Маршрут

Эти мысли невыносимы. Они выжигают внутри какое-то пока неведомое клеймо. Что-то начинает оформляться в сознании, принося только разочарование и тревогу.

Так банально и просто, но, как ни странно, от этого всё становится только сложнее, хуже, плачевнее. Хаос в голове начинает приносить в общую картину раздражение, но даже оно не может перекрыть ехидные фразочки самобичевания. Любое слово или действие, не важно её или окружающих, превращались в гвоздь, вбивающийся в растерзанную душу. Иногда подключается память, подбрасывая стыдливые, позорные, иногда откровенные картины, от которых дурно. Любой просчет из прошлого — её личная плеть, и она уже не может увернуться. Хочется скинуть с себя неприятную липкую паутину тревоги.

Полгода счастливой, она бы даже позволила себе определение «беспечной», жизни. Тогда она всё для себя решила — время изменений! Хватит бояться, хватит дрожать. Она старалась, нет не так — она делала себя из ничего, прикладывала недюжинную силу воли, она строила себя по кирпичу для самой себя. Любой упрек, любую насмешку она посылала в ответ, приправляя сарказмом, уверенностью и холодностью. Она никогда не терпела преград — зачастую сносила или попросту обходила их так, что любая бы змея позавидовала. Она становилась лучше, не для других, для себя. Чувствовала себя намного уверенней, сильнее. Секрет был в том, что она не меняла себя — она меняла свой взгляд на мир, своё отношение к себе и людям. И всё было прекрасно — мир был понятным, она могла наконец-то дышать полной грудью и наслаждаться, да, наслаждаться каждым днем.

Но не сейчас. Что пошло не так? Мысли продолжают множиться, паразитируя на страхах, почти кожей она чувствует дискомфорт, какой-то зуб. В собственном теле ей неуютно, всё кажется чужим, грубым, противным.

Что она сделала не так? Куда ушло счастье? Где уверенность? Все мнимое, лживое. Страдания никуда не уходили, страхи ждали, когда она будет на вершине, когда будет уверенна, что они позади, чтобы ударить, чтобы сразить её, опустить и вернуть обратно в ту лужу грязи, из которой она вылезала.

Даже мир фантазий не помогал. Она любила сбегать в придуманные миры, чтобы избежать ударов жизни, но сейчас он лишь неумолимо напоминал ей о том, кем она некогда была — никчемной, жалкой, забитой.

Она знает, что нужно делать. Необходимо посмотреть на это с другой стороны. Но как, если ты слеп? Если ты ничего больше не видишь? Свет ослепил её, и она позабыла, что такое боль, и каковы её причины. Она бежала от всего этого, что даже забыла, с чего всё началось. Иногда ей казалось, что это состояние вполне естественно, а тот светлый мир ей только приснился. Могло ли так быть?

Какой же сумбур в её голове!

Границы отсутствуют — она не видит ни начала, ни конца проблемы, сознание плавится в упаднических мыслях, и где-то на задворках идет неизменное: «Не придумывай. Возьми себя в руки».

Её спина начала затекать и неприятно раздражать, от чего она откидывается на спинку стула, утыкаясь взглядом в монитор ноутбука — лишнее напоминание её никчемности. Сейчас любая вещь напоминает об этом. Стоило посмотреть на что угодно, и её топило либо в неприятных ассоциативных воспоминаниях, либо в неутешительных предсказаниях будущего. Сейчас как никогда ей нужен был простор и что-то новое, чтобы не иметь с окружение ничего общего. Поболтать с каким-нибудь старым собачником в парке, сходить в кинотеатр или просто побродить по улицам города.

Какова ирония, что один из её страхов социофобия? Полгода она боролась с ним, а сейчас просто нет сил, чтобы выйти из дома днем, хорошо, что сейчас лето, а сессия уже прошла, будь это середина семестра, у неё были бы огромные проблемы.

Ей самой становилось тошно от себя самой, что уж говорить об окружающих, которые просто не понимали, как сложно иногда сходить в ларек за хлебом, так как нужно было заговорить с женщиной в окошке. Это проклятый ступор, который сжимал не то что тело, а все её органы, даже кровь останавливалась. Черт возьми! Просто. Возьми. Себя. В. Руки!

