Примечание
Лекарство от одиночества — кошка! Ⓒ Rentaneko/Кошка напрокат
— Это что?
Коцит недоумённо смотрит на коробку, в которой, издавая забавные тихие писки и мяуканье, толклись пять комочков разной степени серости: от грязно-мутного асфальта до цвета тихого шёпота в полоску Доплера. Комочкам было на вид около двадцати или более дней — глаза их несмело взирали на мир вокруг них, а движения — все, кроме хвоста — были полны неуверенности.
Братья, столпившись вокруг стола с коробкой, полных забавных живых, мягких и тёплых пищалок, поглядывали то на них, то на друг друга. Коцит почему-то был уверен: притащил это в их дом Флегетон.
Тишину наконец нарушил Ахерон; было видно, как он, всё ещё пытаясь осознать факт появления этих существ на их жилплощади, неловкими и до странного нервно-колючими движениями старается дотянуться до коробки, чтобы достать себе один комочек для рассмотреть поближе — словно это было новогодним подарком.
— Коты. Маленькие. Дети кошки и кота. Кошкодети. – резюмирует он, беря светло-серого в тёмную полоску мяукающего малыша. Остальные трое последовали его примеру; Коциту же достался пухлый и пушистый мокрый асфальт, постоянно норовящий укусить своими маленькими зубками его за большой палец.
— Они такие маленькие...
— Конечно, брат, они же дети.
Стикс почти вплотную наклонился к грязно-серо-белому комку, чьи глаза-нефриты забавно блестели при свете старой лампы. Детёныш постоянно, с переменным успехом, пытался достать своей маленькой лапой до лица брата, и Коцит находил это достаточно забавным; ещё забавнее было видеть заинтересованность Стикса в этом существе: он то приближал лицо ещё больше, едва касаясь носом пушка на животе животного, то отодвигал, не давая себя поймать через раз. Коцит готов был поклясться всеми богами Олимпа — ему показалось, что брат едва приподнял уголки губ в улыбке.
— С-ссами не выживут. Слишком маленькие.
— Ну не выкидывать же их на мороз, в конце концов. – Флегетон тревожно глянул в окно, прижав к себе рыже-серого саламандра с белыми лапками; в коробке остался ещё один, почти белый и грустно мявчащий, с большими желтовато-мутными глазами, и первым его успел сцапать Коцит.
Котята были столь маленькие, что полностью помещались на его ладонях; глазу это не было раздражающе, даже приятно.
В повисшей тишине витало ощущение спокойствия и безопасности; братья обменивались комками меха, мяса, костей и животных улыбок, подолгу рассматривая их, изучая и трогая, осторожно, стараясь не раздавить столь хрупких созданий.
— Я хочу назвать его, – Ахерон мягко поглаживал по спине рыже-серого малыша, чей хвост нервным маятником колебался туда-сюда. – Гипносом. Какого эти существа вообще пола?
— А какая разница, брат? Это ведь не с-сстоль важно. – хмыкнул Стикс, и Коцит мысленно с ним согласился — важным подобное сейчас не было.
— Тогда это Танатос, – Флегетон прижал к щеке мявчащего тёмно-серого, почти что угольно-чёрного, пухлого малыша. Неожиданно раздачу имён прервал тихий чих, совершенно нежный и похожий на лёгкий бриз; Коцит в недоумении покосился на грязно-серо-белого детёныша, который теперь усиленно тёр мордочку, будучи в совершенно искренне-святой растерянности.
Такого маленького хотелось защитить; похожие на детей, они ещё не успели отгрызть дёгтя и угля мира, впитав весь пепел и тень, и это было очаровательно и, совершенно точно, до удивления исполнено нежности.
Живые, постоянно движущиеся и покусывающие легонько пальцы, котята были до щемящего сердца чудными созданиями.
— Ну, тогда это — Геката.
— Харон!
Братья синхронно и нервно дёрнулись при упоминании этого имени, а Стикс даже слегка, совершенно ссслегка, едва ли заметно, поморщился. Коцит повёл плечом.
— ...а это будут Аид и Персефона. – Ахерон провёл носом по холке лёгкого дыма и тихого шёпота. Тот, кто, кажется, был назван Аидом, тихо и сонно мурчал.
— Они милее мёртвых головастиков! – Флегетон уткнулся носом в шёрстку — теперь уже — Танатоса. Все усмехнулись; спорить смысла не было.
А вот накормить новоиспечённых питомцев — был.