Ночь покрывала всю улицу, нагоняя на неё беспросветный мрак, из-за которого уже все предметы потихоньку теряли свои очертания, сливаясь в одно тёмное пятнышко. Все прохожие тоже незаметно исчезали в этом мраке, да и, в принципе, мало кому вздумается бродить по улице в поздние часы, ибо это довольно опасно и, скорее всего, бесцельно, так как большинство магазинов, парков, музеев и прочего уже давненько закрыто к этому часу, а именно - к трём часам ночи. Где-то на данный момент за этой картиной наблюдала пара карих глаз, словно всматриваясь в пустоту, судорожно пытаясь в ней что-то разглядеть. Всё тело жутко клонило в сон уже не первый час, но ему было абсолютно по барабану. У него, у Ойкавы Тоору, сейчас нервы были натянуты, как говорится, прямо как струны, а сердце сжималось, тоскливо ноя, падая тяжёлым камнем на душу. Трудностей прибавлял еще тот факт, что час парень агрессивно отрицал подобные переживания, будто постоянно бегая от самого себя, но где-то внутри все равно понимая, насколько это было глупо и даже как-то немножко по-детски.
Вскоре Тоору, в очередной раз надев полюбившуюся маску равнодушия, отправился в путь, будучи уже не в силах терпеть угрызения совести или нечто схожее, но его выдавали эти ужасно напуганные глаза, которые, казалось, вот-вот могли даже заслезиться от нахлынувших переживаний. Он шёл по, как упоминалось ранее, тёмной улице, постепенно промокая до нитки, ведь, к сожалению, сейчас еще лил довольно-таки сильный дождь, который можно было смело назвать ливнем; но парень этого просто-напросто не замечал. А кто бы обратил внимание на такие мелочи, когда сердце норовит выпрыгнуть из груди, а страх окутывает твоё тело, полностью им овладевая? Сейчас он думает лишь о своём мальчике, о Кагеяме Тобио, который вот уже как несколько часов не появлялся дома, не поднимал трубку, разрывающуюся от бесконечных звонков, даже учитывая то, что Ойкава никогда, в силу своей гордости, которую ему не занимать уж точно, не предпочитал звонить более одного раза.
***
Где-то возле мусорных баков, рядом с единственным фонариком блистала тёмно-синяя макушка, от обладателя которой до сих пор несло спиртными напитками, даже чересчур сильно. Было, если честно, ощущение, что столь прелестный запах можно было услышать за километр от того места, - вот, насколько сильным он был. Всё стало бы предельно ясно для всех, кто хоть чуточку знал местность вокруг, так как в ней было немалое количество баров, куда нередко жаловали даже самые почётные персоны "скоротать досуг". Но что же там делал юный Тобио? Вопрос, безусловно, интересный. Его взяли на слабо два неусидчивых сокомандника - Ноя и Танака, что, ожидаемо, безумно задело честь связующего, вынудив того согласиться. Парни пили долго и много, хоть и первогодка явно делал это в самый первый раз в своей жизни, но очень уж ему хотелось казаться взрослым в глазах своих семпаев. Если же старших забрал забрал их общий друг, который определённо делал это не впервые, то Кагеяма остался абсолютно один, будучи в силах дойти лишь до тех самых мусорных баков из-за своей пьянки. Там и завалился, понурив сходящую с ума головушку вниз. Он не думал, что к нему кто-то сейчас придёт. Признаться честно, парень сейчас вообще не имел возможности думать, он мог лишь надеятся на того человека, которого он ждал и всем сердцем верил в приход. Вера не подвела Тобио, ведь "тот самый" всё-таки его нашёл, сильно удивившись виду своего кохая, но будучи уже безумно счастливым от осознания того, что он, наконец, найден. Как же засверкали глаза, что минуту назад были готовы плакать! Как вы, вероятно, догадались, это был никто иной, как Ойкава, который стремглав бросился к младшему, трогая того за лицо в надежде на то, что он еще в сознании. В принципе, да, так и было, Кагеяма еще не отрубился, но под воздействием алкоголя выглядел тот, да и действовал, словно придавленный машиной или не спящий двое суток бедолага. Тоору, осведомившись о состоянии брюнета, с тяжёлым вздохом взял его на руки, чувствуя практически в себе весь этот запах и всё это доводящее до приятных мурашек тепло; нежно чмокнул Тобио в его горячий лоб, выражая в этом поцелуе невероятную заботу и передавая некий уют. - Ты же моё чудо. Эх, опять во что-то вляпался, - мягко нашёптывал старший на ушко парня. В ответ прозвучала лишь невнятная попытка сказать такую банальную, но до невозможности искреннюю фразу, которую тот никогда бы, наверное, не осмелится бы сказать вслух - "я тебя люблю", а затем еще тише добавив "прости". Ойкава заулыбался до самых ушей, и приятное тепло, вперемешку со спокойствием и гармонией, расплылись в области души от услышанного, пускай парень и знал это всегда. Он чувствовал любовь Кагеямы, и это было взаимно. Слова тут лишние, не так ли?