Цветок папоротника

Те дни, когда Мо писал ему первым, были настолько редким, но приятным отклонением от нормы, что их давно стоило бы внести в календарь на уровне государственных праздников. Поэтому совсем нечему удивляться, что Тянь, заметив вожделенное сообщение, на мгновение выпал из реальности, разом забыв не только на каком уроке сейчас сидит, но даже в какой стране и на какой планете обитает. Сообщение, меж тем, было совсем коротким: 

«Ты свободен после уроков?». 

«Да, да, да! Для тебя я всегда чертовски свободен!» - мог бы ответить брюнет, но ограничился менее восторженным: 

«Да.  

Хочешь пригласить меня на свидание, малыш Мо?;)». 

«Дело есть. Приходи после уроков в 402 класс», - пришел сухой, словно бутерброды в школьной столовой, ответ. 

Надо ли говорить, что окончания физики Хэ Тянь ждал сильнее, чем собственного дня рождения и Нового года вместе взятых? В нужной аудитории он был ровно через четыре минуты после звонка. Гуань Шань уже сидел там, еще более хмурый и серьезный, чем обычно. Казалось, он вот-вот попросит помочь закопать труп Цзяня И в школьной клумбе. Не то что бы Бах, бах, бах.

Тянь методично, как робот, бьет по стене кулаком, пока на светлых обоях не отпечатывается красное пятно, которое с каждым ударом становится все больше. Костяшки разбиты в хлам, но боли нет. Странное ощущение, будто вкололи лошадиную дозу обезболивающего.

Он обессилено сползает на пол, утыкается лбом в собственные колени и только тогда понимает: злости, с которой еще несколько минут назад громил комнату, разбивая и переворачивая все, что способен был поднять, тоже нет. Нет вообще ничего, внутри - гребаная ледяная пустыня, место его вечного, одиночного заточения. Насколько же глупо и наивно было полагать, что он сможет вырваться оттуда, дышать полной грудью, распоряжаться собственной жизнью, быть рядом с тем, кому небезразличен. Это даже иронично в какой-то степени: у него было абсолютно все, кроме единственно важного - свободы.

Хэ не запоминает, сколько проводит вот так, в недрах собственной депрессии и самокопания, но из пучины отчаяния его выталкивает примитивное желание выкурить сигарету, может две. По хорошему, стоило бы еще поесть, но об одной мысли на гастрономическую тему начинает подташнивать. Поэтому курить. Искать пачку приходится дольше обычного: отчасти из-за полного отсутствия света в комнате, отчасти из-за того, что ее погребло в куче мелкого хлама от перевернутой коробки. Забавно, он живет в этой квартире уже черт знает сколько, но вещи до конца так и не разобрал, все откладывал на мифическое “когда-нибудь”. А теперь уже и не нужно. Дедушка Лао-Цзы был бы в восторге. *

Наконец, вожделенная сигарета оказывается в уголке рта и брюнет на автопилоте вертит в руках упаковку, которая заботливо предупреждает его о возможном раке легких, импотенции и, наверное, даже каре небесной. Тянь усмехается: алкоголь предостерегает точно так же. Да что там, даже на пачке стирального порошка целая инструкция на случай, если попадет в глаза. Только вот на людях ничего подобного, увы, не пишут. А зря.

Нырять обратно с головой в пучину собственного безрадостного будущего, видимо, в надежде там захлебнуться, не слишком-то хочется, поэтому парень мысленно возвращается на шаг назад. К алкоголю. В разных ток-шоу на государственных каналах важные люди в пиджаках никогда не упускают возможности упомянуть про борьбу с алкоголизмом среди подростков и невозможностью купить таковой до совершеннолетия, только все их слова - не более чем пшик. Разумеется, если иметь на руках достаточно бабла. Тянь может утверждать точно: он проверял как-то от скуки, а потом забросил пресловутую бутылку куда-то в бесконечное множество кухонных шкафчиков. Кто же знал, что наступит и ее время.

Кухня выглядит определенно лучше спальни, ведь ее не накрыло тайфуном праведного гнева единственного жильца квартиры, однако поискать вожделенный трофей все же приходится. В процессе на голову валятся какие-то (спасибо, что хоть плотно закрытые) пакетики приправ - естественные последствия стихийного пребывания тут Мо Гуань Шаня, и младший из семейства Хэ с удивлением для себя осознает, что настроение по говенности еще не достигло своего дна. Ну или только что успешно его пробило.

