школы, рыжий почему-то подумал, что вот таким видел его намного чаще по крайней мере большинства девчонок, которые по нему сохнут. «Забавно, прям абассаца», — мрачно подумал про себя он и стал размешивать варево в два раза активнее.

От мыслей его отвлек все тот же Хэ Тянь: подошел со спины, по-хозяйски приобняв за талию, и положил острый подбородок на плечо. Их, конечно, разделяла одежда Мо и полотенце на бедрах, но ощущения все равно были пиздец какие странные. Особенно когда этот мудак шепнул на ухо, щекоча шею дыханием:

— Ммм, как вкусно пахнет.

Мо молча двинул локтем в живот. Хэ негромко засмеялся и уклонился, но руки убрал.

— Почти готово, — стараясь игнорировать целую роту мурашек, успевшую разбежаться с шеи по всему телу, произнес Гуань Шань, — Может, оденешься и не будешь светить своим…

— Я еще ничем не свечу, но если ты настаиваешь… — Тянь улыбнулся и намекающе коснулся пальцами узла на полотенце.

Рыжий показательно поморщился так, будто разом проглотил обмазанный горчицей лимон.

— Упаси, блядь, боже.

— Боже? Мне нравится, называй меня так почаще, — хохотнул брюнет, но переодеваться в комнату все же ушел.

Мо специально возился с тарелками и приборами дольше обычного, оттягивая момент, когда нужно будет идти в комнату, ведь с придурка станется закатить ему стриптиз наоборот, но опасался он напрасно: тот, полностью одетый, сидел, сгорбившись, на кровати, низко опустив голову так, что волосы закрывали лицо. В этой обычной, в общем-то позе, сквозило что-то такое, от чего сердце пропустило удар, а чутье лупило ложкой по кастрюле и вопило, что все плохо и скоро скатится в совсем пиздец. Чашки в руках случайно звякнули, и Тянь поднял голову, тут же подскакивая и без лишних слов помогая. Теперь он выглядел как обычно, вернее, изо всех сил пытался казаться, но получалось отстойно, ну или Гуань Шань провел с ним рядом слишком много времени.

«Не будь мудаком, спроси, что с ним происходит, вселенная от такого не схлопнется», — настойчиво крутилась в голове мысль, но вопрос намертво застрял комом в горле.

— Тетушка не будет волноваться?

— Она на работе, — Гуань Шань сильнее сжал палочки и уставился в полупустую тарелку, — И это…

— Мм?

— Ешь и ложись спать. Выглядишь как хренов зомби.

— О.

Не поднимая взгляда от тарелки, Мо стал усиленно жевать, будто до этого не ел неделю, пытаясь так отвлечься. Чужой взгляд неприятно жег щеку.

— Волнуешься за меня?

«Нет».

«Кому ты, нахрен, сдался, чтобы волноваться».

«Вообще насрать».

Столько привычных ответов, подошел бы любой, но кого он, блять, пытается обмануть. Идиотская пауза все тянулась и тянулась, а он продолжал молча буравить взглядом стол.

— Спасибо, — пальцы, наконец-то теплые, скользнули по волосам и исчезли быстрее, чем Гуань Шань успел уйти от прикосновения. Тянь ловко подхватил грязную посуду и скрылся на кухне. Зашумела вода.

Мо глухо застонал и все-таки стукнулся лбом об столешницу. Господиблядьбоже, весь этот путь от парка до квартиры, ужин-хуюжин и почти разговор по душам, выглядели так… так… «Как у нормальных людей», — ехидно подсказал мозг, но рыжий его одернул: «Как в сопливой мелодраме», потому что даже если это считалось нормальным, то Мо такую нормальность в рот ебал. Нужно было скорее сматываться домой, но пока он думал, дождаться ли хозяина квартиры, окрикнуть его или свалить молча, с кухни раздался такой грохот стекла, будто кто-то перевернул целый сервант. Мо выругался под нос и пошел на шум.

Тянь выглядел так, будто его этим самым несуществующим сервантом приложили. Вода лилась из крана, пока не выходя за пределы раковины, а сам он сидел среди кучи осколков, одной рукой до побелевших кончиков пальцев сжимая край плиты, а второй… блять. Хорошо хоть плита успела остыть.

