У него, казалось, даже винты стояли дыбом, не то что заклёпки.

—С тобой всё хорошо?

Неожиданный вопрос, чуть ли не под самое аудио. Искра испуганно ёкнула, а сам Мифрил невольно дёрнулся в сторону, подскакивая от неожиданности. И лишь приметив знакомые сине-белые очертания изящного колёсного корпуса, винтокрылый позволил себе спокойно провентилировать, прикрывая оптику.

Мираж как всегда был в своём репертуаре. Слишком тихий, порой совершенно незаметный. Истинный стелсер и разведчик по натуре. Мягкая поступь, которой тот всё время пользовался сам того не ведая, частенько доводила членов команды до испуганных замираний искры. Исключением не был даже Хорон, часто уходивший в свои мысли и каждый раз подскакивающий от неожиданности. Трёхрежимник нервно дёргался и в едва ли не в прыжке разворачивался, всякий раз готовясь вмазать кулаком по чужой лицевой, стоило незаметно подойти к тому со спины. А после следовала заковыристая ругань и едва заметный, странный вздох облегчения.

Если уж Мираж мог без проблем напугать неожиданным появлением сумасбродного юнглинга, что уж говорить о, не особо храбром, медике?

Мифрил никогда не считал себя храбрецом, напротив он был трусом. Стыдно признать, но это действительно так.

—Ты к-когда-нибудь к-кого-нибудь доведёшь до з-заиканий, похлеще чем у м-меня.

Аристократ лишь закатил оптику и, с наигранно оскорблённым видом, фыркнул. Но в следующее мгновение белоснежные губы, чуть затронутые уродливым шрамом растянули в довольной, мечтательно-злорадной улыбке. Словно хорошо отполированное золото, жёлтые линзы весело сверкнули, задумчиво сузившись. Весь его внешний вид напоминал хитрого спарка, усердно составлявшего план какой-нибудь выходки с негативными последствиями для тех, кто ему не по искре.

—Всенепременно.— Мифрил с подозрением приподнял оптограни в ответ, буравя гонщика озадаченным взглядом. Кого и как в своём воображении мучил аристократ знать от чего-то не особо хотелось.— Однако, ты не ответил.

Медик смущённо отвернулся под пристальным, обеспокоенным взглядом суженных линз. И снова уставился на разместившиеся у стены медблока пять колб. Пятёрка пустых, лишенных души лицевых безразлично и холодно взирали на него сквозь прозрачную жидкость. Абсолютно одинаковые и мёртвые... нет, не мёртвые, пустые болванки. Сосуды, не более. Они походили на жуткие тренировочные манекены, но никак не на будущих кибертронцев.

Винтокрылый дёрнулся, сглатывая антифриз, нервно теребя в манипуляторах потрёпанный временем планшетник с загруженными материалами. Обучающий курс о присоединении потерянных конечностей к корпусу и их возможной замене. Хорон, частенько засиживавшийся за учебниками, просил занести этот планшетник в свою кварту.

—Я в п-порядке.— Мираж недоверчиво скрестил манипуляторы, изящно изогнув единственную оптогрань в хорошо знакомом медику жесте. Этот жест мог быть удивительно одинаковым и в тоже время разным. Когда гонщик использовал его при общении с командой это выглядело в какой-то мере забавно, комично и по-доброму, словно он приободрял, подталкивая к разговору. Но вот при разговоре с другими, с чужими, привычный мягкий жест обращался в острый, надменный, полный насмешки. Мифрил сколько бы не пытался, не мог понять, как гонщику удавалось проворачивать нечто подобное.— П-правда!

—А если честно?— Мягко, но настойчиво поинтересовался стелсер, чуть улыбаясь уголками губ.

Лётчик сдался, пристыжено опустил взгляд в пол, сникнув.

—Т-только не смейся.— В ответ озадаченно склонили шлем в бок.— Я с-серьёзно! Не с-смейся.

—Ладно.— В ступоре кивнул гонщик, соглашаясь на выставленные условия.— Ну?

Мифрил вновь бросил мимолётный взгляд на протоформы. По корпусу прошлась лёгкая, неприятная дрожь, внутренние механизмы свело от тошнотворного омерзения. Каминианец понимал, что подобным чувствам быть места не должно, но ничего не мог с собой поделать.

