Война началась из-за того, что чей-то самолёт пересёк чью-то границу в не положенном месте и в неположенное время. Горстка дряхлеющих государственных деятелей углядела в этом угрозу для мира, и поэтому применила по отношению к своим соседям ядерное оружие. Те, конечно же, в долгу не остались, и вскоре две сверхдержавы стали перебрасываться ядерными ракетами, словно шариками для пинг-понга. Чуть позже к ним присоединились остальные крупные государства – мелким же, не имеющим своего ядерного оружия, оставалось лишь наблюдать за тем, как горят небеса и стонет земля.
***
Ужасной несправедливостью было то, что в Военную Академию брали только мужчин. Если ты женщина, значит должна готовить, шить мундиры или собирать оружие на конвейерах военных заводов. Любой глупый юнец имеет над тобой преимущество – он может стать солдатом, а там дослужиться до прапорщика, если не до лейтенанта.
Однако, даже такой недостаток, как принадлежность к “второсортному” полу можно замаскировать, если у тебя есть эластичный бинт и знакомый, который может достать поддельный паспорт.
- Мне брату надо! – врёшь ты и улыбаешься самой очаровательной из своих улыбок. - Он уклонист, а сейчас с этим строго. Не хочу, чтобы он оказался под трибуналом.
И брата у тебя никакого нет, но парень проверять не станет. Только облизнётся, глядя на стройную фигурку, а ты тем временем развратно подмигнёшь и скажешь, что “отблагодаришь по высшему разряду”.
В обмен на паспорт протянешь пухлый конверт денег и спрячешь глаза: “Прости, я не могу с первым встречным. Вот, купи себе кого-то посговорчивее…” А если не согласиться, то можно и продемонстрировать, как ты хороша в драке.
Примерно так я и оказалась курсантом Военной Академии. Решить проблемы личной гигиены оказалось гораздо труднее, но врождённая изворотливость и закрытые душевые кабинки на одного человека (самое финансируемое учебное заведение в стране могло похвастаться такими удобствами) помогли мне сохранить свою тайну.
Я была умнее и прилежнее многих мужчин. Пока они, сгрудившись около одной койки, листали тайком пронесённые через КПП порно журналы или рефлексировали, тоскуя по дому, девушкам, мамам и комнатным хомячкам, я училась. Тактика, стратегия, баллистика, физическая подготовка… Всё свободное время, проводимое не за учебниками, я пропадала в тренажёрном зале. Со временем мои мышцы стали твёрдыми, как сталь, я отжималась, подтягивалась, бегала и дралась лучше любого из моих однокурсников. Даже тело, казалось, забыло о своей женской сущности, перестав раз в месяц доставлять мне неприятности.
Я знала, что могу стать лучшей во всём – и методично шла к своей цели: ещё ребёнком я решила, что буду служить в армии. И спустя десять лет я могла осуществить свою детскую мечту.
Я знала, что могу стать лучшей… И стала! Мне выплачивали правительственную стипендию, ставили в пример новобранцам, пророчили дослужиться до генерал-майора. И если кто-то из преподавателей догадывался о том, что я девушка, то не подавал виду – разразился бы ужасный скандал, если бы звезда Академии вдруг оказалась не пригодной к службе в армии. Я не давала повода ни на секунду усомниться во мне.
А пока мы учились, международная ситуация обострялась. Со всех сторон слышались призывы к войне, мир балансировал на грани конфликта, в который могли быть втянуты сразу несколько стран, включая нашу.
- Мир стоит на пороге Третьей Мировой Войны, - надрывался диктор патриотического телевидения, единственного, которое нам можно было смотреть. – Сейчас для всех граждан особенно важно сплотиться против нашего общего врага!...
СМИ говорили красиво – по сути не говоря ничего. Никто не объяснял, почему соседнее государство, столько лет являвшееся нашим торговым партнёром вдруг стало врагом номер один. Было страшно наблюдать за тем, как людей убеждали в необходимости войны: большая часть населения теперь поддерживала милитаристический настрой правительства, но вряд ли хоть кто-то из этих людей понимал, для чего затевалась война. Главная цель современного вооружённого конфликта – обогащение тонкой прослойки населения. Однако, когда дело касается войны, большинству людей не обязательно знать её истинных причин – был бы повод, который СМИ изящно сервируют и подадут вечно жадному до скандалов населению.