Гуань Шань разгреб носком тапка осколки и присел рядом на корточки. Пришлось окликнуть дважды, прежде чем в застывшем взгляде Хэ мелькнула осмысленность. Словно не до конца понимая, он медленно разжал руку, отпуская край печи, а затем поднес к глазам вторую — из ладони все еще торчало несколько осколков.

— Что это, блин, было?!

— Голова закружилась.

«Пиздец», — про себя подумал Мо и поднялся. Перекрыл воду, поставил выжившие чистые тарелки в сушилку, протянул руку до сих пор неподвижно сидящему Тяню. Тот схватился за нее здоровой, поднимаясь. До спальни они шли молча. Рыжий практически осязаемо ощущал, как тает его последний шанс свалить отсюда, забыть и забить. Не то что бы он действительно надеялся этим шансом воспользоваться.

— Аптечка вроде бы…

— В ванной. Я помню.

Самое хреновое, что он и правда помнил. И не только это. Эту странность заметил Цзянь, когда Мо раньше Хэ сказал, где лежат ножницы. На автомате. Два придурка потом стебали его весь вечер.

Тянь сидел там, где Гуань Шань его и оставил — на кровати, а когда рыжий со всем необходимым расположился рядом, чертовски покорно протянул кровоточащую ладонь. Чудом найденный пинцет явно не был рассчитан на такое, или дело было в кривых руках Мо, но застрявшие не слишком глубоко стекла вынимались с трудом. Иногда — не с первого раза. Хэ Тянь никак не комментировал, только кусал губы, иногда — негромко шипел, когда перекись сильнее въедалась в порезы. Клеить пластырь получалось ловчее, в этом у рыжего опыта хватило бы на троих.

«Сюда бы Цзянь И», — зачем-то подумал он. Тот бы не молчал и не тупил так по-идиотски, уже завалил Тяня миллионом вопросов, отругал, развел бурную деятельность и сам же успокоился. Мо так не умел. Он вообще не умел о ком-то заботиться и тем более эту самую заботу проявлять, каждый гребаный раз чувствуя себя не то коровой на льду, не то бродячей собакой, от которой ждут выполнения цирковых трюков. Только вот придурок Хэ Тянь ждал всей этой срани именно от него, и твою же мать…

— Мо.

Нет-нет-нет. Рыжий ни разу не был экспертом в поведении людей или гребаной предсказательницей, но примерно представлял, что сейчас услышит.

— Малыш Мо, останься на ночь.

…и не сможет отказать. Потому что легко слать нахуй наглого-мудака-Тяня, и совсем не то же самое вот такого — уставшего, заебавшегося и какого-то беспомощного. Запретить вот такого Тяня вообще стоит на законодательном уровне. Потому что даже если Гуань Шань сейчас свалит, то все равно всю ночь будет думать, не свернул ли тот шею, навернувшись с кровати. Потому что…

— Хуй с тобой. Я пойду, уберу на кухне.

Рыжий позорно капитулировал в соседнюю комнату быстрее, чем Хэ ляпнет что-нибудь, от чего станет еще более неловко. Он остервенело собирает осколки в урну, смывает кровь с пола и долго-долго пялится в окно на ночной город, ловя себя на мысли, что прислушивается.

Перед возвращением в комнату по привычке проверяет сообщения. Хозяйка магазина просит подменить ее с утра на пару часов, чтобы она свозила кошку к ветеринару. Мо не знает, есть ли у нее муж, дети или внуки, но свою пушистую бестию та любит безмерно. Подменить — значит проебать первый урок, а то и два, но тетушка сделала для него много хорошего, взяла к себе работать, когда остальные считали слишком мелким, подстроила график под кривое школьное расписание и всегда шла навстречу. Он соглашается и ставит будильник на пораньше.

Тянь уже дрыхнет прямо поверх одеяла и это скорее хорошо, чем плохо. А Мо накрывает осознанием, что спать в этой квартире, кроме как на кровати, негде. Раньше тут стоял не шикарный, но удобный диван, пока светловолосые придурки ни залили его колой, после чего диван, а не придурков, увезли на чистку и пока не вернули. Запасных матрасов Гуань Шань тут никогда не видел, значит, скорее всего, их просто нет. Рыжий смотрит на этот огромный траходром и устало думает: «В пизду». У каждого человека есть определенный лимит на все, и свой лимит неловкости на этот вечер он, похоже исчерпал, оставив после себя только апатию и желание спать. То же самое он повторяет, когда вытаскивает из шкафа чужие штаны и футболку, потому что на нем только школьная форма, которая помнется, если в ней спать, а переодеться дома с утра он не успеет, когда выдергивает из-под тяжелого, как мамонт, Тяня покрывало, когда укладывается на противоположном краю кровати и когда укрывает свернувшегося в позу эмбриона брюнета. Завтра лимит обнулится, завтра будет снова тупо и неловко, но это все — только завтра.