Она даже не двигается с места, продолжая сидеть и отдаваться бесконечной веренице слов и образов в своей голове. Невыносимо всё это, весь этот иррациональных страх, вся эта парализующая херня, от которой ты даже боишься неправильно задышать, не то, чтобы идти.

Когда она только начинала, то использовала целый комплекс из разнообразных техник и методик, чтобы справляться со страхами, благо позволяли знания. Визуализация того, что нужно было сделать много раз подряд снимала тревогу, к тому же она могла предугадать и обдумать предстоящее событие и подготовиться лучше, чтобы не попасть впросак. Метод наводнения, который применялся за счет сильного желания и воли, сначала приводил в ужас, но после добровольно-принудительных звонков по объявлениям и вопросов у незнакомцев, в течении которых она буквально потела всем, чем только могла, ей стало легче. Позитивное подкрепление после всего этого улучшало её настрой и опустошало кошелек, но она готова была готова бороться.

А сейчас? Что-то дало сбой? Или просто ей не суждено освободиться от этого? Могло ли это быть временным помутнением? Так хотелось верить, что со временем её отпустит, что станет легче, что перестанет бояться звонков с незнакомых номеров, больниц, магазинов одежды, рынка, людей. Но вместо веры у неё есть знание о том, что, чтобы её отпустил страх, ей нужно приложить много сил, но её резерв был пуст.

Хотелось даже убиться, чтобы перестать мучиться. Обычно так поступали с животными, когда те переставали приносить пользу — она же изначально не приносила ничего, кроме проблем. Сплошная головная боль.

Часы в углу монитора показывают час ночи, и это дает немного сил. Сейчас она могла спокойно прогуляться по улице, подышать воздухом и послушать музыку, вышагивая ей в ритм. Можно не заботить о том, что она могла выглядеть нелепо или неуместно. А редкие прохожие, такие же заблудшие души, как и она, в лучшем случае просто пьяные незнакомцы, опоздавшие на автобус и не имеющие денег на такси.

— Я лишь сделаю небольшой круг, — говорит она вслух, мысленно прокручивая маршрут своей прогулки, чтобы снять тревогу. В наушниках уже вовсю мощь играет приятный мотив, который будет играть у неё нон-стопом.

Почти сразу же выходя, она замечает у подъезда курящую соседку. Она стоит в тонком халатике и калошах, надетых определенно наспех.

«Тема скрипа раскрыта», — ехидно проносится в голове, от чего она улыбнулась. Юмор тоже хорошее средство, хотя улыбка — та же агрессия, но она была согласна даже злиться, только бы не дрожать всем своим сердцем от ужаса.

Идя вдоль дома, она подмечает про себя, что дорогу после смены водопроводных труб никто так и не починил, а из-за недельного дождя ходить по ней было неприятно. Особенно в темноте. Хорошо, что она предусмотрительна и обула обувь на высокой подошве.

Интуитивно обогнув грязевое болото, она доходит до стоящей перпендикулярно к её дому многоэтажки, повернув налево, она движется прямо к воротам, перекрывающие проезд чужакам. Спиной она чувствует взгляд, а периферическое зрение замечает тень. Её или чужая? Беглый осмотр выдает, что впереди нет фонаря, который мог бы отбросить такую четкую тень от её фигуры.

Она идет спокойно, и, если честно, она даже не беспокоится насчет своего открытия. У неё есть страхи похлеще, поэтому изнасилования, похищения и кражи обходят её стороной, как бы говоря: «Тебе блядь и так нелегко».

Почти у самых ворот её обгоняет парень, который нетвердой походкой идет по другую сторону дороги. Выходя за ворота, она замечает черноволосую девушку на углу с телефон в руке, но парень проходить мимо неё и идет к машине.

Снова поворачивая влево, она видит пустую улицу и вздыхает с облегчением. Песня становится более быстрой, и в такт ей, она ускоряется.

Здания вдоль тротуара были усыпаны яркими мигающими вывесками. На углу находится магазин свежего разлива. Каждый раз она запоминала его, но каждый раз забывала забежать и посмотреть цены, хотя после недавней попойки она на дух не переносила пиво. Далее магазин окон, следом обувной. После них её сразу же привлекает красное свечение одной из вывесок, оказавшей на деле сводкой обменного курса валюты. Даже асфальт кажется ярко-красным от этого света в радиусе на пару метров точно. За очередным банком аптека. Ей сразу же приходит в голову одно воспоминание, когда она искала ртутный градусник и не могла найти. Здесь его тоже не было. Следующим идет магазин с джинсами, по крайней мере так говорило название, и ещё какой-то магазин с одеждой.

