Её «как пожелаешь» стало роковым в судьбе Колина. Она подкупила его своим видом, своим теплом, улыбкой и историей. Медея пленила его, но до него дошло слишком поздно.

Сначала он тушевался, прося что-то у неё. Он говорил: «если ты не против», «мне бы хотелось», «не могла бы ты». И только ритуальный поцелуй указывал на необходимость исполнения желания. Она, как и обещала, ничего не просила взамен.

– Но тебе же нужно что-то взамен? Как ты можешь исполнять мои желания без сил?

– То, что ты сделал уже плата, – спокойно ответила она. – Представь, что у тебя есть банковская карта, на которой целая уйма денег, так как ты много работал. Так вот, спасения Грэга – твоя работа, и за неё я щедро заплатила.

Её слова успокоили его, точнее они успокоили его совесть. Скажи она, что исполняет желания через силу, что она опустошенна его запросами, то он бы никогда не стал ничего просить. Он бы не позволил ей страдать, но она уверяла его, что всё под контролем.

Он загадывал мелочи, которыми не хотелось заниматься, и за которые не нужно было платить. Ещё он загадывал что-то простое, чтобы не напрягать Медею, которая многое для него сделала. Он мог бы ничего не загадывать вовсе, но следуя аналогии Исполнителя о банковской карте, не мог «не тратить свои сбережения». Если есть лишние деньги, то их тратят, не так ли?

Чаще всего он спрашивал об устройстве их мира, кто они, какие. Он узнал за неделю столько всего, что мог бы написать серию энциклопедий по Ним.

Медея не перечила ему никогда, исполняла всё в лучшем виде. Она улыбалась так мечтательно и блаженно, что он не чувствовал себя виноватым за использование… друга? Она корректировала его желания, делая их точными для выполнения. Они были оба счастливы.

– Я хочу, чтобы ты уничтожила их, – резко сказал он, сминая бумагу в комок. – Эти перебежчики, считай предатели. Мне они не нужны.

– Ты уверен? – спросила она, качаясь в теплом золотом облаке, в которое он и сам был не прочь закутаться. – Что именно мне сделать с этой фирмой?

– Просто уничтожь, – сказал он. – Сотри с лица земли.

Медея покорно склонила голову, пряча лукавую улыбку. Колин знал, что она исполнит всё, что его душе угодно.

Тогда ему и пришла в голову мысль, словно семечко упавшее в чернозем, что он может загадать всё, что захочет. И Медея исполнит, потому что поклялась, потому что должна ему так много, что не может расплатиться. Потому что он герой и заслуживает этого. Он мог быть кем угодно, с кем угодно, когда ему захочется в любое время дня и ночи.

Медея с отстраненностью наблюдала за стремительно меняющимся Колином.

Она познакомилась с ним не в самых радужных обстоятельствах, спасая его от Эмилии. Он был ярким, уверенным человеком, такой насыщенной личностью. Он был ей необходим, скорее всего, он тот, кого она ждала очень долгое время. Тот, кто смог бы осуществить её желания.

За месяцы их знакомства Медея часто задавалась вопросом: «Видит ли Колин свои изменения?» и понимала, что смертные зачастую не следят за своими метаморфозами, идя по течению жизни, в отличие от Исполнителей.

Его желания становились всё раскованнее и жестче. Из стремительного пылкого мужчины он превращался в одержимого и жадного зверя, и Медея смаковала каждое видимое только ей мгновения преображения этого смертного. Как его душа и энергия, не растрачиваемая на пустяки, копилась в нём, уничтожая что-то гуманное и живое, открытая ей дикое естество человека.

Когда Колин получал желаемое, Медея всегда находилась у него за спиной. Она обнимала его, даруя ему теплоту своих сил, привязывая к себе ещё сильнее, ещё прочнее. Она знала, что он сходит с ума по этому бесконечному теплу, и использовала его себе во благо.

– Медея? – спросил мужчина у своего исполнителя.

– Колин? – спросила она, открывая глаза, словно выходя из транса.

В последнее время он не отпускал её. Медея находилась подле него постоянно, скорее всего, как предполагала девушка, он боялся, что её могут призвать другие. Было ли это ревностью или паранойей, Медея не знала, да она и не пыталась, что-либо узнавать. Она была ценна для него, а он был важен ей, и это для неё было первостепенным.

