Добро пожаловать домой, Шерлок

Я в этот мир пришел случайно,

Чтоб одного тебя любить*

Они с Шерлоком сидят в сквере напротив Букингемского дворца. Ждут, когда закончится смена одного из гвардейцев, который обратился к детективу за помощью. Они пытались, в виде исключения, договориться с высоким начальством, но, увы: дисциплина здесь — как в армии — прежде всего, и регламент никто нарушать ради них не собирается. Вообще, вместо этого затянувшегося ожидания Джон мог бы сейчас продолжать заниматься свадебными хлопотами вместе с Мэри, его невестой. Но, было решено показать Шерлоку, что после его женитьбы ничего не изменится, они так же будут вместе вести дела, бороться с лондонской преступностью и продолжать быть лучшими друзьями. Время короталось за беседой. Наконец, Джон решается задать Шерлоку самый сложный вопрос:

— Как ты это сделал? — выдыхает он.

— Сделал что? — Холмс слегка повернул голову в его сторону, не сводя глаз с гвардейцев.

— Как ты спрыгнул с крыши и выжил? Теперь я готов это услышать, — тихо уточняет Джон.

— Я не выжил, Джон, — Шерлок бросает на него полный сожаления взгляд.

Какие-то мгновения Джон непонимающе смотрит на друга и видит, как тот начинает медленно таять на глазах и становится прозрачным, пока не исчезает совсем. Джон в шоке протягивает руку к тому месту, где только что сидел Холмс, но не чувствует ничего, кроме пустоты.

Спустя еще мгновение сон обрывается.

Пробуждение, как обычно после этого кошмара, невероятно болезненное. Что может быть ужаснее, чем из ночи в ночь обретать надежду, а по пробуждении вновь и вновь оказываться погребенным под чудовищной тяжестью реальности?

Вот уже месяц миновал с тех пор, как Джон Ватсон видел, как его лучший друг Шерлок Холмс покончил жизнь самоубийством. Вот уже месяц, как Джон потерял с трудом обретенную после возвращения из Афганистана способность спокойно спать. Вот уже месяц, как Джону снится этот ужасный кошмар, стоит ему лишь ненадолго забыться тревожным сном. Вот уже месяц, как Джон — полностью, окончательно и бесповоротно — сломлен, раздавлен своей безвозвратной потерей.

Пустота из сна словно просачивается сквозь него в реальность, мешая вздохнуть полной грудью. Воздуха отчаянно не хватает. Грудь сдавило от подступающих к горлу слез.

Несколько минут Джон лежит в постели, ворочается, пытается отогнать остатки сновидения. Безуспешно. Пижама на нем почти насквозь вымокла от пота. В горле пересохло. Со стоном, он поднимается с постели и неверной походкой идет вниз, в кухню. Проходя мимо комнаты Шерлока, которая теперь всегда закрыта, он старается не смотреть в ту сторону.

Он включает электрический чайник, и пока тот закипает, машинально вынимает из буфета две чашки. Потом так же машинально кладет в них растворимый кофе. В одну из них он добавляет три ложки сахара. Затем разливает по чашкам кипяток из только что вскипевшего чайника, и несет их на стол в гостиной, который все также стоит под рогами буйвола, висящего на стене между окнами. Все в комнате так, как было в то далекое время, когда их здесь было двое. Это та причина, по которой Джон теперь никогда не зажигает здесь свет. Чтобы не видеть эту обстановку, все эти вещи Шерлока, оставшиеся без хозяина. Его теперь здесь нет. И никогда больше не будет. Миссис Хадсон, домовладелица, была столь добра, что предложила помочь с уборкой. Но Джон не позволил, а она не настаивала. Она с самого начала была до боли понимающей.

Джон безошибочно, почти на ощупь, находит дорогу к столу, ставит туда чашки и только тогда замечает, что принес их две. Со стоном он опускается на стул, кладет руки на стол и опускает на них голову. Единственный источник света в комнате — неплотные занавески на окнах. Свет от уличных фонарей падает слабый, тусклый, но большего ему и не требуется. Он протягивает одну руку и, не глядя, двигает одну из чашек на противоположную сторону стола. Когда он снова поднимает голову, на его щеках заметны тоненькие мокрые полоски слез. Плечи его мелко, едва заметно вздрагивают. На стуле напротив все так же висит синий шарф. Один из синих шарфов, брошенный Шерлоком на спинку этого стула в тот день. Как месяц назад. Ни одну вещь с тех пор не переложили с места в этой комнате.

