Пыль, поднятая конницей, улеглась, и Миор продолжил свой путь, подняв с земли искусный резной посох. Негоже магу встречаться с воинами Его Величества, после того как не далее, чем седьмицу назад самолично перекинул сопляка через колено и выпорол посохом, словно провинившегося пастушьего сына. Миор знал, что вздорный сынок предыдущего правителя причислил его к перечню опаснейших государственных преступников - до тех пор, пока мальчишке не понадобится совет. А совет Его Величеству пригодится очень скоро, потому что земельная реформа, самолично им введённая и ставшая причиной порки, вызовет волну бунтов.
- Вздорный мальчишка! - фыркнул маг, а затем усмехнулся, - Что ж, Ваше Величество, вам долго придётся меня разыскивать.
Вдруг из кустов раздался надрывный плач, принадлежащей молодой девушке, может быть даже девочке, и Миор вздрогнул - каменный шар в навершении посоха покрылся инеем. Кажется, малышка собиралась бросится в реку или сотворить с собой ещё что-то нехорошее...
Маг вздохнул и свернул с утоптанного большака, чтобы найти плачущую девицу. Это оказалось проще простого - зарёванная золотоволосая девочка лет тринадцати сидела на ближайшем пеньке и горько плакала. Причину плача удалось определить безо всякой магии - штопанная-перештопанная холщовая юбка топорщилась на заметно округлившемся животе.
Миор нарочито громко переломил ногой сухую ветку, и девчушка вскинулась, уставившись на мага заполошными глазами, словно маленький испуганный зверёк.
- Здравствуй, милая! - чуть склонил голову мужчина.
Пичужка только кивнула и снова разревелась. Она была так поглощена своим горем, что не испугалась странного незнакомца в испещрённом рунами плаще.
- Чего ревёшь? - спросил девочку Миор, - Могу я помочь твоему горю?
Незнакомка поняла его неправильно, закрыла руками живот и промычала сквозь слёзы:
- Не трогайте! Уйдите! Люблю его! Мой!
Девочка, видимо, приняла его за деревенского лекаря, предлагающего избавиться от нежелательного дитя. И при этом сама думала сигануть в реку с обрыва! Маг со вздохом опустился на соседний пенёк и посмотрел на испуганную и зарёванную пичужку.
- Родители со двора погнали?
Девушка кивнула.
- А отец ребёнка на порог не пустил?
На этот раз малышка помотала головой и ответила:
- Он воин! Побыли в нашей деревне и поминай как звали!
Такое случалось частенько и обычно отцы и матери были не против - разбавить жидкую крестьянскую кровь благородной кровью воина было почётно. Однако в этот раз, видать, вышло иначе.
- Они все считают, что я с соседским сыном, говорят, что не стал бы ратник со мной якшаться... - словно угадав его мысли, проревела горемыка.
Девчушка снова залилась слезами, но внутри у неё начало рваться что-то, тянущее на речной обрыв. Маг щедро вплетал в слова силу, пытаясь поддержать несчастное создание. Она и впрямь влюбилась в соблазнившего её воина, отдалась ему не по похоти и расчёту, а по любви, мечтала назвать сына его именем. Но не суждено было сбыться мечтам о счастье, и теперь маленькая пичужка помышляла о реке.
Бедолага... Миор не был лекарем, но ему хватило сил и знаний, чтобы понять - маленькому человеку в утробе было даже хуже, чем его горемычной матери. Малыш страдал и мучился - девчушке нужна была очень опытная повивальная бабка, а лучше Силу Имеющий, чтобы спасти обоих.
Правильней было бы бросить девочку одну, а лучше всего дать одну из трав, хранящихся в глубине сумки: пусть бы уснула с улыбкой на лице, думая, что её любимый вновь с ней, и не проснулась бы больше.
Миор был на войне и привык убивать или дарить смерть, как милосердие, но малышке было ещё жить да жить - в маленьком тельце стучало жадное до жизни сердечко, пусть и растерзанное несчастной любовью.
- У тебя есть, куда идти? - вздохнув, спросил маг.
Девочка только мотнула головой.
- А со мной пойдёшь? Не напугаешься?
На этот раз малышка выдавила сквозь всхлипы:
- Или с тобой, добрый человек - или сразу в реку... Мне тебя страшится нечего!
Сработала ли магия или повлияла безвыходность ситуации, но малышка и впрямь мысленно потянулась к страшному и странному незнакомцу. Миор помог девушке подняться и потащил за собой - до спрятанной в лесной глуши избы оставалось три дня пути, а горемыка могла разродиться в любой момент, и тогда, в лесу, без тёплой воды, зелий и магического круга, Миор бы погубил и мать и дитя.
***
Когда склизкий, синюшный комок плоти, с трудом извлечённый из полуживой девки, заорал на всю баню, Миор уже пожалел, что связался с этими двумя. Он истратил всю свою силу - его пошатывало и хотелось спать, но нужно было затащить младенца и новоявленную мамашу в избу, сунуть младенцу мамкину сиську и чуть-чуть подлечить роженицу.
