И Шинсо не против

Шинсо был главным. Он привык доминировать, раздавать команды. Его причуда очень даже располагала к этому. Ему, конечно, это не особо нравилось, но, признаться честно, было очень удобно, когда чуть ли не по щелчку пальца можно заставить людей оставить тебя одного.

И так он обычно и делал. Люди врывались в его личное пространство, он силой уводил их подальше от себя, и они больше не возвращались, думая о том, что вести дело с такими как Шинсо себе дороже. Но в какой-то момент система «отпугнуть и больше не взаимодействовать» дала странный сбой.

Систему сломал Каминари. Он был ярким, он был энергичным, он был батарейкой — и в прямом и переносном смысле — заряжающей всё вокруг заразительным позитивом, который с тобой всё то время, что ты рядом с ним. От него нельзя было убежать, он всё равно догонит тебя, ударит током, который тебе покажется по-странному приятным, и ты больше никуда не денешься.

Здесь главным был Денки, и Хитоши чувствовал это. Он был ведущим, а Шинсо ведомым. Каминари заставлял улыбаться, смеяться после стольких лет едких фраз и тихих наполненных болью от одиночества вздохов. Он привносил в жизнь приятное тепло, разливающееся в груди.

Когда Шинсо пытался прогнать его, он просто возвращался с всё той же улыбкой, обнимал Хитоши, бил лёгким разрядом тока, почти щекоча, и продолжал говорить о чём-то своём. И Шинсо оставалось только слушать, кивать и улыбаться, прикрывая рот ладонью и отводя взгляд в сторону.

Здесь главным был не Шинсо. И Каминари это прекрасно понимал. И с удовольствием пользовался. Он бесстыдно садился на чужие колени сколько бы его не прогоняли, ехидно улыбался, вызывающе подмигивал.

А потом целовал. Сжимал чужие губы своими, прикусывал, а потом проводил по ним языком. Он руководил ситуацией. Он был здесь главным. И не то чтобы Шинсо возражал. Клал руки на его талию, скользил вниз к бёдрами, сжимал их и получал новый разряд.

Он глухо выдыхал в чужие губы и это звучало почти как стон. Денки отстранялся и мягко улыбался, как ни в чём ни бывало. И Шинсо казалось, что он под чужим контролем. Каминари мог делать с ним, что угодно, и Хитоши лишь что-то пробурчит, но сделает и всё с каким-то невозможным удовольствием.

Каминари был здесь главным. Он нависал над удивлённым Хитоши, он смело смотрел ему в глаза, заставлял прогнуться, открывая шею. Он оставлял бордовые метки на видных местах, которые никакой высокой горловиной не скрыть. Он обладал Шинсо. И Шинсо был не против.

Денки просыпался первым, широко зевал, хватал с пола чужой свитер и после напрочь отказывался его отдавать. И Хитоши опять не возражал. Каминари мог делать, что угодно, и Шинсо с этим ничего не поделает. Потому что здесь главный не он. Здесь главные янтарные глаза с весёлым взглядом, пшеничные волосы с чёрным росчерком молнии в них и электрические разряды, слабые и щекочащие.

Каминари подчинил себе Шинсо без всякой причуды и заставил наслаждаться каждой слабостью, каждым послушанием и каждым лёгким разрядом. И Хитоши был этому рад.