Джон с трудом отводит взгляд от пустого стула с шарфом. Да. Кофе. Чтобы гарантированно больше не заснуть до следующей ночи. Чтобы снова не оказаться в своем кошмаре. Он не хочет признаться себе в том, что одновременно боится и ждет этого сна. С каким-то мучительным удовольствием Джон вспоминает его детали. По крайней мере, это единственное место во Вселенной, где он по-прежнему может видеть лицо живого Шерлока, слышать его голос, говорить с ним. Только самого главного он не произносит даже там.

Ему приходится учиться жить дальше. Без Шерлока. Но эта миссия не может увенчаться успехом. Это оказалось намного сложнее, чем он мог когда-либо предположить. Почему ему снится какая-то невеста? О какой женитьбе может идти речь после всего, что случилось? Или это защитная реакция подсознания на стресс? Разве можно забыть все, через что они с Шерлоком прошли? Разве можно вырвать эти листы из книги? Что же тогда останется в его жизни без него? Одна гнетущая, удушающая пустота.

Он даже попытался изменить внешний вид. Даже попробовал отрастить усы. Чтобы перестать видеть в отражении того доктора Джона Ватсона, который всюду следовал за детективом Шерлоком Холмсом. Усы с виду создавали иллюзию, что это другой Джон Ватсон. И другая жизнь. В которой нет, никогда не было и не будет Шерлока Холмса. Но это была лишь иллюзия. Забыться это не помогло. Джон даже не мог сказать, что это притупляло его боль. Потому что это была бы ложь. В конце концов, он их сбрил.

По-прежнему невыносимо смотреть в зеркало и видеть себя одного. Потому что он давно уже не представлял себя без Шерлока. Задолго до его падения. Они все это время были вдвоем, были неразлучны. Ему до боли не хватает его. Кто он теперь без него? Детектив как-то пошутил, что «пропадет без своего блогера». Но по иронии судьбы все обернулось наоборот. Это блогер пропадает без детектива. Пропадает в буквальном смысле. День за днем он постепенно умирает. Жить становится невыносимо. У него больше нет желания бороться. Силы на исходе. Психотерапевт не помогает. Не в ее силах вырвать Шерлока из его сердца.

В комнате тихо тикают часы на каминной полке. Стрелка постепенно подбирается к тройке. Три часа ночи. Джон все так же сидит за столом, сжимая в одной руке телефон, а в кулак второй уткнувшись носом. Единственный абонент, которому он жаждет позвонить, уже никогда не снимет трубку и не скажет «Холмс?». Потому что телефон его лежит на другом конце стола. На нем трещина. Он давным-давно разрядился. А хозяина и вовсе уже месяц, как нет на свете.

Джон тяжело вздыхает, глотая слезы. Кофе почти остыл, над ним уже не вьется пар. Но Джон до сих пор не сделал ни глотка. Он бросает короткий взгляд на другую чашку напротив. И это тоже иллюзия. Будто он здесь, просто на минуту вышел из комнаты.

Месяц. Он не может. Это все бесполезно. Бесполезно спорить с собой. Бесполезно убеждать себя и остальных, что они никогда не были парой, что они были просто друзьями. Это никогда не было правдой до конца. Он отрицал это чувство, но Шерлок всегда был для него больше, чем другом. Намного больше.

Он был тем, за кого он бы, не задумываясь, отдал жизнь. Он бы прыгнул с крыши вместо него. Он бы лучше сделал это вместе с ним. Лишь бы сейчас не сходить с ума. Что может быть хуже, чем жить с пониманием, что все могло бы быть иначе, найди он в себе мужество признаться себе и ему раньше.