Мне была безразлична политика, я всей душой жаждала опьянения боя, героических сражений и лавр победителю. Хотелось воевать и побеждать – всё равно, кого предложат в качестве врага! Истории о героях древности, в одиночку побеждавших чудовищ или целые армии врагов приводили меня в экстаз. В те моменты, когда мне казалось, что тело или ум больше не выдержат таких нагрузок, я прикрывала глаза и воображала себя Гераклом или Персеем. Я мечтала, что когда-нибудь о моих великих подвигах сложат легенды.
И вот, наконец, состоялась моя первая победа – я, девушка, существо второсортного пола, стояла в огромном актовом зале в новой форме и принимала диплом лично от главнокомандующего армии нашей страны.
- Страна рассчитывает на тебя! – торжественно сказал он и потрепал меня по короткостриженому затылку
Я выдавила из себя улыбку и с трудом сдержалась, чтобы не скинуть его руку – физический контакт, если это не боевой спарринг, всегда был мне неприятен. За день до выпуска официально объявили о начале войны, и меня грела мысль о том, что скоро всё начнётся.
Юные рохли, с которыми мы вместе учились, в тот вечер напились, причём скорее от страха, чем от радости. Зачем, спрашивается, они пошли учиться в Военную Академию, если испугались войны? Тупые изнеженные мамины сыночки – среди них не было ни одного мужика!
Чтобы не сильно выделяться, я тоже просидела в баре всю ночь, медленно потягивая сок с ромом, поглаживая рукав новой формы и жмурясь от удовольствия. Сегодня я праздновала первую в жизни победу! За спиной, казалось, раскрылись огромные чёрные крылья.
Вскоре в мою жизнь пришла война… На самом деле она оказалась тем ещё дерьмом. Настоящие военные действия творились в тёплых, дорого обставленных кабинетах глав государств, где они, за чашечкой чая, двигали по воображаемой доске армии – шахматные фигурки. Мы были дорогостоящими декорациями, придающим достоверности штабным играм. Сражения и столкновения были настолько бездарно-постановочными, что это бросалось в глаза даже простым солдатам. Настоящими оказались лишь грязь, кровь и смерть, которые отныне преследовали нас повсюду.
Меня, как лучшего курсанта Академии, сразу же поставили во главе небольшого отряда, и мне приходилось посылать людей на верную смерть, если того требовал приказ свыше. Или отправлять их убивать ни в чём неповинных мирных жителей, дабы создать видимость кровопролитных сражений. Война оказалась для меня сделкой с дьяволом – я чувствовала, как моя душа чернеет. Руки были по локоть в крови – до конца жизни не отмыть!
Тогда я думала, что так выглядит настоящий ад. Однако даже это оказалось скорее лимбом, преддверием настоящей преисподней. Ужас настиг нас всех тогда, когда главы государств приняли решение применить ядерное оружие. Земля содрогнулась от первой разорвавшейся атомной бомбы – и с тех пор пути назад не было. В мгновение ока все крупные державы оказались втянутыми в конфликт, а “красные кнопки” стали любимыми “игрушками” в руках так и не повзрослевших воинственных престарелых “детишек”, стоявших у власти.
Именно тогда, в один из дней, пропитанных болью и смертью, что-то произошло с моим сознанием. Жажда подвига и победоносной войны сменилась жаждой крови врагов – словно у вампира, который пьёт и не может насытиться. В душе клокотало безумие. Я посылала в бой ещё “зелёных” новобранцев с надеждой в глазах, а через полдня они возвращались изуродованными кусками мяса, агониально мечущимися под красными от крови простынями. Я заставляла себя смотреть на них, пока в груди не разрастался ледяной комок.
“Это сделала ты!” – говорила я себе.
Иногда ужасно хотелось сбежать из этого ада, дезертировать и укрыться где-то в лесу, но моя животная суть требовала всё больше крови.
- Вы все отдаёте свои жизни за Родину! Ваша жертва не будет напрасной! Вперёд, ради нашего будущего! Ради свободы! – орала я, срывая прокуренный голос (к тому времени я научилась курить и курила сигарету от сигареты). – Когда мы победим, ваш подвиг не забудут!