После него небольшая лестница, у неё сразу же возникает вопрос к Вселенной: «Идти по лестнице или по пандусу?» Прикинув высоту, она с разбегу взлетает по пандусу вверх, надеясь, что ее никто не видел.

Перейдя дорогу, она натыкается на серию магазинов с разными мобильными операторами.

«И почему они всегда рядом?»

А за ними магазин белья с баннерами отфотошопленных девиц в кружевном белье. Снова лестница, на этот раз она отдает предпочтение ступенькам, быстро перебирая ногами. Выше её встречает шоу-рум, и она даже была в нём однажды с подругой.

Она отвлекается от разглядывания домов, так как её внимание привлекает троица у светофора чуть впереди. Там стоят двое мужчин и женщина. Всё бы ничего, но намеченный взгляд замечает, как один мужчина, костюм серый, слегка полный и уже седой, опускает свою руку с задницы другого мужчины, костюм черный или темно-синий, сам поджатый и помоложе первого, который очень близко стоит с женщиной, средних лет, с длинными черными волосами и в деловом платье.

«Мне же померещилось?»

Но после она замечает, как эта же рука седовласого легла на ладонь другого. Женщина никак не реагирует на это, продолжая улыбаться.

У неё есть достаточно много неразумных и вменяемых теорий насчет происходящего, но всё же безумно интересно, что же там именно происходит, и она позволяет себе небрежный жест, который заставил её наушник слететь, но, как назло, она ничего не может расслышать. Вместо этого слышен шум ветра, скрип деревьев и её шаги. Светофор мигает желтым, поэтому по привычки оглядевшись, она переходит дорогу, на которой оказывается ещё одна троица. Они стоят у спуска в кафе, которое находится в подвале. Над кафе аптека, в которой тоже не было ртутного градусника. Эта троица молода. Они молчат, слушая какую-то попсу на телефоне. В этот момент она надевает упавший наушник, вновь сливаясь с ритмом мелодии.

После аптеки магазин с сейфами, и она точно помнит, что там точат ножи, хотя она ни разу не заходила туда. Очередная лестница вновь ставит её перед вечным вопросом, и она взбирается по пандусу. Далее немного в глубине находится центральный ЗАГС, с которым у неё тоже была забавная история. Ей нужно было восстановить свидетельство о рождении, и так как она до одури боялась новых мест, с ней везде ездил отец, и когда они зашли в ЗАГС, узнать, где это делается, у них в лоб спросили: «Вы на регистрацию? Или дети?» Лицо её отца нужно было видеть, как потом оказалось, им нужно было в здание напротив, в архив.

Она смотрит на странный магазин, предназначение которого она никак не могла угадать. Название было английским, и больше смахивало на аббревиатуру, а на витринах стояли оранжевые пакеты. Сколько бы раз она не проходила здесь, никак не могла понять, что это за магазин, но заходить и узнавать, она, естественно, боялась, хотя и было интересно.

Она проходит остановку с разными ларьками, где еще работают люди. Запах не такой сильный, как днем, но всё еще ощущается аромат булочек и разных завертонов. Она бы не отказалась сейчас от шаурмы, но подходить к продавцу сейчас было выше её сил.

Следом за ними книжным, в который она частенько ходила, но редко, что покупала. Книги она предпочитала покупала в интернет-магазинах, используя скидки и акции по полной. Книги нынче стоили очень дорого, и это угнетало.

Дойдя до перекрестка, ей открывается вид на площадь Ленина, которая, кажется, была во всех городах России. Фонтаны уже не работают, поэтому она сворачивает налево, вновь рассматривая здания. Но взгляд цепляется за остановку на противоположной стороне улицы, на которой самозабвенно целуется парочка. На нём белая кепка, которая скрывает их несомненно долгий поцелуй, а на ней цветастое легкое платье.

Она отворачивается, но пока они в зоне видимости, продолжает отсчитывать время их поцелуя — даже по её мерках он долгий.

Она проходит мимо магазина оптики, в котором так же располагается магазин одежды, а в подвале замечательный магазин комиксов, в котором она часто закупалась. Поднявшись по лестницы и уже потеряв парочку из вида, она замечает ещё открытый продуктовый, из которого вышел напряженный мужчина.