Распивать виски было решено на оплоте практически единственного полностью целого объекта: кровати. Сев на мягкую поверхность, он открывает бутылку, не выпуская из пальцев дымящуюся сигарету, и успешно с этим справляется, только кожу на руке неприятно щиплет при раскручивании крышки: похоже, снова потрескалась едва прихватившаяся корочка на костяшках. Тянь сразу же делает большой глоток и понимает собственную ошибку только когда закашливается, едва ни выплевывая алкоголь на пол: горло будто живым пламенем обжигает. С усилием проглотив, он решает изменить тактику, переходя на более мелкие глотки и чередуя их с затяжками сигареты. Так выходит значительно лучше, по телу расползается горячее, неестественное тепло, мышцы расслабляются и голову будто наполняет какой-то безынициативный туман, вытесняя все ненужные мысли. Желудок, а может и не только он, за такое спасибо не скажет, но все это будет когда-нибудь потом. А сейчас ему практически хорошо.

Вторую сигарету до конца он так и не докуривает, тушит где-то на середине, и бычок просто выкидывает на пол. Минут через двадцать следом катится и бутылка. В последнюю секунду Тянь пытается сосредоточиться и вспомнить, закрыл ли ее, но после мысленно машет на это рукой: небольшая лужа просто не способна как-то ухудшить уже имеющийся срач. Да и алкоголя там осталось максимум на треть. Выкинув все лишнее, Хэ заваливается на кровать, но погрузиться в сон мешает твердый предмет, больно упирающийся в бедро. При детальном рассмотрении он оказывается сотовым. Позвонить по знакомому номеру не составляет особого труда даже в таком состоянии, пальцы сами на автомате тыкают в нужные места сенсорного экрана, даже если картинка перед глазами давно плывет. Это и не удивительно - за последние месяцы именно с этим абонентом он связывался, пожалуй, чаще всего. Даже если тот был не слишком рад в большинстве своем. Гудки тянутся монотонно-долго, и брюнет окончательно убеждается, что его просто проигнорируют, но перед тем, как вызов должен автоматически оборваться системой, трубку все же берут. Вместо приветствия слышится хрипло-недовольное:

- Что же тебе по ночам, сука, не спится?

- Малыш Мо, мне так хуево, - сипит Тянь, едва ворочая непослушным языком.

- И ты решил не мучиться в одиночку? Гениально, блять.

Будь он хотя бы на пол бутылки трезвее, то тот час же сбросил вызов. А лучше - не звонил вообще. Но алкоголь играет с ним злую шутку, и Хэ, сам не понимая зачем, начинает вываливать на рыжего дичайшую мешанину про щенка, который оказался жив, перевод за границу, мудака-отца, мечту, которую обязательно нужно иметь хотя бы Гуань Шаню и всего, что уныло, как утопленники, плавает на поверхности пьяного подсознания. Его буквально несет по этой извилистой реке пиздежа, и, по внутренним мироощущениям, Мо должен был скинуть вызов давным-давно, секунде эдак на пятой, если не раньше, но он почему-то продолжает безмолвно слушать, даже не перебивая, пока Тянь окончательно ни выдыхается, и лишь потом выдает:

- Ну охуеть теперь. Протрезвей для начала, завтра поговорим.

Высказанная напоследок идея кажется неожиданно дельной, поэтому Хэ Тянь поднимается на ноги и уныло тащится в ванную. Вернее, на словах все звучит так, в реальности же он с трудом принимает сидячее положение, дважды едва ни падает при попытке подняться, запинается об собственные кеды и дальше идет исключительно держась за стенку.

Склониться над краном, чтобы выкрутить холодную воду на максимум, становится второй за вечер роковой ошибкой и от не слишком дружелюбной встречи с кафелем парня спасают только быстрая реакция и хорошо отработанные рефлексы. Подождав, пока комната перед глазами перестанет крениться вперед, он предпринимает еще одну, более удачную попытку.