***

Из сна его вырвала въедливая музыка где-то недалеко от уха. Мо несколько раз наугад машет рукой, пытаясь избавиться от нее как от надоевшей мухи, но звук не замолкает и мозг неохотно просыпается. «Вдруг у мамы что-то случилось», — становится первой осознанной мыслью после пробуждения, и он шарит по постели в темноте, а после отвечает, не взглянув на определитель номера. — Алло.

Секунду или две слышно только какую-то попсовую музыку на фоне, а затем незнакомый женский голос возмущенно произносит:

— Эй, кто ты такой и почему у тебя телефон Тяня?!

Рыжий уже было открывает рот, чтобы ответить, но запоздало понимает: вероятность того, что собеседница, кем бы она ни была, набрала именно его номер, желая дозвониться Хэ, ничтожно мала, по сравнению с тем, что…

Он отдергивает телефон от уха так резко, словно это раскаленный кирпич, и тупо смотрит на незнакомое имя на дисплее, на явно не свой смарт, и медленно понимает, где проебался. В трубке еще что-то возмущенно тараторят, но он уже не слушает, поспешно сбрасывает вызов, роняет телефон на кровать и зарывается пальцами в волосы.

Твою же мать. Он может перезвонить этой девушке и сказать, что… что? Что спер этот телефон? Что он — ночной домушник, у которого хобби — отвечать на чужие звонки? Или что он спит в кровати Хэ Тяня и схватил спросонья его телефон? По сравнению с третьим, первые два варианта — не такой отстой. А Тянь спит, как ни в чем не бывало, разве что значительно ближе. Разбудить и рассказать? Ха, с этого станется перезвонить и растрепать правду так, что о них будут судачить до конца средней школы, а потом еще и гордиться этим.

Мо тихо стонет и падает обратно на подушки, так ничего и не придумав. Пялясь в белый потолок, он думает: «Господи, я не уверен, как тебя зовут, и существуешь ли ты вообще, но хоть один сраный раз сделай так, чтобы эта девушка была не из нашей школы».

***

Бог его не любит. Не то что бы это какая-то сверхнеожиданная новость, всевышний мудак, судьба или провидение вообще не упускает ни единой возможности макнуть его в дерьмо, но про конкретно этот случай он узнает значительно позже. А пока успевает встать по будильнику, собраться, закинуть чужие вещи в стиралку, написать короткую записку Тяню, чтобы сам нажал две гребаных кнопки, добежать до остановки, увидеть, что телефон сел за ночь и отрубился, с горем пополам нагрести по карманам налички на проезд, доехать до работы, воткнуть пресловутый смарт на зарядку в подсобке и наконец с головой окунуться в работу. Тетушка отпускает его через пару часов, и перед тем, как уйти, он машинально смотрит на часы. Два урока проебаны, на третий он тоже опоздал, даже если сейчас бы рванул на сверхзвуковой, но проебывать четвертый — не вариант, потому что физика, потому что вредная учительница потом скальп снимет. Он успел бы заскочить домой и переодеться, но мама уже должна вернуться с работы, а значит будут неловкие вопросы, вынужденная ложь и грусть в глазах единственного родного человека, потому что она до сих пор считает, что образование — единственный путь в светлое будущее. Так что похуй, будто кто-то обратит внимание на его одежду в самом деле.

В итоге он решает скоротать время за сандвичем, и вспоминает про смарт только возле ларька. Включается тот лениво и неохотно, потом еще дольше — прогружается, а когда Мо заносит палец над иконкой платежной системы, начинает вибрировать, как чумной. Новое сообщение. И еще. И еще. В какой-то момент рыжий почти верит, что просто заглючило — либо телефон, либо его, но все куда хуже. Он тупо смотрит на число не прочитанных сообщений и думает, что школу как минимум взорвали. Или начался зомби апокалипсис. Или инопланетяне вступили с ними в контакт. Это хоть как-то объясняло бы ситуацию.