А вместо этого последние слова, которые он ему сказал, глядя в глаза — «ты машина». Господи, если бы он только мог предположить, что Шерлок… Он бы не ушел, он бы умер с ним, если это было необходимо, но не оставил бы его одного.

Почему ему понадобилось умереть, чтобы он понял, кого потерял? Потерял самого дорогого, близкого и… любимого человека на свете? Без которого жизнь теперь не имеет никакого смысла.

За окном что-то шипит и комнату на мгновение озаряет яркий разноцветный свет. Фейерверк? Почему кому-то вздумалось запускать его среди ночи? Ах, да. Рождество. Теперь оно его больше не интересует. В чудеса он не верит. Сколько о них ни проси, их не бывает. В прошлом году они отмечали его все вместе. Как будто это вообще было в прошлой жизни. Миссис Хадсон смеялась, Грег выкроил время заскочить выпить с ними шампанское, Молли принесла подарки, а Шерлок играл на скрипке… Скрипка. Взгляд Джона автоматически метнулся в кресло Шерлока. Там все так же лежала скрипка. И смычок, вертикально поддерживаемый спинкой. У Джона не хватило духу убрать инструмент в футляр. Поэтому на скрипке уже ясно виден слой пыли. Шерлок бы этого не одобрил. Но его нет.

Телефон выскальзывает из руки Джона и с глухим стуком падает на пол. Но он этого не замечает, и лишь крепко сжимает голову руками.

Вдруг до его затуманенного воспоминаниями и горечью сознания доносится какой-то шум снизу. Кажется, это хлопнула входная дверь. Миссис Хадсон куда-то ушла среди ночи? Нет, вряд ли. Джон настороженно прислушивается. Он слышит медленные, но уверенные шаги на лестнице. И ужас его в том, что он узнает эти шаги. Волосы шевелятся у него на затылке.

Этого. Не. Может. Быть.

Джон, едва отдавая себе отчет в том, что делает, встает из-за стола и делает несколько шагов к дивану, на котором, как он помнит, он оставил накануне свой браунинг. В последнее время он предпочитает с ним не расставаться. Хотя толком не может объяснить, почему. Или может. Чтобы, когда решение, наконец, будет принято, не успеть смалодушничать и передумать. Может, вот он, тот самый миг?

Джон инстинктивно направляет руку с оружием на дверь, едва звук шагов затихает, и боком делает несколько шагов обратно к столу, не сводя глаз с двери. А потом сердце Джона пропускает несколько ударов, а его самого бросает в жар, стоит только ему увидеть знакомый силуэт в дверном проеме. Света в комнате по-прежнему мало, но этого достаточно, чтобы потерять дар речи.

— Здравствуй, Джон.

И услышать этот голос. Это невозможно. Джона начинает бить мелкий озноб. Рука с браунингом дрожит. Он снова начинает задыхаться, дышать получается только через рот, частыми глубокими вдохами. И не в силах отвести от Гостя взгляд, он продолжает стоять на месте, словно статуя.

Поверить глазам? Или смириться с тем, что окончательно сошел с ума?

Шерлок.

Невозможно.

Тем временем Гость поднимает руку в предостерегающем и успокаивающем жесте и тихо, но ровно, с легкой улыбкой в голосе, произносит:

— Спокойно. Ты же не хочешь на самом деле меня прикончить? Хотя… — он тяжело вздыхает. — Я заслужил это, пожалуй, — проговорив эти слова, Шерлок (Шерлок?) устало привалился к двери, сунув руки в карманы пальто и глядя себе под ноги.

Кажется, Джон даже не моргает. Всматривается в родное лицо, слабо освещенное тем скудным светом, что проникает в комнату с улицы, и не знает, верить ли в то, что он видит. Как страшно снова поверить, что он жив. А потом снова проснуться. Это точно будет уже не пережить.

— Это не галлюцинация, Джон. Я жив, — будто прочитав его мысли, Холмс смотрит на него одним из тех своих пронзительных взглядов, которые раньше частенько выбивали у Ватсона почву из-под ног.

Рука Джона с пистолетом медленно опускается. Пистолет выскальзывает из нее на пол. Джон делает шаг назад и бессильно падает на стул. Глаз с Шерлока он не сводит.