Девка так и не представилась, поэтому маг так и продолжил величать её "девкой" в глаза и за глаза. Зато когда та смогла вдохнуть первый глоток воздуха после того, как вытолкнула из себя дитё, то первое, что сорвалось с её пересохших губ, это было:
- Валиар! Велиар, сынок!
Наверное, в честь отца. Зацепил девку воин! Ну ничего, пусть привыкает, что в жизни не всё ладно и гладко, как в сказах!
***
Дни в лесной избе текли медленно и плавно. Девка пришла в себя, назвалась Сиавой и бросилась помогать Миору по хозяйству - отрабатывать долг. Но жизнь - это не то, что можно отработать, жизнью не обязывают. Маг попытался объяснить это глупой пигалице, но не смог: она лишь сильнее старалась помочь, не щадя себя. Так продолжалось до тех пор, пока мужчина не выловил Сиаву из ручья, в котором та пыталась стирать, но измотанная и усталая, уснула и свалилась в воду. Надавав глупой девке оплеух, маг запер её в избе и выпускал только изредка - на солнышко полюбоваться.
Так прошёл год, так прошёл второй. Младенец вырос в надоедливое и непослушное существо: ронял склянки с зельями, громко шумел, норовил стянуть камешек с руной... Сиава только качала головой и рассыпалась в извинениях перед своим спасителем, однако Миор отчего то не сердился на этих двоих. С ними рядом было тепло и уютно. Однако в соседней деревне вскоре прознали о том, что в глуши живёт маг с дочкой и к дочке, статной и полнотелой красавице, пусть и с ребенком, потянулись сваты...
"Хорошо, что за отца приняли! " - усмехался маг и спрашивал, - "Пойдёшь замуж за сына старейшины?"
Но Сиава качала головой и прижималась щекой к плечу Миора.
Так продолжалось до тех пор, пока в лесную избу не повадился ходить молодой кузнец. Вроде бы за мазью от ожогов, но маг знал, что для кузнецов такие раны - и не раны вовсе. Засмотрелась Сиава на статного да пригожего парня - глаза серые, как весенний лед, волосы - словно золотая рожь, а уж шире плечей за сто вёрст в округе не сыщешь. Пошла Сиава за кузнеца, вошла в его дом молодой хозяюшкой. Долго ещё она ходила к Миору, угощала блинами и пирогами, рассказывала, как жизнь поживает...
А потом вдруг пришла - глядь, а изба стоит пустая. Ушёл маг на войну, с подругой-Смертью разговоры говорить.
Сильно опечалилась Сиава, да таила эту печаль от мужа. Вскоре подзабылся лик мага, стёрся из памяти, только голос звучал иногда в ушах, когда ветер гудел в трубе, а нутру становилось пусто и холодно.
***
Радостна была Сиава - нашёл старший сын себе жену. И ликом пригожа, и рукодельница отменная, и хозяйка строгая. А главное - любовь между молодыми с первого взгляда было видать.
Свадьба была широкая, гуляло всё село. Пригласили даже странника-сказителя, что проходил мимо. Но не просто так поили-кормили - напились, расшумелись, сказ потребовали.
- Расскажу я вам одну быль! - усмехнулся странник, - Про мага, чьи кости покоятся в одном кургане с недавно почившим правителем...
Стукнуло сердце у Сиавы, почуяла она недоброе. А сказитель описывал подвиги мага, как тот, не щадя жизни своей, защищал своего правителя на войне, а в миру помогал царствовать праведно и мудро, не отказывал в совете. Однако, когда брат правителя вероломно подослал во дворец убийц, то хоть и пожертвовал своей жизнью, но не спас своего господина.
- Как звали того, мага? - вскинув голову, спросила Сиава.
- Миор Наимудрейший, - с гордостью произнёс сказитель.
Женщина не изменилась в лице, досидела до конца пиршества и ушла с мужем домой, оставив молодых вдвоём в новой избе. Однако, когда муж крепко уснул, а на небе зажглась зеленоватая утренняя звезда, она тихо собрала котомку и выскользнула за дверь.
- Простите меня! - прошептала она, на миг замерев перед порогом.
***
Много дней странствовала Сиава, пока не узнала, где лежат кости Миора. Много дней искала она это место, пока не вышла к песчаному холму, выложенному камнями - здесь покоился тот, кого женщина так и не смогла забыть. Скинула она с плеч котомку, взошла на курган, улыбнулась нездешней улыбкой, прилегла на горячий песок - да и обернулась кустом вереска на могиле. Отныне Сиава больше никогда не покидала любимого, а её любовь расцвела пахучими медовыми цветами, вокруг которых каждое лето увивались трудяги-пчёлы и толстые пушистые шмели, своим гулом восхваляя живое и сущее.