Мысли о завтраке сами собой покидают голову, он приземляется на ближайшую скамейку и начинает разгребать. Мама желает доброго утра и плодотворного дня в школе, интернет-магазин сообщает о распродаже со скидкой 15%, еще один магазин дарит ему сколько-то там бонусов, староста в рассылке напоминает всем о домашке, которую нужно сдать до конца недели, несколько одноклассников в том же чате ноют про сложно-много-муторно, все это — привычные, серые будни, и Мо расцеловал бы весь долбаный свет, если сообщения закончились на этом. Но нет, как мы помним, божественный засранец его ненавидит, поэтому дальше, как всегда, только хуже.

Цунь Тоу:

«Братан, тут с утра про тебя несут какую-то херню».

«Мы с пацанами не верим, но все это как-то… И вся школа на ушах».

«Братан, ты точно не из этих?»

«В смысле, ты останешься нашим братаном, как бы там оно ни было короче. Вот».

«Ладно, извини, спорол хуйню. Но мы все равно за тебя».

И дальше еще несколько сообщений примерно такого же невнятного содержания от других парней из его банды. Вкладка с чатом от Цзянь И — самая объемная, и он тыкает в единственное сообщение от Чжаня, пытаясь оттянуть неизбежное. Оно — лаконичное и короткое: «Привет, ответь, пожалуйста, И, а то он, похоже, уже собрался искать твой остывший труп». Вот и все, тянуть дальше некуда, осталось всего две вкладки чата: с кучей сообщений от Цзяня и с всего одним от Тяня. Это — как между Сциллой и Харибдой, хотя памятуя его так себе жизнь, тут скорее выбор между гигантской клизмой и сандвичем с дерьмом. Он делает пару глубоких вздохов, но разве можно подготовиться к прыжку в яму с чертями, где каждый будет дергать за что придется и вопить свое? Странное сравнение, но именно о чем-то таком он думает, видя гребаных 30 сообщений от светловолосого придурка.

«Эй, рыжик»

«РЫЖИК! 1»

«Похоже ты поломал Хэ Тяня»

«Он и раньше не работал как-надо, но все-таки»

«Он сейчас вышел улыбающимся с химии»

«ХИМИИ. Я думал, они там замочили учителя и растворили труп в кислоте. Но химик живой»

«Отстойно, на самом деле»

«НЕ ОТВЛЕКАЕМСЯ. Что ты сделал?!»

«И ДАЖЕ НЕ ДУМАЙ ОТПИРАТЬСЯ, Я ЗНАЮ, ЧТО ЭТО ТЫ»

«Ой»

«Ой-ей»

«Да ну не… Слишком хорошо я вас, двоих полудурков, знаю»

«Но в школе теперь лучше быть осторожнее. Как друг советую»

«Его фанатки — на всю голову ебану »

«Меня стукнули!»

«Нет, ну ты представляешь?! Сначала суют нос в чужую переписку, а потом меня же и бьют!»

«СВОЛОЧИ!»

«Рыжик, тебя поэтому на уроках нету, да?»

«БЕГИ, РЫЖИК!»

«БЕГИ ДО КАНАДСКОЙ ГРАНИЦЫ, В ЛЕСА АМАЗОНКИ, НА ДРУГУЮ ПЛАНЕТУ! ОНИ ТЕБЯ СОЖРУТ! 11»

«РЫЖИК! Ты живой???»

«Скажи, что да»

«Мо Гуань Шань, тебя уже ищет вся полиция города»

«Вообще вся»

«Ладно, шучу, пока не ищет, но если где-нибудь в канаве найдут обезображенный труп…»

«Это уже правда не смешно. Тебя там ни закололи пилочками?»

«НЕ ИГНОРИРУЙ МЕНЯ!»

«Я и правда начинаю волноваться»

«Эй!»

«Эээээээй!»

Мо устало сжал переносицу двумя пальцами. Как он и думал, простыня от Цзяня — это хуже, чем в яму с чертями. Черти — они и то спокойнее. Много, истерично и вообще ничего не понятно — вот он, коронный стиль Цзянь И.

Но даже так, картина складывалась в определенную мозаику. Мозаику из дерьма. Значит, ночной звонок все-таки аукнулся. Значит, та девчонка распиздела всей школе. Значит, он в полном дерьме. На этом фоне единственное сообщение от Хэ, которому он так ничего и не сказал, напрягало. Гуань Шань был почти уверен, что там нечто вроде: «Я подвешу тебя за яйца над школьными воротами, малыш Мо~».