Мощная струя ледяной воды бьет куда-то в затылок и практически мгновенно мочит волосы, а вместе с ними и лонгслив, но не приносит ни бодрости, ни трезвости. Кажется, ему холодно. По крайней мере, губы дрожат, да и все тело мелко потряхивает. По хорошему, стоило прекратить страдать этим недоделанным “очищением водопадом” и просто пойти спать. Желательно без “идти”, просто закрыть глаза, разжать пальцы и…

Из меланхоличного полутранса его вырывает назойливая трель. Сначала кажется, что это звенит в ушах, но через несколько секунд приходит осознание: дверной звонок. Хэ распрямляется слишком быстро и невольно бодает кран затылком. Ощущение, нужно сказать, не из приятных. Он уже давненько не смотрел на часы, но очевидно, что сейчас - глубокая ночь. Кто мог прийти так поздно? Разбушевавшиеся соседи? Старший брат? Те важные дядьки в костюмах, которым Тянь подпортил статистику подросткового алкоголизма? Как много вопросов и ни одного ответа. Дверь он распахивает, даже не потрудившись заглянуть в глазок.

- Ну наконец-то, я думал ты там усн.. оу.

Он не видел себя в зеркало, кажется, с утра, но судя по выражению лица Мо, оно и к лучшему.

- Хуево выглядишь.

- Эм… спасибо?

Тянь очень хочет спросить, что рыжий забыл тут в такой час, но не решается. Вдруг все как в сказке про призрака, где тот пропал, когда ему задали неверный вопрос? Может, он вообще не успел ухватиться за бортик ванны и…

- Так, понятно, - прерывает его рассуждения гость и сам хватает за мокрый рукав лонгслива, после чего тянет за собой. - Идем уже, навернешься по дороге - так на полу и брошу, до кровати тащить не буду.

Хэ послушно перебирает ногами, а на входе в комнату едва ни врезается в спину застывшего Гуань Шаня. Тот смотрит на образовавшийся беспорядок с минуту, а затем выдыхает:

- Точно псих.

Брюнет лишь безынициативно пожимает плечами и садится на край кровати, чтобы наблюдать, как отмерший Мо рыжей кометой перемещается по комнате, видимо, ища что-то в образовавшемся кавардаке, хмуро бурча под нос. Большая часть гневного монолога так и остается невнятным фоновым шумом, но одна фраза слышится на удивление четко и членораздельно:

- И нахуя я вообще с ним вожусь?!

- Потому что любишь? - Тянь сам не помнит, когда на его бесстрастное лицо успела сползти эта совершенно дурацкая, полная обожания улыбка, но уже решительно ничего не может с этим поделать.

Мо отвечает взглядом, с которым впору закатывать людей под асфальт живьем, и за пару шагов сокращает разделяющее их расстояние. В руках у него виднеется две светлые тряпки, которые при приближении идентифицируются как полотенце и сухая футболка. Улыбка сама собой, практически без участия хозяина, становится еще шире.

- Хоть раз удержись от своих, блять, пидорастических шуточек. И руки подними.

- Все для тебя, солнце.

Без мокрого лонгслива по коже проходится будто легкий ветерок и брюнет вздрагивает, а затем сгребает стоящего напротив парня. Тот, явно не ожидавший такой прыти, охает и валится к нему на колени. Замешательство длится каких-то пару секунд, а затем Хэ чувствует, как его ощутимо, пусть и далеко не в полную силу, колотят по рукам, гневно обещая навлечь все самые страшные проклятия этого мира. Только ему сейчас все равно. Тянь судорожно, как-то отчаянно сгребает это колючее, яростное пламя в охапку, и греется в нем во всех смыслах. Пожалуй, он рискнул бы, даже если за подобную дерзость в итоге пришлось сгореть. Брюнет утыкается в чужую шею и жадно, как никогда, вдыхает ароматы улицы, геля для душа и еще чего-то смутно знакомого. Тонкая ткань футболки мгновенно пропитывается влагой, но Хэ предпочитает думать, что все это - вода с волос. И ничего больше.