— За этот месяц я, кажется, больше дюжины раз был на волосок от смерти. Пока уничтожал сеть Мориарти, — глядя в потолок, негромко говорит Шерлок. — И каждый такой раз, когда пуля свистела в дюйме от моей головы, я вспоминал о тебе. Я держался ради тебя, даже когда казалось, что я уже не выберусь. Ты не поверишь, как часто мне хотелось с тобой связаться. Сообщить тебе, что я жив. Но пока угроза твоей жизни существовала, я не мог.

Джон против воли нервно улыбается, но улыбка выходит похожей на усмешку. Гость хоть представляет, насколько эта угроза была реальной еще несколько минут назад?

Шерлок вдруг снова поворачивает к нему голову, впивается в него пронзительным взглядом, потом в несколько шагов преодолевает разделяющее их расстояние и не опускается, а почти падает перед Джоном на колени. Секунду спустя он уже обнимает его, уткнувшись лицом ему в грудь. И только почувствовав этот запах, его запах, запах Шерлока, который не спутать ни с каким другим, и которого не было ни в одном сне, Джон, наконец, понемногу начинает осознавать, что это не галлюцинация. Что это на самом деле он. Что он жив.

— Прости меня, Джон, — голос Холмса звучал глухо.

Джон чувствует силу его объятий, но ему этого мало, слишком мало, чтобы поверить окончательно. Он медленно поднимает руку и касается головы Шерлока. Сначала легким движением, но потом уверенно зарывается в его немного отросшие черные локоны, пропуская их сквозь пальцы. Затем обхватывает лицо Шерлока ладонями и тянет вверх. Ему необходимо удостовериться, что это правда он. Какие-то секунды он смотрит ему в глаза, в которых тоже видит слезы, и… целует его. Сначала едва касаясь, но постепенно становится настойчивее. В этом поцелуе смешалось все: боль утраты, безумная надежда, вновь обретенное счастье. Он чувствует его дыхание, чувствует его теплые мягкие губы. Он чувствует Шерлока, отвечающего на поцелуй. И это… поражает. И до безумия приятно. Если это сон, и он сейчас прервется, то Джон застрелится. Он не сможет жить с этим дальше.

— Я здесь, Джон. Я вернулся домой. Я с тобой, — говорит Шерлок, на мгновение прерывая поцелуй, продолжая крепко сжимать Джона в объятьях одной рукой, другой — гладить по голове. Потом возвращается к прерванному поцелую.

Джон, наконец, чувствует себя живым. С него будто только сейчас спало оцепенение. Он не жил — существовал весь это месяц. Но нужно сделать еще кое-что, чтобы окончательно поверить, что это — реальность. Сказать то, что так и не удалось произнести во сне.

— Я люблю тебя, — низким от напряжения голосом выдыхает он.

— И я люблю тебя, — ответное признание звучит немногим громче.

Джон сползает со стула на пол и вновь крепко обнимает Шерлока, уткнувшись подбородком ему в плечо, и не замечая, что по щекам бегут слезы. С ними выходит вся скопившаяся на душе боль, горечь, страх и отчаяние. Он чувствует, что плечи Шерлока тоже вздрагивают.

— Джон, прости меня, если сможешь.

— Ты просто сломал меня тем, что сделал. Но если я должен был пройти через этот ад, чтобы осознать…

— Я больше никогда никуда не исчезну. Клянусь тебе.

Джон улыбается сквозь слезы, крепче и крепче прижимая к себе Шерлока. Тот делает то же самое.

— С Рождеством, любимый.

— С Рождеством, Джон.

Это Рождество — лучшее в жизни Джона и Шерлока. Последний только что вернулся домой: и речь шла не только о квартире на Бейкер-Стрит. Но и о самом родном, близком и самом любимом человеке. А Джон все-таки получил чудо, о котором так молил Шерлока.

Теперь они по-настоящему есть друг у друга. Теперь все будет хорошо.

Но есть вопрос, который Джон никогда не задаст Шерлоку.

«Как ты спрыгнул с крыши и выжил?».

Потому что он по-прежнему боится проснуться.