Но побитая рожа — оно не так страшно. Рожа — заживет, отделаться от сплетен куда сложнее. Уж Мо-то знает. Тем более слухи, связанные с первым красавчиком школы, да еще и такие скандальные, обсасывать будут долго и смачно.

«В пизду физику. Пусть хоть расчленит меня потом», — думает он, и прежде чем свалить от школы подальше, все же пишет Цзяню: «Хватит закидывать меня сообщениями, бля. Я живой, в школу сегодня не приду».

В благодарность за утро, его освободили от вечерней смены, поэтому Гуань Шань бродит по улицам до вечера, а по возвращении домой ему неожиданно везет. Как бы ни цинично называть чью-то смерть везением: мама рассказывает, что вчера умерла его тетя по линии отца, и Мо всеми правдами и неправдами уговаривает съездить на похороны. Его мама — не дура, и конечно понимает, что он нихрена не скорбит по родственнице, которую в последний раз видел в шесть с половиной лет, но соглашается. Он ей за это благодарен.

Про непрочитанное сообщение от Хэ он вспоминает только утром, в поезде. На фоне других, оно короткое и деловое, будто писал не сам Тянь, а его старший брат со стремной аурой: «Не парься, я разберусь». Рыжий фыркает и хочет просто закрыть вкладку, но потом зачем-то пишет про похороны, про то, что его не будет в школе два дня. Наверное, чтобы не показаться трусом, который сбегает. Пусть это на самом деле и так. Отчасти. Ведь какой школьник упустит халявную возможность откосить на пару дней от школы? А ведь потом еще выходные, целых четыре дня не тухнуть на уроках — прямо аттракцион невиданной щедрости. Или чтобы придурок не волновался. Но вторую версию он сразу отметает, потому что ну его, нахер.

***

Звонок ввинтился в мозг совершенно паскудно и неотвратимо. Пробурчав что-то матерное и не особо связное, Мо повернулся на бок и засунул голову под подушку, это не помогло, уши настойчиво продолжала насиловать приставучая мелодия, пришлось вытащить руку из-под одеяла и практически вслепую нашарить поганца. Еще не проснувшийся мозг идентифицировал эту какофонию как будильник, и Гуань Шань попробовал просто сбросить его, но вместо блаженной тишины раздался взволнованный голос Цзянь И:

— Рыжик, рыжик, у нас тут пиздец!

Поспорить с этим было трудно: звонок от Цзянь И с утра пораньше для Мо и правда был пиздецом. А, нет, не с утра, за окном еще полностью темно.

— Жить надоело? — хрипло ото сна поинтересовался Гуань Шань, пытаясь одновременно зевать и не дать глазам закрыться обратно.

— Пиздец у нас тут говорю! Хэ Тяня порезали. Девчонка какая-то, не то приревновала, не то он ее…

Хлоп! И сна как не бывало.

— Как порезали?! — рыжий принял сидячее положение и стал в срочном порядке «заводить» мозг. Мозг работать не хотел абсолютно и всеми силами убеждал его провалиться обратно в теплую кровать.

— А как людей режут? Ножом! — возмущалась трубка.- Его увезли в больницу.

— Живой?

— Да. Вроде бы ничего важного не задели. Нужно с утра…

Дальше Мо не слушал. Сбросив вызов, он схватил со стула джинсы и очнулся только когда практически натянул их, замирая, словно тушканчик у норки. Время 2:35. В больницу никто не пустит, да и что он там забыл? Жив — и славно. Жив — и похуй. Ну хорошо, последнее — постный пиздеж, нужно быть честным хотя бы с собой. Он волновался, и это бесило.

Гуань Шань посмотрел в окно и не увидел там ничего из-за плотной ночной темноты. Цзянь И был кругом прав: нужно дождаться утра и приемных часов, купить каких-нибудь фруктов (или что там носят больным?), и как нормальный, адекватный… Проблема в том, что нормальным и адекватным он не был. Делать там сейчас тоже по сути нечего: скорее всего, Хэ Тянь отсыпается после наркоза, а тащиться посреди ночи и лазить по окнам как какой-нибудь Человек-паук в поисках нужной палаты наугад, чтобы убедиться, что этот мудак живее всех живых, пованивало каким-то сталкерством. Но и спать больше не хотелось от слова совсем.