На самом деле я не верила, что война когда-нибудь кончится. Всё более обширная часть суши превращалась в радиоактивную пустыню - мир напоминал раненого бойца с вываливающимися кишками, которого сердобольная медсестра успокаивает сладкой ложью о выздоровлении.
Людей на планете становилось всё меньше и меньше – иногда мне казалось, что всё это было придумано только ради того, чтобы проредить население. Кто-то погибал в сражениях, кого-то убивали во время авианалётов на города, других одолевали голод и болезни.
Тыл больше не мог обеспечивать фронт новобранцами. Наш отряд стал так мал, что мне самой пришлось взять в руки винтовку. Вместе со мной сражался другой лейтенант – статный рыжеволосый красавец. Рядом с ним я впервые за многие годы захотела почувствовать себя слабой. Клянусь, я никогда в жизни не видела никого, кто с такой уверенностью мог бы назваться мужчиной.
От его тела, казалось, исходил нездешний жар – стоило нам встретиться взглядами, как в груди становилось тепло, а по позвоночнику словно проскакивали электрические заряды. Как-то само собой получилось, что он тоже заметил меня и стал держаться ближе, прикрывая спину в сражениях и помогая перевязывать пустяковые раны…
***
Тактическая ракета несла ядерную боеголовку, словно семя диковинного растения, готового упасть на землю, прорасти и расцвести чудным цветком. Те, кто создавал бомбу, сделали её настолько мощной, насколько могли – она была предназначена для того, чтобы запугать остальные страны и заставить их капитулировать перед невиданной ранее разрушительной силой. Где-то в глухом подземном бункере перед устойчивым к электромагнитному удару ламповым компьютером сидел человек, наблюдающий за полётом ракеты. Он думал, что делает доброе дело – заканчивает войну.
Ракета летела к цели ужасно медленно – Вселенная затаила дыхание, как пловец перед прыжком в воду. Миллисекунды, возможно, растянулись в часы. Над местом, куда должна была упасть бомба, неторопливо, одолеваемый нехорошим предчувствием, просыпался промозглый осенний рассвет.
Боеголовка коснулась земли - и вот, последнее, самое мощное сизое грибовидное облако взметнулось над испуганно разверзшимся небом. Заряд, заложенный в бомбу умелыми инженерами, был столь мощным, что ткань мироздания затрещала, жалобно и страшно, а потом разорвалась не в силах вынести агониальных метаний спятивших атомов. Теперь на месте уютного и глупого мира зиял изначальной пустотой провал, ужасный и недоступный для понимания. В этой изначальности царили свои законы, даже физика чёрных дыр казалась здесь глупой и неуместной, как школьная механика при релятивистских скоростях. И при этом всё было предельно просто - в провале кипело, бурлило, смешивалось и разделялось то, что глупые люди именовали Добром и Злом, попросту Богом.
Однако не так просто уничтожить мир - он плотно въелся в ткань мироздания, и даже ужасное притяжение изначальности не могло его стереть. Нить реальности раздвоилась: каждый живущий на этой планете, сам того не ведая, оказался на развилке…
***
Мне показалось, что земля под ногами закачалась, а в черепе разорвался снаряд. Я упала на землю, прикрыв голову руками, краем глаза подмечая, что все – и враги и друзья тоже попадали на землю, словно сбитые шаром кегли. Кто-то выл, прижимая колени к подбородку, из чьего-то рта пошла пена, а некоторые просто катались по земле. Спустя минуту всё вдруг прошло – я, как и окружающие меня люди стали испуганно подниматься на ноги, переглядываясь между собой.
- Что это было? – спросил меня рыжеволосый лейтенант.
- Не знаю… Может быть, какое-то новое оружие? – предположила я.
Больше времени на разговоры и мысли не осталось: наши солдаты, оправившись от неведомого удара, и бойцы противника – все вокруг словно взбесились и нападали друг на друга, забыв про инстинкт самосохранения. Даже когда они оставались без рук, то неслись на врага, желая, словно псы вцепиться в глотку. Сражение стало напоминать побоище.
