Юна покрепче перехватывает за спиной Эйса, который заснул пол часа назад и теперь сопит ей куда-то в шею. Решение взять мальчишку на закорки пришло в тот момент, когда он незаметно уснул, прильнув к её боку, а дождь с грозой начинали стремительно стихать. 

Морось же — не ливень, поэтому, недолго думая, Юна подхватила сонного брата на спину и, поспешив домой, вышла из их временного убежища. Там оставалась Дадан, сентиментальная женщина, что волнуется обычно больше того, чем показывает, и под стать своему боссу семейка горных бандитов. 

Именно что семья. 

Юна и не заметила, как начала называть хибарку в джунглях своим домом, а рыжую атаманшу и ораву бандитов — своей семьёй. Это слово приятно перекатывается на языке и больше совсем не причиняет той прежней зудящей боли где-то в области груди. Только необьяснимую, уже давно позабытую уверенность и искреннее счастье с домашним уютом.

И от этого простого знания губы трогает мимолётная солнечная улыбка. 

Юна дышит полной грудью, легко и свободно.

Озон, пропитавший собой воздух, переплетается с запахами сырой земли, лесной свежести и дождя, мелкая морось же совсем не ощущается — только подсвечивается заходящим сумеречным солнцем, блестя золотом в воздухе. 

В лесу по-волшебному тихо. Рядом с ухом, щекоча шею, сопит черноволосый мальчонка, а у Юны дыхание ровное и не сбившееся: Эйс не такой тяжелый, как может вначале показаться. 

Ему пока четыре. Пусть он уже и может дать в драке фору не только своим ровесникам, но и детям отнюдь не на год его старше, однако, Эйс — всё ещё ребёнок. И этот факт не отменяет того, что на его щеках всё ещё присутствует детская припухлость, а гамма выражения лица легко читаема и до сих пор ярка.

Наверное, она будет скучать по этому времени, когда Эйс вырастет. Точно ёж он обрастëт колючками и из-за своей пиратской гордости в будущем вряд-ли позволит себе лишние нежности.

А вот Луффи, кажется, по этому поводу париться совсем не будет.

Девочка резко останавливается, прислушиваясь. 

Ей сейчас кажется или...

Шорох. Справа.

Не послышалось.

Тело мгновенно напрягается. Её ноги уже готовы к сиюминутному прыжку, а руки крепче обхватывают Эйса сзади. Стопы превращаются в пружины, чуть что — сорвутся, рванут в сторону.

У Юны затихает дыхание. Острый неподвижный взгляд устремлён в заросли диких кустов, так похожих на папоротники. 

Шорох — ещё один и совсем рядом, четыре или пять метров. Она облизывает обветренные губы и надеется, что за ними там ёж, а не тигр. Иначе бежать придётся быстро и складно, да так, чтобы не уронить Эйса и не стать вместе с братом закуской на ужин.

Сердце у неё пропускает удар, когда эти самые заросли начинают шевелиться с той стороны. 

Мгновение, и девочка начнёт бежать.

Секунда и-

— Юна? 

Она поражённо вглядывается в грубые черты Магры, что стоит таким же удивлённым столбом напротив в двух метрах от неё. 

За его спиной те самые папоротники. 

— Слава Морю, Юна, ты нашлась! — бандит выбирается из кустов с радостным облегчением на лице, — Мы тебя с Эйсом уже второй час ищем и... — мужчина шумно выдыхает, — Он с тобой, фу-ух...

Вот только сама Юна его слышит слабо, не сильно разбирая чужие слова и предложения. Она тем временем пытается унять своё учащённое сердцебиение, что надрывно грохочет где-то в груди. Страх скатывает единой большой волной. Его остатки же перебираются вниз, в ноги, стремительно превращая их в нечто, похожее на вату.

— Испугал! — судорожное слово, сказанное Юной на корявом русском, звучит осуждающе, но тем не менее в нём слышится непередаваемое облегчение. 

Не ёж, не тигр — Магра. 

Какое счастье...

Бандит же явно не понимает сказанное, переспрашивает, а Юна, окончательно успокоившись, отвечает что-то вскользь об остановке сердца и пучке заживо сгоревших нервов. После чего в воздухе повисает неловкий смех бандита, которому тихонько начинает вторить и сама Юна. Однако, вскоре чуткий слух Эйса улавливает во сне инородный шум, и мальчишка начинает ворочаться на чужой спине, а Юна и Магра — тише говорить шёпотом.

***

Когда Дадан сообщают, что двое детей находят целыми спустя два часа поисков по дикому лесу, в грозу, у неё отлегает от сердца. И это отнюдь не от наигранного страха перед старым хрычом, что по-наглому обязал рыжую бандитку растить его внуков — понимает Кёрли, завидев полностью измазанную в грязи, но с доброй улыбкой на лице Юну, за спиной которой спит невредимый Эйс. 

Всё же эти дети смогли непонятным ей образом пробраться в самую душу, заставляя за них волноваться и испытывать чувство вины, о котором тем же вечером дала напомнить такая непохожая на обычную себя, по-особому серьёзная Юна. 

После того, как все приняли ванну, а всё такой же сонный Эйс, окончательно разморëнный баней, был уложен спать, Юна попросила всех собраться в гостиной. Где и провела целый разбор полётов, надавливая на остатки совести бандитов и отчитывая их, словно мать нерадивых детей. 