Еще минут пятнадцать Мо буравил стену бессмысленным взглядом надеясь на… что? Что сам одумается? Что доводы мозга дойдут до всего остального? Как бы то ни было, время шло, а ничего не менялось. Матерясь больше на себя, он оделся потеплее, засунул телефон в карман и перед самым выходом из комнаты все же вернулся. Фруктов, конечно, у него не было, да и нахрена они Хэ Тяню, было кое-что получше. Пришлось залезть в тумбочку чуть ли ни с головой, но усилия оказались не напрасны. В голове болталась мысль, что после такого мистер Угрюм-и-Пиздат будет стебать его до конца жизни, да и хрен с ним, пусть стебет. Главное — пусть просто будет.

По дороге он пытался не думать. Не думать про проклятие, ведь кто в двадцать первом веке поверит старой шарлатанке в парке аттракционов, не думать о слухах, которые сам же, пусть и не намерено, заварил, не думать, что все могло быть иначе, не сбеги он как в жопу ужаленный подальше от проблем, просто ни о чем не думать. «Эффект бааабочки», — интимно нашептывал внутренний голос с интонациями Шэ Ли и будь у него физическое тело, Мо с радостью набил ему морду.

В этот поздний час в больнице горела всего пара окон, пациенты спали. Мо максимально бесшумно перелез через забор и, крадучись, пошел вдоль здания. Примерное расположение корпусов он помнил, недаром сам лежал тут кучу раз и иногда навещал таких же дурных дружков, поэтому до нужного добрался быстро. Пробраться в реанимацию практически нереально, но если все так, как говорил Цзянь И, то туда и не надо, Хэ должны были положить в обычную палату, одну из тех, на втором этаже. Только вот он не знал, в какую конкретно, а если во время поисков кто-то спалит и поднимет крик, последствия могут быть не самые приятные. «Зря сюда тащился что ли?» — подбодрил себя Мо и ухватился за первый выступ.

Фортуна никогда не была особенно за него, но в этот раз ему, можно сказать, повезло: никто не поднял крик, не попытался кинуть цветочным горшком, а нужная палата нашлась всего лишь с четвертой попытки.

В свете луны и в белой, больничной одежде, Хэ Тянь как никогда походит на труп. Настолько, что хочется не то проверить пульс, не то принести траурный венок. На несколько мгновений идея с подарком начинает напоминать подношение усопшему, и Мо мысленно ежится.

Больничные приборы мирно мигают в темноте и не пищат, значит, к праотцам пациент пока не собирался, Гуань Шань слышал об этом в маминой дораме про скорую. «Вот и зачем лез, дурак? Чтобы что?» — ехидно интересуется внутренний голос, но остается без ответа. И правда — дурак. Нужно уходить, пока его не заметила дежурная медсестра на обходе, только перед этим оставалось еще одно дельце. Тихо спрыгнув с подоконника, он стал подходить к кровати, попутно шарясь в собственном кармане, пока ни извлек вместе с измятым чеком из супермаркета кольцо. Простенькое, серебряное, дешевое и даже местами слегка поцарапанное, но всяко лучше той ужасной побрякушки на сдачу из магазина. Сначала он просто хотел положить куда-нибудь и свалить, но сейчас понимает: нужна хоть какая-то записка, а то Хэ Тянь подумает, что его забыла медсестра или кто-то из персонала. Ручки с собой нет, но что хуже — нет и мыслей, о чем следует написать. В голове сиротливо крутится та шутка про: «Выходи за меня», но он скорее ласточкой выпрыгнет из окна, чем отчебучит подобное. Так и ничего не придумав, злится на себя и уже собирается уходить, намереваясь выкинуть кольцо в ближайший куст, но в спину как стулом припечатывает тихое:

— Малыш Мо?

Мать, мать, мать, и какого черта этот придурок выбрал самый неподходящий момент, чтобы проснуться?! Обычно ведь дрыхнет, из пушки не разбудишь. Убегать как-то поздно, поэтому он разворачивается на пятках и зачем-то говорит:

— Нет, тебя глючит.

Шутка, конечно, дебильная, но мозг, похоже, до сих пор припоминает ему ночной подъем и придумывать что-то лучше не желает.