Когда атака спала, мы с рыжим лейтенантом огляделись вокруг и поняли, что оказались единственными, кто держался на ногах. Остальные наши бойцы были слишком тяжело ранены. Те, кто мог говорить, умоляли нас, чтобы мы их добили. Я помню, как на мои глаза впервые за много лет навернулись слёзы – пятнадцатилетний мальчишка с вывороченными внутренностями умолял перерезать ему горло, а я не смогла этого сделать. Рыжий лейтенант велел, чтобы я не смотрела, и сделал всё сам. Я отвернулась и потом услышала тошнотворный булькающий звук.
Лейтенант вытер нож об землю, убрал его, а потом встал, подошёл ко мне и обнял за плечи.
- Это быстрая смерть, - тихо произнёс он. - Не плачь, теперь парень в лучшем мире…
И здесь, в дерьме и крови войны я впервые почувствовала то, о чём говорили мои школьные подруги влюблённые в парней: в мимолётных объятиях хотелось раствориться. Больше не было ни боли, ни страха, ни бед – только сильные руки, кольцом сжавшиеся вокруг меня. Я поняла, что влюбилась.
Мой новообретённый Рыжий вдруг покачнулся и стал оседать на землю. Только сейчас я увидела, что на его кителе проступило красное пятно. Лейтенант был ранен – нужно было оказать ему помощь, пока он не потерял слишком много крови.
Непослушными пальцами я расстегнула свою одежду и, стянув рубашку, разорвала её для повязок. Лейтенант удивлённо уставился на эластичный бинт, стягивающий мою грудь.
- Так ты девушка? – заулыбался Рыжий. – Как же это хорошо! Ты не представляешь, насколько я рад!
Я молча кивнула, но душа запела от счастья. Значит он тоже меня… В голове стучало: остановить кровотечение, остановить кровотечение! Рана была пустяковая – пуля скользнула по боку, разодрав кожу, но для меня сейчас всё моё внимание было сосредоточено вокруг раны моего Рыжего. Впервые за много месяцев в череде смерти, окружающей меня, промелькнул отблеск жизни. И именно сейчас, когда мир вокруг рушился, и стоило оставить всякую надежду на выживание – я обрела её.
- Надо выбираться отсюда! – сказала я, помогая Рыжему подняться. – Найдём один из бункеров для командного состава и отсидимся там, пока ты немного не поправишься!
- А потом? – скептически скривившись, спросил он.
- А потом мы уйдём отсюда, - прошептала я, не узнавая свой голос. – Давай найдём где-нибудь тихое место, куда война ещё не добралась… Поселимся там, построим дом и будем жить в нём только вдвоём! Если мы останемся тут, то умрём, а теперь я не хочу смерти! Теперь, когда встретила тебя!
Мой Рыжий приобнял меня одной рукой и поцеловал в лоб.
- Моя глупышка! Почему мы не встретились раньше?
Мы шли весь день, спотыкаясь о трупы и брошенное оружие. Рыжик был бледен, но бодро шагал, опираясь на моё плечо. Я наслаждалась его теплом и стуком сердца. И впрямь – глупышка! Влюбиться, как девочка, когда миру вот-вот придёт конец! Ну и пусть – я буду наслаждаться каждой секундой, проведённой вместе! Просто идти рядом, не надеясь на наступление завтрашнего дня, но мечтая о нём всем сердцем, как не мечтала никогда и ни о чём!
Бетонная громада бункера уже маячила вдалеке, когда вдалеке послышались выстрелы. Мы бросились бежать – всё равно, свои это были или чужие, нам просто не хотелось больше войны. Мой Рыжий бледнел всё сильнее, повязка на боку набухла от крови, но он бежал – и даже тащил меня за собой.
***
Ткань пространства-времени затрещала, прореха расползалась и ширилась, захватывая весь окружающий мир. Реальности людей рвались, делились…
***
Они заметили нас и набросились всей жадной до крови сворой не людей, но псов. Мой Рыжий схватил с земли чей-то автомат и выпустил по ним очередь.
- Беги! – крикнул он мне, но я не послушала, и, подбирая чью-то винтовку и рассыпанные патроны, приготовилась помогать своему мужчине.
Трупу больше не нужно оружие. А нам нужно – затем, чтобы выжить! Глупая-глупая-глупая война! Она опять затягивала нас в свои лапы!