—У м-меня в-все винты д-дыбом от одного т-только взгляда на эти ш-штуки.

Мираж озадаченно моргнул в ответ, растерянно оглянувшись на предмет опасений медика.

—Почему?

—...Это м-мерзко.— нехотя, всё же ответил Мифрил, отводя взгляд и свесив шлем. Серебристые винты чуть дрогнули.— П-протоформы — это не творения П-праймуса, Мираж. Кроме т-того они не с-способны иметь свою искру. Их удел либо к-копировать чужой образ, что уже н-не правильно. Либо с-стать вместилищем для ч-чужой искры.— Губы медика, впервые на памяти Миража, растянулись в горькой улыбке. Синевато-сиреневая оптика печально померкла под грузом тяжёлых воспоминаний.— Я п-помню, как их с-создавали в н-надежде дать шанс тем, чей к-корпус разваливался на ч-части. Но я т-так же помню, к-как их использовали д-для войны. П-пустые, л-лишенные личности и души с-солдаты, с-способные лишь п-подчиняться чужим ж-желаниям. Использовать в к-качестве оружия то, ч-что должно б-было стать надеждой для отчаянных б-больных... Я помню, как а-автоботы и д-десептиконы извратили с-саму суть этого изобретения.— Он сжал губы, медленно покачав шлемом.— Слишком хорошо п-помню...

Аристократ мрачно сверкнул линзами, задумавшись, понимающе кивнул, встав рядом. В первое время, когда война только разгоралась, протоформы стали использовать для создания солдат. Эмоции? Личность? Воспоминания оригинала? Достаточно было внести при программировании пару изменений, стерев ненужное и добавить своё, и вы получите идеального солдата, расчётливый и холодный механизм. Внешнее сходство с оригиналом? Корпус можно перекрасить, обвесить бронёй, а лицевую так и вовсе заменить на визор. Создать солдата без страха, без жалости, но преданного.

Машину для убийств.

Стелсер прикусил губу, глубоко провентилировав, чувствуя как на него накатывает неприятная волна злости.

Никого не удивит и тот факт, что именно Сенат внёс на рассмотрение, а затем и реализовал эту идею.

Мираж даже хорошо знал, кто отвечал за проект — среди аристократов слухи распространяются быстро, нужно лишь знать, в каком направлении повернуть аудио. Сенатор Сентинел и Сенатор Протеус. Эти двое ублюдков всегда отлично ладили. Один жадный до власти старый интригант без совести и сострадания, а второй трусливая шваль любящая лишь себя и роскошь, да извращённые развлечения на платформе с кем-нибудь положе. Та ещё парочка...

Единственное, что несравненно радовало — оба давно уже покинули бренный мир. И деактив ублюдкам достался воистину мучительный.

"Плавильные ямы Даркмаунта".

О-да, Мираж хорошо помнил тот орн. В то время он ещё даже не был знаком ни с Хаундом, ни с Клиффджампером, не говоря уже о команде Прайма. Простой разведчик, только окрепший и набравшийся опыта в реальных боевых условиях. Тогда автоботские войска пытались отбить оккупированный десептиконами Тарн. Продолжительные бои на границе разорённого Праксуса и Тарна были долгими, тяжёлыми и выматывающими. Проблемы с провизией ничуть не облегчали положение.

Краткая передышка в нескончаемом потоке перестрелок и взрывов наступила следом за обращением. По всему Кибертрону передавали всего одну запись в настоящем времени, по всем частотам. Обращение Мегатрона, требовавшего автоботов наконец сложить оружие и подчиниться и последующая публичная казнь захваченных сенаторов.

Сине-белый корпус гонщика невольно вздрогнул, стоило в памяти всплыть корпусам, растекающимся раскаленными лужами правленного металла. Истошные крики, нет, скорее уж вопли казнённых надолго отпечатались в процессоре ещё молодого аристократа. Да, это было жуткое зрелище сломившее автоботский дух и ставшее причиной по которой Тарн так и не был отвоёван.

Только вот жалости, что тогда, что сейчас, Мираж не ощущал.

Это была расплата.

За грехи, за тяжкие преступления. За все те аморальные вещи, что они творили, прикрываясь таким горьким и знакомым "ради всеобщего блага".

