Царская особа

В древние времена людьми правили кровожадные тираны, чьи имена произносились с благоговением и ужасом, ибо значили смерть. Но сейчас настали дни иные, нашлась управа даже на ужаснейшего из властителей. Казалось, люди сбросили иго жестоких деспотов, отныне невластных над их судьбами и жизнями, но не тут-то было…

Я один из тех, чьё имя произносят с ужасом и благоговением, я поставил на колени мир, пусть и жаждал иного. А получилось это так.

Наш род ведет начало от зверей – так написано в преданиях. Верь не верь, но звериное, животное, пронизывает тонкой вязью всю нашу суть. Мы появились в этом мире, чтобы править им - так говорили мне. Но я думал иное: будь ты хоть монарх, хоть простолюдин, есть лишь одно желание – чтобы тебя окружала семья и друзья, а дети твои жили на Земле. Однако братья мои, коронованные раньше меня, добились особой славы и влияния, посему и мне было уготовано судьбой пойти по их стопам.

Самый старший сделал своим царством Восток. И пусть он обрел славу, но посеял в сердцах людей чувство, лишь отдаленно напоминающее ужас перед древним тираном, чьё имя значило «смерть».

Средний брат правил там, где царит вечный зной. Он желал затмить старшего, и жестокости его войны не было предела. Не щадя никого, он жаждал обрести мировую славу, но нашелся ещё более кровожадный правитель. Земли, где царствовал сей чернокожий деспот, лежали ещё южнее, и пусть были малочисленны, но после себя он оставлял лишь могилы.

Я взошел на престол позже них, не желая нести смерть. Я хотел, подобно европейскому франту, многие годы господствующему в умах людей, быть им вечным спутником, но я не смог. Такие, как я, прокляты от рождения и им суждено нести лишь смерть и горечь. Поначалу мне казалось, что я правлю мягче своих братьев, но ступая по миру я оглядывался назад и видел шлейф из смертей, что тянулся за мной. Их жестокость меркла на этом фоне. Люди в ужасе разбегались, закрываясь в своих домах, пряча лица под масками. То тут, то там смерть уже стали звать моим именем, и улицы городов наполнились заупокойным звоном. И будто этого мало, пришла другая напасть - улицы пустели даже там, где ещё не ступала моя нога, я стал не только палачом, но и тюремщиком.

Моё горе безутешно, но я верю: вот-вот настанет время, когда я смогу подобно щёголю Инфлюэнцу жить среди людей, не особо их беспокоя.