– Знаешь, я только сейчас вдруг вспомнил, – сказал он, хмурясь. – Ты всегда отвечаешь на вопросы об Исполнителях, но ты так и не сказала, как вы называетесь.

– Ты не спрашивал, – ответила она.

– Я хочу узнать, – требовательно сказал Колин.

– Хочешь стать, как я? – лукаво спросила она.

– Это же легенда, – поморщившись, ответил он. – К тому же явная неправда.

«А что если это правда?» – шептал ему внутренний голодный демон. Что если он мог получить силу и стать равной ей? Быть с ней рядом в её одиноком и ужасном мире? Или даже больше – он мог стать властителем чего-то неведомого и загадочного?

– Может, отправимся на наше место? – прервала его размышления своим предложением Медея.

Их местом было её особое место. Они часто перемещались туда с помощью загаданного им желания, предавались лености и наслаждались видом и чарующей атмосферой.

Всегда когда они приходили сюда, он загадывал, чтобы она превратилась в человека. Видеть её радость и восторг было для него наслаждением, но это было давно, когда ещё Колин был скромен в своих «просьбах».

Она парила над обрывом, не боясь высоты. Солнце стояло в зените, но её взгляд был прикован к далекому горизонту. Они часто приходили сюда, чтобы задушевно поболтать, но потом он забыл о том, что она была не просто инструментом его желаний. По крайне мере ей так думалось.

– Рада? – спросил он, вальяжно садясь на пенек.

Она повернулась к нему, смотря сверху вниз, но это ни капли не смущало. Его взгляд был снисходительным, а губы кривились в ухмылке, словно он наблюдал за несмышленым ребенком. Он чувствовал себя главнее Медеи, несмотря на её силы и мощь, которыми она могла бы поработить человечество.

– Очень, – чувственно произнесла она, вкладывая максимум своих чувств в это слово, но для него это был пустой звук.

– Ты так и не ответила на мой вопрос, – заметил он, недовольно косясь на неё.

– А ты правильно загадал? – спросила она, проводя пальцем по своим губам.

Он шумно вздохнул, закатывая глаза. Зачем нужна эта прелюдия, если она может исполнять желания и без поцелуя? К чему это шоу, но она была непреклонна в этом вопросе, придерживаясь традиций.

Колин мысленно загадал желание и открыл рот, к которому незамедлительно припала девушка, вбирая в себя сокровенное желание.

– Я, – прошептала она ему на ухо после поцелуя, – Эпифа.

– Эпифа? – переспросил он. – Какое необычное…

Он почти сразу же ощутил недомогание, перерастающее в боль. Словно что-то внутри него лопалось с бешеной силой.  

– Со мной что-то не так, – сквозь зубы прохрипел он, заваливаясь на бок.

– Да? – удивленно спросила она, придерживая его плечи. – Выглядишь нормально.

– Ты что слепая? – простонал он, хватаясь за грудь. – Вылечи меня.

– Не могу, – внезапно ответила отказом она. – Ты здоров. Мне нечего лечить.

– Тогда, почему мне плохо? – спросил он и наконец-то поднял взгляд на неё.

Медея улыбалась ему.

Нет, на её лице застыла гримаса полная торжества и ликования, которая заставила сердце Колина уйти в пятки. Он бы и хотел ошибиться в своих предположениях, но всё происходящее явно говорило об одном.

Медея была такой же, как и остальные.

Эта мысль так больно и яростно ударила по нему, что из глаз пошли слёзы. Он не ожидал, что она предаст его. После того, что он сделал для неё, после того, что они пережили…

Медея была худшей из всех них, хуже Эмилии, та не притворялась другом, не была близка сердцу, не была желанна и любима. Колин хотел спросить, почему, она так поступила с ним, но из-за жалящих спазмов не мог вымолвить ни словечка. Она улыбнулась и, словно прощаясь, погладила его по волосам.

Единственное, что он мог, это уставиться на неё в бессильной ярости, которая кипела вместе с болью, давая ему силы не опускать взгляда от её фигуры.

Она резко вскинула руки, кончиками пальцев касаясь солнца, до которого никогда не могла достать. Но Колин видел, как наяву, что Медея, словно трофей, держит над собой небесный шар, горящий и пламенеющий в её хрупких, бледных руках.