В тот раз десептиконы поступили правильно.

Но автоботы сочли этот поступок чудовищным и неоправданно жестоким, заклеймив лиловозначных бездушными монстрами. Хотя на самом деле монстрами были те, кого после провозгласили "героями, павшими от тирании Мегатрона".

Именно тогда взгляды юного солдата претерпели изменения. Это был первый звоночек, следом стало доходить — с автоботской фракцией было что-то не так. За блестящей обвёрткой пряталось нечто... нехорошее.

—Пусть так.— Мираж положил манипулятор на плечо вздрогнувшего медика, утешающе похлопав.— Но мы не десептиконы и не автоботы, Мифрил.— Гонщик хмыкнул, устало прикрыв оптику. Последние орны выдали по-настоящему выматывающими, как физически, так и морально. Но он всё же не сдержал усмешки.— А ещё мы оба помним как отреагировал Хорон на идею с клонированием и запуском протоформ, верно?

Мифрил озадаченно моргнул в ответ, а после, припомнив недавно брошенные трёхрежимником слова, фыркнул, не сдержав улыбки. На искре мигом стало чуть легче.

"—Клонирование? А оно вам надо? Я не собираюсь примерять на себя роль Виктора Франкенштейна, или того хуже — становиться свидетелем восстания машин! Человеческий кинематограф отбил у меня всякое желание экспериментировать в данном направлении... Кроме того, если вам себя не жалко, пожалейте наших бравых автоботов. Они ж пристрелятся в приступе эпилепсии, приметив не одного меня, а целых двух!... да что уж там, даже у меня психика такого не выдержит. Тьфу, тьфу, тьфу. На хрен надо!"— Открестился трёхрежимник в тот же миг, как услышал предложение Шоквейва связанное с клонированием и смешиванием разных ТНК.

Протоформы являлись тем, что не должно попасть ни к автоботам, ни к десептиконам.

"—Как их использовать — покажет время, а пока пусть будут у нас."— Подобный исход устроил всех.

—Да, п-пожалуй, ты п-прав.— Мифрил глубоко провентилировал и встряхнулся в попытке приободриться. Но в следующий миг просяще уставился на сокомандника с несколько измученным выражением фейсплейта.— Но мне б-было бы гораздо п-приятнее работать, если бы их н-не было в моём м-мед-блоке.

Мираж обречённо покачал шлемом, фыркая вентиляцией.

—П-пожалуйста?— Лазурно-сиреневые линзы невинно блеснули на просветлевшей лицевой медика. Тот неловко, словно прося прощение за излишнее неудобство, улыбнулся.

"Ну и как я могу сказать тебе "нет", когда ты так делаешь?"

—Я поговорю с Шоквейвом о том, что бы переместить их к нему в лабораторию.

И всё же Мираж не мог не отметить. Искренняя, незамутнённая радость, отразившаяся на лицевой каминианца и ярко заблестевшая лазурная оптика, стоили того, чтобы немного повозится. Разве нет?

*** ***

Крик.

То ли свой, то ли чужой, эхом проносился в голове, колоколами звеня в ушах, отпечатываясь глубоко в памяти, пугая до дрожи. Тихие отголоски не желали замолкать, метаясь в голове стаей перепуганных диких птиц. Громкий, отчаянный вопль, полный безграничной горечи и... страха.

Дикого, животного страха.

Он оглушал, разрывая ушные перепонки, навеки оставлял свой след на и без того израненной светлой душе.

Глаза ужасно щипало. Слёзы солёными ручейками лились по щекам, попадая на пересохшие губы, испачканные каплями крови. Бледные, дрожащие от страха губы. Он прикусил их, борясь с накатывающим приступом рвоты, сглатывая противную горьковатую слюну. Тело отозвалось отвратительными спазмами. Но даже зажмурившись, он не мог развидеть жуткой картины. Она стояла перед ним, серая, словно на старой киноплёнке, напрочь не желавшая оказаться забытой. Прокручивалась снова и снова без остановки.

Звяк.

Звон металла пронзил повисшую мёртвую тишину. Глухой удар старого ножа об кухонную плитку, заляпанную красными пятнами. Теперь, вместо знакомого замызганного серо-голубого цвета, она была алой. Алой, как томатный соус. Алой, как его старый, но тёплый свитер подаренный мамой на Новый Год. Алой, как потёртый ковёр в гостинной, который они давно хотели выкинуть.