— Ладно, — неожиданно послушно соглашается брюнет и в палате снова повисает неловкая пауза.

— Как ты?

Подсознательно Мо ждет, что тот начнет кривляться и показательно страдать, или просто пошлет нахрен, или надуваться от собственной важности из-за того, что Гуань Шаню явно не все равно, или…

— Вроде цел. Ну, частично.

Улыбка — не обычный лисий полуоскал, а едва заметная, еще сонная — бьет в спину не хуже ноги в тяжелом ботинке, почти физически ощутимо толкает вперед. Мо быстро сокращает расстояние до кровати — пока не передумал. Серые глаза смотрят с неподдельным интересом, и сейчас, по всем канонам сопливых мелодрам, нужно сказать что-то красивое и романтичное, только вот у Мо с этим всегда были проблемы похлеще, чем с математикой и физикой вместе взятыми.

— Просто будь, блять, осторожен, — практически с силой выдавливает рыжий из себя и, наклонившись, быстро целует. Хотя даже поцелуем это назвать сложно, что-то среднее между невинным чмоком младшеклассницы и осторожным звериным укусом. Последнее — потому что уже давно хотелось.

Затем — ловко уйти от еще неуклюжей попытки притянуть обратно, попутно сунув в руку пресловутое кольцо, и скрыться через окно, едва действительно ни вывалившись в него. Кусты за окном затрещали от нисколько не грациозного спуска, а ветер донес глухие ругательства, но на душе все равно было чертовски хорошо. Хэ Тянь тихо рассмеялся в совершенно пустой палате.

***

Если бы Хэ Тяня спросили, как выглядит счастье, он не задумываясь ткнул пальцем в этот момент. В палате шумно. Шум, как и всегда, создает Цзянь И, который болтает про школу, гору домашки, сложный тест по китайскому, того самого парня с бородавкой на брови и том, что наконец-то разучил пару песен на гитаре. От упоминания последнего, стоящий у окна Чжань заметно бледнеет и даже лишенный эмпатии Тянь ему самую малость сочувствует, представляя, сколько еще менее удачных выступлений тот выслушал. Справа, на стуле, сидит Мо и слишком активно изображает безразличие, не то чистя, не то терзая несчастный апельсин уже пол часа.

— А шланг каааак бабахнет! — Цзянь бурно жестикулирует руками, визуализируя, от чего кровать, на краю которой он сидит, недовольно скрипит, — Окатило всех, даже госпожу Юн. Его потом в учительскую за ухо утащили.

Хэ тихо смеется. Не то что бы история с садовым шлангом была верхом комедии, но в окружении этих придурков какая-то своя, уютная атмосфера. Краем глаза он замечает, что его рыжее Я-не-пойду-с-вами-мне-похер-как-он-там-пусть-хоть-сдохнет-ну-ладно-идем закончил с апельсином и сейчас, похоже, начнет расщеплять его на атомы. К цитрусовым вообще Тянь равнодушен, однако одним движением выхватывает фрукт, едва ни вывихнув руку от рывка — Гуань Шань как специально сел от кровати максимально подальше.

— Эй! — возмущается Мо и пытается забрать обратно, но не тут-то было.

— Разве ты не мне чистил? — невинно интересуется брюнет.

— С хуя ли?

— Эй, Тянь, дай мне тоже, — и вот на его трофей имеют виды сразу две наглые рожи.

Хэ задирает руку с апельсином вверх, будто держит не обычный фрукт, а как минимум, надежду всего человечества. Хорошо быть высоким.

— Иди нахрен, Цзянь И, заведи себе своего чистильщика апельсинов.

— Чё?!

И вот его уже всерьез атакуют с двух сторон. Пытаясь сохранить ценный (спизженный) дар и не огрести, он начинает активно уворачиваться, а когда под «врагами» практически погребло, хрипит:

— Чжань, помоги.

Тот смотрит на него со смирением пожилого старца и качает головой:

— Даже не думай втягивать меня во все это.

«Предатель», — думает брюнет за секунду до того, как в бок резко колет, выбивая воздух из легких, а в глазах темнеет от боли. Беситься со свежей, еще не затянувшейся раной — верх ебантизма, оставалось надеяться, что хотя бы шов не разошелся. Злополучный апельсин падает на больничное одеяло.