— Вы меня расстроили, — сказала тогда спокойным, но фальшиво размеренным тоном подросток. — Я всё понимаю. И не стыжу вас за алкоголь. Но, пожалуйста, поймите — Эйс пока ребёнок. Который не в силах полностью понять разницу между сказанным в бреду, в шутку или на полном серьёзе. Ему четыре, и для него всё, связанное с Роджером, прямо или косвенно теперь будет восприниматься в штыки. Особенно после слов Гарпа. 

Юна была непривычно холодна и серьёзна, сама в тот момент была мало похожа на тринадцатилетнюю девочку, которою нашли в девять избитой в подворотне и тогда же отданную на воспитание бандитам. Она была ментально старше и взрослее, и Дадан, думая об этом, осознала, что если эта девочка, которая слепила на солнце своей ярко-красной макушкой и рассказывала сказки на ночь всему дому, решит выйти в море, то вполне возможно, Кёрли этого не исключает, из неё в будущем может вырасти кто-то вроде Гарпа. 

У этого пса всегда был отличный нюх.

Впрочем, сама Юна вряд-ли в скором времени примет такое необдуманное решение — Эйс ей стал самым настоящим братом, из-за которого она сейчас меняется, приструнивая одними лишь словами мужиков в трое старше неё. Хотя и Дадан, женщина врать себе не будет, признаёт, что её сердце под конец тоже немного начало ёрзать на месте.

— Дадан, можно тебя тоже попросить о том, что я говорила другим ранее? Знаю, что у отото тяжёлый характер, но, думаю, сейчас сравнения с... нечистью станут несколько болезненны, как и упоминания об отце. 

В ответ Дадан только понятливо кивнула. Она осознала это, как только сквозь хмель того вечера, размыто увидела, как потемнело лицо пацана и тот рванул в свою комнату. 

Юна же оставалась всё такой же тактичной, она отдельно от остальных попросила о разговоре с женщиной, понимая, что пусть их банда и была похожа на семью, но иерархия в ней до сих пор присутствовала. Дадан была непосредственным боссом, а остальные члены бандитов с горы Корбо — её подчинёнными. 

Девочка под конец лишь мягко улыбнулась и искренне поблагодарила, медленно отпуская былое напряжение и становясь обычной собой. 

— Тогда спокойной ночи, Дадан.

— Спокойной.

Тот тяжелый день официально закончился, когда весь свет в доме погас, а былое беспокойство окончательно выветрелось с последним общим вздохом облегчения.

Наконец можно расслабиться.

По крайней мере, так думала Дадан до того, как проснулась где-то на рассвете от пары приглашённых детских голосов, доносившихся с чердака. 

Брат и сестра не спали. 

Уже не спала и сама Кёрли, слушая, как обрывисто и виновато извиняется Эйс за те слова, что тот выкрикнул, прежде чем выбежать из дома своей оне-чан.

Мальчишка и вправду раскаивался, по его голосу это было понятно сразу — обычно Эйс извинялся редко и сухо, и только лишь после Юниного упоминания об этом. Часто расстраивать свою сестру он не любил, поэтому выдавливал из себя быстрое «звиняй» и на этом решал заканчивать разговор.

Сейчас же пацану было и вправду жаль.

Дадан уже мысленно готовилась к концу короткого подслушивания, чтобы подняться с кровати и пойти на кухню заваривать чай, раз уже проснулась. Однако, вместо того, чтобы высказать нечто вполне ожидаемое и смыслом похожее на «ничего страшного, Эйс», Юна промолчала.

Девочка ничего не говорила где-то с минуту, за которую, наверное, не только Эйс успел начать волноваться, но и Дадан, лежавшая этажом ниже, вместе с ним.

— То есть, тебя совсем не волнует, что ты мог погибнуть? Я об этих словах тогда думала в самую последнюю очередь, Эйс! 

В этот момент Дадан поняла, к чему движется разговор, и неожиданно ей стало неуютно. Наверняка сейчас было правильнее, если бы она вышла из комнаты, начиная готовиться к завтраку, но Кёрли останавливается, замирает, сидя на краю тахты.

— А представь, если бы я тебя не нашла, то что бы тогда случилось?! 

Юна говорила не громко, но и не тихо. Она волновалась. И сейчас показывает это не излишне спокойным видом, как то было вчерашним вечером, а своими эмоциями.

— Эйс, я бы себя ни за что не простила, если бы ты себе сломал шею или утром напоролся на тигра. 

Небольшая пауза, за которую Дадан успевает посмотреть мельком в окно и со скрипом подняться с кровати, заканчивается обривыстыми, но твёрдыми словами красноволосой девочки:

— Мне нужен живой и здоровый брат, Эйс.

На этом атаманша решает закончить и выйти из своей спальни, на ходу прикуривая сигарету.

Пусть дальнейший разговор останется достоянием лишь этих двоих — в него Дадан не может позволить себе вмешаться. 

На улице к этому времени уже полностью рассвело. Чайник был поставлен на плиту, а голова медленно наполнялась будничными мыслями о том, чем в этот раз прокормить ораву мужиков и что делать с грудой испачкавшихся после вчерашних похождений вещей.

Вскоре сигарета была полностью выкурена, а чай заварен. Спустившаяся вниз Юна желает ей доброго утра и совершенно неожиданно интересуется в лоб о дорогом ей дедушке.

— Он предупредил, что будет через полгода, — Дадан осторожно оборачивается на затихшего подростка.

А Юна только мягко и по-обманчивому улыбается.

— Вот как.

Вот только внезапно прошедший по коже холодок Дадан списывает на сквозняк из приоткрытой форточки. Так будет легче и не придётся забивать себе лишним голову. 

Кёрли с усталым вздохом возвращается к мыслям о предстоящей стирке.