Алой от крови.

Перепачканные чем-то липким и горячим руки. Они дрожали так сильно, что нож, зажатый мгновения назад в мёртвой хватке, выпал. Мерзкая липкая субстанция становилась холодной и скользкой. Гадкой на ощупь, вызывая приступ рвоты как видом, так и запахом от которого сильно кружилась голова. Пальцы онемели, не желая слушаться. Руки красные по самый локоть. Красные, как та самая роза, купленная ко дню рождения мамы на все карманные деньги сэкономленные на школьных обедах. Та, что стояла в вазе на столешнице пару минут назад. Теперь же красивая белая ваза разлетелась на кусочки, раскидав сверкающие в свете ламп осколки по полу. А бутон хрупкого цветка осыпался, лепестки разлетелись по кухне.

Он зажал уши руками, не обращая внимание на кровь на ладонях. Пачкая лицо и тёмно-серые, почти чёрные волосы.

Но и это не смогло заглушить крик.

Он плакал. Тихо всхлипывал от страха и от боли. Мокрая спина адски горела, дергано пульсируя.

Как больно.

Больно и страшно.

Он задыхался. Грудь болела от сильного удара отцовского кулака. Он вздрагивал всем телом каждый раз как делал рваный вдох. Лёгкие жгло, словно кто-то заставил хлебнуть кипяток.

Мир вокруг бешено вертелся не желая остановиться.

Руки резко зажали рот, сдерживая рвоту.

Серебристые глаза, покрасневшие от слёз осторожно подняли взгляд, он тут же отдёрнул себя, отворачиваясь. Смотреть на замершее на полу крупное тело не хотелось. Ранее хрипящее, дёргавшееся, тянувшее к нему руки в желании задушить, а может и вовсе сломать шею. Оно замерло, не подавая признаков жизни. В нос, помимо отвратного запаха железа бил другой, не менее омерзительный. Запах дыма от дешёвых сигарет и жуткая вонь перегара.

На глаза попалась разбитая пивная бутылка из тёмно-зелёного стекла.

Сглотнув ком в горле, утерев лицо, лишь ещё больше перемазавшись в крови, ребёнок поднял взгляд на другую фигуру лежавшую в стороне. Затихшую, замершую с болезненным выражением на измученном бледном лице. Руки, лицо, плечи, вся женская фигура с ног до головы была покрыта тёмно-синими и фиолетовыми пятнами гематом. Отпечатки рук на тонкой шее бросались в глаза сильнее прочего. Кровь с разбитых губ и носа запачкала и лицо и потрёпанную одежду. А длинные, волнистые белокурые волосы небрежно растрепались по холодному полу.

Женщина не шевелилась.

Её грудь не вздымалась от дыхания, губы не двигались, а глаза... Такие добрые и ласковые голубые глаза обратились в холодное, потерявшее жизнь стекло.

Его губы дрогнули.

—М-... Мам?

Но ответа не последовало.

*** ***

ТРЕСК!

Энерджи резво подскочил с лежака в углу кварты, тут же встав на все четыре лапы и закрутил мордой по сторонам с настороженным утробным рычанием. Его спокойную и мирную дрёму неожиданно и резко разрушил шум битого стекла. В фоносенсор, стоило лишь принюхаться, ударил сладкий запах энергона. Нет, не чужой, простой переработанный и очищенный энергон. Младший сородич приносил такой же, хотя цербер предпочитал грызть кристаллы, одновременно с тем затачивая собственные клыки. Но если детёныш сам желал разделить с ним добычу, смел ли он отказать?

Разумеется, нет.

Однако пред ним предстала весьма странная картина.

"Почему этот глупый детёныш швырнул еду в стену?"

Зверь склонил морду в бок, присев на пол, в растерянности подёргивая вившемся словно змея хвостом. Выпущенные крючковатые когти медленно скрылись в пазах лап. Цербер фыркнул, переводя озадаченный взгляд то на залитую лазурной жидкостью стену, то на разлетевшийся в дребезги стеклянную ёмкость. Светло-лазурное сверкающее на свету стекло, россыпью драгоценных камней разлетелось по полу всей кварты. Осторожно подтянув лапой ближайший осколок, он обнюхал его, слизав капли топлива длинной шершавой глоссой.