Далее очередной банк, а за ним вереница кафе и где-то примостившийся между ними магазин косметики, дойдя до очередного поворота, она вновь поворачивает налево, идя вниз по улице. Её встречает вывеска со словом «Кран», а следом за этим магазин с сантехникой.

«Должно быть тут сильная конкуренция» — делает она вывод.

На противоположной стороне развлекательный центр, и где-то в груди у нее возникает тянущее чувство ностальгии. Она столько просадила здесь отцовских денег на аттракционы, её стошнило на траву после попрыгушек, а однажды она сломала ногу на катке. Она помнила паникующего отца и свои слова: «Оставь меня здесь». Было забавно это вспоминать, хотя боль была адской.

Она улыбается воспоминаниям и идёт дальше, натыкаясь на уютный дворик со скамейками и небольшим фонтаном, который скрывают пышные деревья. Она даже уже не осматривается, когда переходит дорогу — машин не было за версту, так же, как и людей.

Снова одежда и снова еда, и, как оказалось, здесь был припрятан магазин шоколада, в который она никогда не зайдет.

Очередной светофор мигает желтым, и она проходит дальше. На углу интересное жилое здание, обветшалое, но балконы на верхних этажах выходят ровно на срезанный угол. Выглядело это интересно, и ей даже захотелось жить в квартире с подобным балконом.

Сразу же на глаза показывается алкомаркет, приятно мигающий красным и желтым, у неё есть карта в этот магазин, и она часто закупается там, правда в другом месте, ближе к дому.

Затем шло здание с каким-то Министерством, после него она сворачивает во дворы, где была детская больница, оттуда через дворы можно попасть к её подъезду.

Идя у больницы, она замечает странный белый шнур, который тянется через всю прибольничную парковку, но она не может разглядеть ни начало, ни конца. Она не сбивается с пути и идет домой. Хотя было бы увлекательно пойти за этой белой нитью и набрести на приключение, совсем как в детстве.

Запомнит ли она хоть что-то из этого вечера?

Вчера она тоже прогуливалась, правда, до парка и немного другим маршрутом и раньше, чем сейчас, но она почти ничего не помнит, кроме, пожалуй, того, что фонтаны не работали и было много людей, которые заняли все скамейки. Поэтому она стояла у перил и смотрела на ровную гладь воды.

Что из этого она запомнит? Странные троицы — сколько их было сегодня? Или ту парочку? Или может обменный курс валют? Это была лишь череда бесполезных образов, которые сотрутся, когда она проснется.

Она подсвечивает себе фонариков в телефоне, так как дорогу было не разглядеть, единственное, что было видно, ее подъезд внизу и желтый фонарь. Когда она подходит, там с ключами возиться парень, она уже успевает достать свои, но он уже открывает дверь и придерживает, чтобы она могла пройти.

— Спасибо, — говорит она, пропотевая каждой клеткой кожи, и видит кивок парня.

Кажется она его уже видела раньше, пару недель назад почти в такое же позднее время. Он идет выше по лестнице, а она живет на первом этаже, поэтому провожает его спину взглядом. Квартира встречает её духотой, и она открывает окна, чтобы воздух с улицы проветрил её однушку.

И к чему всё это было? Она потратила на прогулку всего полчаса, но ей стало немного легче. Мир стал сужаться в ее сознании, а мысли становились в аккуратный ряд, словно отчеты на столе. Ей нужно было лишь поочередно их прочитать.

Она усаживается за стол и берет листок, описывая свои чувства, которые мешают ей сосредоточиться, мешают ей жить, изживают её из тела, словно кислота. Когда приходит опустошение, она откладывает ручку, комкает листы и сжигает их в ванной над унитазом.

Сейчас ей паршиво, и она точно знает, что так будет не всегда, и она так же знает, что, однажды, это повторится, и она прекрасно осознает, что это будет продолжаться всю её жизнь. Хотела бы она вынести из этого какую-нибудь мудрость, которая помогла бы ей в будущем; какой-нибудь урок, который она могла бы преподать другим, чтобы они понимали, как на самом деле тяжело справляться с подобным; какое-нибудь понимание, которое она сможет поведать, чтобы справиться с этим в конце концов.

Всё переменчиво, это она понимала, но не рассчитывала только на это. К завтрашнему дню она наберется сил, и начнет вновь отвоевывать свою жизнь у страха.