— Эй, ты как? Позвать врача? — обеспокоенно спрашивает Цзянь, и даже Чжань отлипает от своего насиженного места, сокращая расстояние. Только Мо, еще секунду назад стоявшего вплотную, как взрывной волной относит на пару шагов. Нужно было сказать, что он сам виноват, а то рыжий ведь накрутит себя и вообще перестанет подходить на пушечный выстрел, но боль слишком сильно пульсирует в боку, отдаваясь в мозг, и все, что он может сейчас — тупо, как рыба, выброшенная на берег, хватать ртом воздух. Проходит несколько охрененно долгих секунд, пока брюнет наконец может разогнуться и прохрипеть:

— Я в норме.

В палате виснет напряженная пауза, которую нужно срочно заполнить, потому что сидеть под взволнованными взглядами — та еще пытка. Он практически вслепую ловит Гуань Шаня за руку, дергая на себя. Тот от неожиданности поддается, по инерции делая шаг навстречу. Чужие прохладные пальцы заметно подрагивают.

— Что ты…

— Всего одну минуту.

Хэ поворачивается на бок, подтягивая ноги к груди, потому что так легче, и прижимает чужую ладонь к подушке собственной щекой. Боль, куда более слабая, еще расходится по телу волнами, и он прикрывает глаза.

— О, апельсинка! Сиси, я добыл нам апельсинку! — рядом, но будто в соседней галактике вызывающе радостно вопит Цзянь И, уводя своего больше чем друга к окну. В девяноста случаях из ста, Цзянь все еще обычный шумный придурок, но именно такие моменты он чует невероятно остро, и всегда поступает верно. За это Хэ ему благодарен.

Пальцы под щекой постепенно тоже прекращали подрагивать, а хозяин руки вообще не шевелится, закаменел, как старинная статуя, и человека в нем выдает разве что тепло тела и биение пульса. В этой секунде хочется раствориться.

Если бы кому-то вздумалось посадить его в тюрьму пожизненно за неделю лжи о несуществующем проклятии и для снятия обвинений требовалось только чистосердечное раскаяние, то Тянь без раздумий протянул руки для браслетов. Потому что нихрена он не раскаивается. И не жалеет. Не жалеет руки, на которой уже затянулись порезы, не жалеет проебанного теста, из-за которого успеваемость ухнула вниз на несколько пунктов, не жалеет усилий, которые пришлось приложить, чтобы свести на нет слухи, распущенные Ло Ю. О последнем — не жалеет вдвойне, потому что избавиться от них было важно. Хоть и не для него. Ножевое, конечно, в его планы не входило, но Хэ считает это вынужденным злом, ведь в итоге — получил куда больше.

Теплая рука плавно выскальзывает из-под щеки и его швыряет обратно в суровую реальность. Слух успевает ухватиться за самый конец вопроса, а мозг идентифицирует, что обращались все же к нему. Приходится открыть глаза.

— Что?

— С каких пор ты стал носить кольца спрашиваю?

Хэ машинально переводит взгляд на руку, где на безымянном пальце тускло поблескивает серебряное колечко. Вряд ли Мо специально подбирал размер, но сидит оно как влитое.

— А ты не знал, Цзянь И, когда люди женятся…- Чеширский кот повесился бы на собственном хвосте от зависти к его улыбке.

— Чего?! — раздалось одновременно с двух практически противоположенных сторон палаты.

— Бедная госпожа Хэ, кем бы она ни была, — сочувственно качает головой Чжэнси, неожиданно показывая, что может в сарказм, — хотелось бы увидеть ее, но боюсь, несчастная уже убежала от такого мужа на другой конец света. Или утопилась в пруду.

Общение с Цзянем в таком количестве определенно не идет ему на пользу.

— Я знаю! По залету, да? А я ведь говорил, что ты — коварный извращенец, Хэ Тянь!

Мо продолжает стоять за спиной, явно хмурясь и сжимая кулаки, но казалось, что жар, идущий от покрасневших ушей чувствуется даже на расстоянии.

— Еще нет, — максимально серьезно отвечает Тянь, — но мы будем работать над этим.

Наконец «госпожа Хэ» отмер и со всей дури приложил его подушкой.

— Хватит пороть хуйню, блять.

Тянь даже не пытается уворачиваться и смеется уже в голос, а следом — тихо охает, потому что громко ржать оказалось тоже больно. Но это — полная фигня, просто маленький налог, потому что по всем остальным пунктам он точно сорвал джек пот.