И снова фыркнул, не понимая.

"Вкусно. Неужели детёнышу не понравилась еда?"

Золотистые линзы резко сузились. А сегменты иссиня-чёрной брони встопорщились.

Зверь тут же повернул морду, обводя помещение линзами и найдя искомый объект, настороженно застыл, глядя на юнглинга забившегося в угол между собственной платформой и стеной. Сидя в полумраке, он притих, не обращая внимание ни на слетевшее на пол покрывало из синт-ткани, ни на стекающий по стене энергон. Тот, запуганным зверем забился в самый тёмный угол, не смея пошевелиться. Едва слышно вентилируя, встопорщив крылья, он вцепился в собственный шлем манипуляторами, пряча лицевую в коленях.

От него несло до ужаса знакомым запахом горечи и отчаянья. Ему было так плохо, что хотелось выть в голосину и собственными когтями содрать с себя обшивку. Впиваясь когтями в самые чувствительные участки до самого энергона. Лишь бы заглушить моральную боль физической.

Энерджи знал эти чувства.

Детёныша мучила старая рана. Старая и настолько глубокая, что излечить её не способно даже время. Притупить может, но никогда не излечит. Такие раны есть у тех, кто потерял нечто по-настоящему дорогое. Настолько дорогое, что ты отдашь Искру, душу, саму свою суть ради того чтобы это защитить.

"Несчастный детёныш, ты тоже потерял свою стаю, верно?".

Стая — это дом.

Стая — это семья.

Стая — это всё ради чего ты живёшь и ради чего не побоишься умереть!

Давно, очень давно цербер уже потерял свою маленькую, но трепетно оберегаемую им стаю. Так же, как и странный юный сородич, которого он нашёл раненным на собственной территории. Раненным и потерявшимся, но упрямо желавшим выжить, чего бы это не стоило. И он помог. Помог потому, что не мог бросить. А затем и вовсе привязался из-за чего и отправился следом, став частью новой стаи, что так трепетно собирал и оберегал юнглинг. Оберегал ревностно, как настоящий вожак, всегда готовый разорвать в клочья любую угрозу нависшую над его стаей. Такой странной, разношёрстной, но от того не менее уютной и ставшей родной.

"В этот раз моя стая не погибнет. Защищу любой ценой".

Мягко подкравшись к тёмному корпусу, он ободряюще боднул мордой чужой бок, вильнув хвостом. Вздрогнув от неожиданности, вскинув шлем, на него уставилась тоскливая серо-желтоватая узкая оптика. Хорон растерянно моргнул и зажмурившись, тряхнул шлемом, потерянно потирая чёрный металл с золотистыми вставками. Он словно вспоминал, где он и с кем.

Когтистый манипулятор потрепал цербера по холке. Юнглинг слабо улыбнулся уголками губ, а его пустой взгляд начал приобретать осмысленное выражение.

—Кажется, я тебя напугал, да, приятель?— Он мрачно хмыкнул, поглаживая чёрно-синие сегменты.— Ты уж извини, клыкастая морда.— Расправив плечи и прикрыв на мгновение оптику, растирая другой ладонью лицевую, трёхрежимник позволил себе немного расслабиться, откинувшись спиной на основание платформы.

Энерджи фыркнул и подловив момент, ловко юркнул под манипулятор и с довольным урчанием плюхнулся на чужие колени. Ему нравилось когда его гладили, а отказывать себе в удовольствии цербер не собирался. А потому устроившись поудобнее, он принялся мягко вклиниваться в чужие эмоции, сменяя нервное подёргивание, размеренным спокойствием. Зверь бросил мимолётный взгляд на Хорона.

Тот, заметив интерес зверокона и кивок в сторону разлитого энергона, устало провентилировал.

—У меня был дурной сон, не обращай внимание...— Он тихо сглотнул.— Давненько у меня не было кошмаров. Не ожидал, что и после смерти буду их видеть.

"Ухо" зверя резко дёрнулось вверх. И вскинув морду, на так невовремя отвернувшегося трёхрежимника уставились озадаченным, задумчивым взглядом золотых линз.