Хэ выпадает из реальности на несколько секунд, а может даже и минут, потому что по возвращению с удивлением понимает, что тело в его руках больше не вырывается и не матерится, просто размеренно дышит, пока теплые пальцы неуверенно поглаживают по голой спине. Момент кажется слишком волшебно-нереалистичным, чтобы стать правдой, и Тянь пытается поймать эти отголоски магии, с закрытыми глазами касаясь теплой кожи своими холодными губами. Сначала совсем легко, едва ощутимо, после уже настырно целует, пытаясь врезать этот момент в память так глубоко, как это вообще возможно, глубже детских страхов, обид, одиночества, разочарований, глубже… Волшебный миг разлетается острыми, зеркальными осколками, когда брюнет, увлекшись, ненадолго всасывает тонкую кожу, оставляя на бледной шее ярко-красный след. Гуань Шань резко отталкивает его, сопровождая громогласным:

- Совсем охуел?!

- Прости, - хрипло вторит Хэ.

“Я просто хочу, чтобы ты помнил про меня чуть дольше”, - в слух уже не произносит, но, похоже, этого и не требуется.

- Да что с тебя, алкаша, возьмешь, - бурчит Мо и отводит взгляд, деловито подтягивая к себе забытые на кровати вещи. Красные пятна смущения на щеках прекрасно видно даже в полутьме квартиры.

На все еще мокрую голову ложится мягкое полотенце, и Тянь, ей богу, готов был бы замурлыкать, как кот, не будь уверен, что за такое отхватит еще сверху. Однако разомлеть окончательно парень так и не успевает, полотенце, как и чужие пальцы, исчезают слишком быстро, а на голову довольно бесцеремонно натягивают футболку.

- Дальше сам, - хмурится Гуань Шань и предпринимает попытку подняться.

Такое поведение настолько в духе противоречивого характера Мо, что Тянь буквально не может сдержать смешка, на мгновение забывая про всю кучу дерьма, которая уже давно собиралась этакой снежной шапкой, чтобы именно сегодня свалиться ему прямо на голову. Веселье тут же исчезает, как морок, когда становится понятно, что рыжий не оставляет идеи подняться и, вероятно, покинуть его квартиру. Приходится в срочном, практически армейском порядке, натягивать на себя пресловутую часть гардероба, чтобы в последнюю секунду успеть схватить уже встающего с колен парня.

- Че за…

- Не уходи. Полежи со мной.

Просить о подобном второй раз уже не так страшно, но внутренности все равно скручивает в тугую пружину в ожидании ответа, а если как следует сосредоточится, то в глубине подсознания можно еще услышать пренебрежительный, высокомерный голос: «Тебе стоило бы брать пример со старшего брата, он никогда не отвлекал меня подобными пустяками. Отвратительно, что она позволяла тебе подобное». Да, маму отец всегда звал безликим «она», сколько Тянь себя помнил. Но это -лишь прошлое, сейчас все совершенно иначе.

- Ложись уже давай, герой бухальных воин, - Гуань Шань фыркает, пихает Хэ в плечо и тот сползает на подушки, не забывая утянуть с собой рыжего. - Эй, мы так не договаривались!

Следующие несколько минут они просто катаются по кровати, сшибая на пол подушки, путаясь в одеяле и несколько раз опасно приближаясь к краю. Первым ожесточенного сражения не выдерживает гость:

- Ладно, все, я никуда не уйду. Только отцепись уже от меня, пристал как пиявка.

Тянь трагично вздыхает и нехотя разжимает объятия: увы, чем-то всегда приходится жертвовать. Оказавшись на “свободе”, гость поднимает успевшую слететь на пол подушку и тут же отодвигается на противоположный край. Источников света в комнате не слишком-то много: торшер, чудом выживший в процессе погрома, но сместившийся в абсолютно иной край комнаты, его зажег сам рыжий, и - луна в окне, однако этого вполне хватает. Хэ перекатывается на бок и жадно рассматривает “соседа по кровати”, стараясь сохранить в памяти каждую незначительную деталь: растрепанные волосы, хмурая складка между бровей, поджившая царапина на скуле, обветренные губы… Мо такое внимание, судя по всему, не по нраву: он недовольно дергает плечом и демонстративно поворачивается спиной. От желания провести ладонью по линии позвоночника буквально покалывает пальцы, но приходится держаться: весь накопленный опыт их местами не легкого общения говорит о том, что любое поползновение в сторону рыжего - шаг по минному полю, никогда не знаешь, где подорвешься. Довольно много времени проходит в абсолютной, гробовой тишине, и брюнет почти уверен, что Гуань Шань уснул, пока тот ни произносит, не меняя положения тела:

- То, что ты мне по телефону говорил, правда?