Их взгляды встретились, и она открыла рот, чтобы что-то сказать, но, словно передумав, закрыла его. Что она хотела ему сказать? Извинения? Злодейскую речь? Какие-то пояснения? Может, слова любви? Или прощания?

Золотой туман стал гуще, обволакивая не только фигуру эпифы, но и его тело тоже. Когда-то он мечтал об этом, но сейчас он хотел бежать, и как можно дальше от неё. Вместо ярости и гнева пришел страх, сковывая его и без того обессиленное тело. В голову сразу пришло то, что его никто не найдёт. Он никому не сказал, где он, да и из близких у него был только брат, с которым он поссорился. Руфус не понимал, что происходит с Колином, который стал крайне недоверчивым и замкнутым, который говорил с пустотой, словно там кто-то есть. Колина никто не спасет, никто не сможет остановить её.

Он хотел извиниться, хотел просить милости, но потом он услышал, как бьется стекло. От этого резкого, грубого звука фигура Медеи расщепилась на сотни колких блестящих кусочков, а золотой туман превратился в осушающий, раскаленный песок.

После этого он не уже ничего не хотел.

Медея смотрела, как энергия смертного скапливалась вокруг её песчинок, сливаясь в удивительном вихревом танце. Пенек, на котором лежал Колин, распылился, превращаясь в зыбучий песок. Колин, или то, что им было, методично всасывался в голодную горячую пасть песка.

– Да я вовремя, – услышала она знакомый голос и мгновенно свернулась в свою привычную форму со звуком скрежета по стеклу.

Из леса к ней вышла зеленокожая девушка с наростами коры на лице и светлячками вокруг, которые плясали вокруг неё, защищая от песочного танца.

– Ири, – поздоровалась летающая дева.

– Медея, – в тон ей ответила эпифа-светлячок. – И что это у тебя такое вкусненькое? Тот нервный парнишка?

– Его имя Колин, – поправила её Медея, бережно держа в своих руках карманные часы, в которые просачивался заряженный энергией песок.

– Ох, и любишь ты эти побрякушки, – пробурчала Ирма, подходя ближе.

– Каждый по-разному хранит полученную энергию, – надзирательным тоном сказала Медея. – У меня нет ни листьев, ни чешуек, ни светлячков, чтобы сохранять энергию.

– Делаешь, как умеешь, я помню, – кивнула на её слова зеленокожая.

Медея в это время окунулась в зыбучий песок.

Внутри её ждало пристанище. Огромная пещера внутри сопки, уходящая глубоко под землю. Где-то там на самом дне хранились тела погубленных ею людей, а на вершине хранились «звенья» с высосанной из этих тел энергией. Часы-Колина она уложила на милую игольницу-Мари в виде яблочка, её хозяйка желала быть самой известной швеей. Рядом лежала диадема-Коралин, первая красавица давно забытого города, но желания погубили её, как и всех обитателей этой пещеры.

 Она высунулась обратно к Ирме, ожидающей её. Вход в пещеру снова превратился в удобный пенек. Ирма со скепсисом посмотрела на него, но всё равно присела. Медея парила рядом.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Ты сама приглашала, помнишь? – подняла к ней голову земная эпифа. – Ты стала намного искуснее, я погляжу. Быстро ты его, Мёд.

– Не зови меня так, – огрызнулась на кличку воздушная эпифа. – Не стала я искуснее, просто люди стали испорченнее. Отдаются желаниям по щелчку пальцев, только помани их. Помню, как раньше, у смертных годы уходили на принятие решений, такая душевная борьба, такое сопротивление…

– И силы немерено, – согласилась Ирма.

– Кому ты говоришь? – фыркнула Медея. – Нам хватало на многое. А сейчас меня заботит проблема пищи, чтобы выжить.

– Возможно, мы вымрем, – флегматично ответила Ирма, вытягивая ноги. – Исчезнут настолько сильные желания, что смертные не услышат нас.

Медея ничего не ответила на это. Она была озабочена своим существованием, но повлиять на смертных никак не могла. С одной стороны, не поддаваясь желаниям, не имея ярких целей и грёз, люди защищены от злого рока быть съеденными эпифами, злыми джиннами. Но с другой стороны, в этом случае Эпифы вымрут как вид, очищающий землю от губительной судьбы.

– Время покажет, – сказала Медея. – Может, родятся те, кто вернут былую эру, вернув свободу Земле.