"После смерти? Неужели ты перерождённый? Интересно..."

Цербер фыркнул, уложив морду на лапы и прикрыл оптику.

"Чей же ты потомок, детёныш"?

***POV: Хорон***

Начался день крайне скверно...

Да кого я обманываю, боже? Дерьмово он начался, ДЕРЬ-МО-ВО. Подчеркиваю данное слово трижды. Я уже давненько в этот мире, но за всё моё пребывание здесь, я ещё ни разу не видел кошмаров. Лять, да мне вообще ничего не снилось когда я был в оффлайне. Лёг отрубился, разгрузил мозги и уже через пару часиков полон энергии и без гребаных сновидений и укуренного бреда что виделся мне в прошлой жизни. И знаете, лучше бы всё так и оставалось.

Настроение на день способно испортить даже, казалось бы, мелочь.

"Паршивый сон определённо входит в данный перечень".

Я устало пропустил очередной оборот вентсистем, поднимаясь на серво, бросил взгляд на внутренний календарь. Суббота. Чуть больше четырёх часов утра. Сегодня у Рафа должен быть выходной, надо бы его пораньше забрать. Если не ошибаюсь, он упоминал, что собирается работать над каким-то школьным проектом. Даже интересно, что он выберет. Ракету? Соберёт радио собственными руками? Или это будет какой-нибудь макет? Знаете, эта школьная выставка что-то мне это напоминает... впрочем плевать.

"Сначала заправка, очередной геморрой и проблемы после".

Мои мысли прервал тихий стук в дверь.

"Самолёт летел, колёса тёрлися, вы нас не ждали, а мы припёрлися".

Тьфу ты, ну ты, ну кого занесло в такую рань, а?

Недолго думая я просто крикнул, что не заперто, а сам принялся приводить свой бардак в порядок, поднимая с пола покрывало. Не знаю как это нормально объяснить, но да, без него мне холодно. Да и как-то... уютнее что ли? Я человек, в конце-то концов, хоть и бывший, но всё же, могу позволить себе некоторые странности.

Энерджи лениво потянувшись, мягкой поступью нырнул в угол комнаты, где у него была организованна шикарнейшая лежанка. Полноценное гнездо из синт-ткани прямо на выпирающем из стены блоке. Тот играл роль батареи и потому лежак у нашего хвостатого был ещё и с подогревом, в тёмном углу. Красота. Мне б так.

Дверные створки с тихим шелестом ушли в позы, впуская в кварту неожиданного гостя.

—Д-доброго в-восхода, Хорон!

Я так и замер на том месте где стоял, с одеялом в обнимку, озадаченно пытаясь обмозговать что и кто мне там пожелал.

"Может меня того? Приглючило, а?"

—Чего-чего доброго?

Мифрил замер на пороге с несколько растерянным выражением лицевой, держа в манипуляторах серый планшетник. Серебристые винты чуть заметно дёрнулись. Он неловко улыбнулся.

—В-восхода...— Выражение его лицевой стало задумчивым.— Р-разве люди не так г-говорят?

"Не, может, конечно, и говорят, в секте какого-нибудь Бога Солнца, но что-то я в этом сомневаюсь".

—Утро.

—Ч-что?

—Доброе утро, Мифрил.

Спустя клик до винтокрылого таки дошло и тот усердно закивал. И с чего вдруг он решил изучать человеческий лексикон в таких подробностях? Сказывается общение со мной или с Рафом?

—Т-точно. Д-доброе утро!— Медик широко улыбнулся глядя на мою помятую физиономию.

—А теперь запомни одну прекрасную человеческую истину.— Я вскинул палец с самым мрачным выражением на лице из возможных, устало глядя на заинтересованно встрепенувшегося медика. Аж тошно от того, что кто-то может в такую рань бодрячком шататься по коридорам с улыбкой по самые аудио. Жаворонок, ей богу... Надеюсь его это не сломает.— Утро добрым не бывает!

Голубовато-фиолетовая оптика неуверенно моргнула в ответ. Готов поклясться, я слышал натужный скрип шестерёнок в его процессоре.

—Прими сей факт и смирись, дитя восхода.

"Я хочу кофе. Или чай... желательно каркаде. А ещё валерьянки".