Меня ранили в плечо, и я больше не смогла держать оружие. Мы отступали к бункеру – я спиной чувствовала бетонный холод нашего спасения, когда мой Рыжий вдруг начал оседать на землю рядом со мной. Его зелёные, пронзительно-изумрудные глаза подёрнула дымка бесчувствия.
Чёртова война!
Я подхватила его и потащила на себе под охрану толстых бетонных стен. У “бешеных собак” видимо кончились боеприпасы, и град пуль поредел. Я тащила моего Рыжего и молилась всем богам, которых знала, только об одном – чтобы он выжил.
Я больше никогда не возьму в руки оружие! Никогда, слышите! Я не стану воевать и нести смерть! Я буду просто любить моего Рыжика! Я рожу ему кучу детей! Даже если мы останемся на этой чёртовой планете вдвоём, я не дам миру загнуться! Дайте мне шанс! Или вы там, на небесах, совсем оглохли от наших бомб?! Ну пожалуйста, услышьте меня!
Когда за нашими спинами лязгнула дверь бункера, мы с Рыжиком остались одни в бетонной коробке. Я кинулась помогать Рыжему. Он зажимал рану в боку и радостно улыбался, обессиленный и бледный, но всё ещё живой.
- Сейчас, мой хороший, держись! Тут должна быть аптечка… Я окажу тебе помощь!
- А знаешь, мы ведь победили… - прошептал он, с трудом разлепляя губы. – Мы нашли, ради чего жить, мы уцелели посреди всей этой страшной войны.
Я, как смогла, обработала его рану и перевязала её. Нельзя было дать ему умереть, только не сейчас…
***
Я услышала треск, словно кто-то рвёт тряпку. От этого звука заломило виски и заболели зубы, я схватилась за голову, повалилась на пол и потеряла сознание…
***
Когда я очнулась, из узкого окошка бункера наползала темнота и. Наступила ночь, тёмная и беззвёздная, словно мы все уже находились в аду. Первым делом я бросилась к моему Рыжику, чтобы проверить, как у него дела.
Он лежал, белый и холодный, лицо застыло безжизненной гипсовой маской. Тепло исходило только от насквозь пропитавшейся кровью повязки. Живое тело не может быть таким холодным…
Рыжий! Рыженький мой! Не умирай! Ну пожалуйста! Ну не может же такого быть, чтобы ты умер сразу после того, как мы встретились?!
Я сотню раз проверяла пульс, трясла его за плечи, осыпала пощёчинами. Рыжая дрянь! Хватит спасть! Поднимайся! Поднимайся, идиот!
Сначала я плакала, потом перестала. Слёзы высохли тогда, когда я поняла, что всего этого не может быть. Рыжий просто устал. Ему нужно поспать. Он защищал меня - и устал.
- Спи, мой хороший! А пока ты спишь, я спою тебе песню! Мама пела её мне, когда я была маленькой…
Я давно не пела – было не до того. Голос словно заржавел от хриплых приказов и сигарет, но потом, с каждой строчкой стал обретать прежнюю девичью нежность. Это была какая-то иностранная колыбельная, старая как сам мир – и я пела её для самого дорогого человека на свете, пока он спал, положив голову на мои колени. Я знала, что когда-нибудь он проснётся и мы пойдём искать то место, где нас не найдёт война.
- Я люблю тебя, мой хороший! Спи!
***
Когда я очнулась, из узкого окошка бункера проникали первые лучи рассвета. Рыжий спал, и его дыхание было ровным.
Жить будет.
Рыженький мой, сейчас ты отдохнёшь, и мы пойдём искать наш новый дом, где война нас больше не найдёт. Мы построим свой маленький мирок на обломках мира. Я буду очень-очень стараться, чтобы замолить все мои прошлые грехи, но я верю – у меня получится. Теперь, когда у меня есть ты, а у тебя – я, у нас всё получится!
Солнечный луч проник в холод бункера и запутался в растрёпанных рыжих волосах. Я рассмеялась – это было словно нимб или корона. Мой Рыжик проснулся от моего смеха, с трудом открыв глаза, и улыбнулся:
- Ты красивая, когда смеёшься!