- Да.

- Наверное я нихуя в этом не понимаю, но разве не было бы хуже, если тебе не дали даже попрощаться?

Хотел бы он сам знать ответ на этот вопрос, правда. Как оказалось, терять кого-то, а после находить через много лет только для того, чтобы снова потерять – довольно сложно. Не тот опыт, который хочется пережить еще раз. 

- Представляешь, он даже узнал меня, вилял хвостом и хотел подняться… но не смог. 

Судорожный вздох вырывается из груди сам собой. Тянь уже и забыл, когда рассказывал кому-то вот такие личные, интимные вещи. Разве что матери до ее смерти, но тогда он еще был ребенком и все воспринималось совершенно иначе. 

- Наверное, я все-таки рад. Цю Гэ не такой уж плохой человек на самом деле. Просто… 

Он произносит все это, смотря куда-то в темноту комнаты, потому что так легче, и совершенно пропускает момент, когда Гуань Шань успевает развернуться к нему. Чужие руки обнимают на удивление мягко и ненавязчиво, пусть и не так крепко, как тогда, после оползня, но все равно приятно. Слова намертво застревают в горле, а после вообще отказываются формироваться в какие-либо предложения даже в голове, поэтому он решает больше не думать, просто прижимается к горячему, жилистому телу, закрывает глаза и вдруг понимает, что согрелся. Кажется, впервые за много-много лет. Где-то на окраине уходящего в царство Морфея подсознания зудит желание спросить, что Гуань Шань думает о его переводе, но поинтересоваться напрямую он так и не решается. Слишком страшно услышать в ответ безразличное: «Мне все равно».

Брюнет практически проваливается в сонную негу, когда слышит над ухом тихое: 

- Никуда ты от меня не денешься, тупая псина. Мы что-нибудь обязательно придумаем.

Хотя, может, это все – уже часть в кой-то веки прекрасного сна.

***

Первым, что почувствовал Тянь даже раньше, чем смог полноценно сфокусировать взгляд, стала ощутимая, острая боль в затылке. Стоило коснуться ноющего участка рукой, как пальцы тут же окрасились красным. Брюнет поморщился и осмотрелся вокруг: он лежал на полу, видимо, уже довольно давно: ванна, в которую лилось из открытого крана, успела переполниться и вода начала стекать на пол, рядом валялась всякая бытовая мелочевка в виде пасты и зубной щетки - видимо, сбил, пока падал. Как он вообще тут оказался? Ах да, звонил Мо, потом пошел «отрезвляться». Ну что ж, можно сказать, цель достигнута. 

Просидев так еще несколько секунд, Хэ сделал вывод, что умирать прямо здесь и сейчас вроде как не собирается, после чего плавно поднялся. Перекрыл кран и присел на бортик ванны, пытаясь сосредоточиться достаточно, чтобы составить хотя бы какой-то план действий. Нужно чем-то перевязать голову, убрать воду, пока не затопил соседей, а после – полежать. Сейчас его здорово мутило, не то от голода, не то от похмелья, а может – последствия сотрясения. И покурить. 

Интересно, если закрыть глаза, можно будет еще раз почувствовать то тепло и прикосновения? Хотелось бы, даже если ради такого придется еще раз стукнуться головой. Тянь усмехнулся про себя: в такие моменты пустота этой огромной квартиры давила как никогда. Давным-давно, в детстве, он считал, что свет способен прогнать самых страшных монстров. Повзрослев, понял, что в жизни существует множество вещей куда похуже любых кровожадных тварей. 

Где-то за пределами ванной комнаты раздалась противная трель дверного звонка. «Ну вот, еще и соседи пришли», - мрачно подумал Хэ и поднялся. Пройдя через всю квартиру к источнику звука, он распахнул дверь и слова дежурно-вежливых извинений застряли где-то в горле. На пороге стоял растрепанный как воробей Мо Гуань Шань. Наспех застегнутая куртка, взлохмаченные волосы, неровное дыхание, будто он куда-то очень спешил.

- Ну наконец-то, я думал ты там усн.. оу.

Тянь чуть наклонил голову, пряча счастливую улыбку. Похоже, второй раз биться головой в ванной ему все-таки не придется.