Первое, что слышит Хорнет — это тишина. Она пытается подняться, но голова гудит от удара, а ноги ее подводят. Она касается лапкой виска и тихо шипит, а потом резко дергается вперед.
Сосуд
что
с Сосудом?
По спине у нее пробегает холодок - Хорнет отказывается это признавать, но ей страшно, до боли в животе и нехватки дыхания, потому что либо ничего не вышло, либо она заперта здесь навсегда, либо...
Хорнет боится в это верить.
Она встает, игнорируя дрожь в ногах и опираясь на иглу, и с затаенной опаской оглядывается.
Света нет.
...нет, свет есть, но он блеклый и холодный, в нем нет ни единого оттенка рыжины, и это настолько хороший знак, что Хорнет едва сдерживает душащий ее истерический смех. Лучезарности больше
нет?
Она клянется сама себе, что выполнит любую прихоть Призрака, будь это хоть личный Рогач (хотя, кажется, из них и остался только один, но это не столь важно), когда взгляд падает на маску.
Точнее, на то, что ей когда-то было.
Хорнет смотрит, не отводя взгляд, хотя ей очень хочется отвернуться и сделать вид, что она ничего не заметила. Ее некому осудить за сделанное, но она чувствует тяжесть на собственных плечах и под этой тяжестью снова опускается на колени. Игла жалобно звенит о камни.
Хорнет впервые понимает, что осталась совсем одна. Чумы, конечно, больше нет - но там, в паре шагов, лежит разоренное королевство и его испуганные жители, внезапно нашедшие себя в руинах того, что было их домом. Игла бесполезна, когда надо научиться договариваться с народом, который никогда не был ей понятен, и никто теперь не ждет ее даже в Глубинном Гнезде.
Теперь - никто, как будто раньше было иначе.
Она бережно собирает осколки маски в небольшой мешок и привязывает к поясу. Они совсем ничего не весят и кажутся неестественно хрупкими. Хорнет не знает, что станет с ним сделает, но это уже потом, а сейчас...
А сейчас ей нужно еще хотя бы несколько минут тишины.
Она осторожно выходит, ругая саму себя за эту осторожность, и стоит, не двигаясь. Вдалеке слышится чей-то суетливый голос. Хорнет глубоко вздыхает и думает, что надо пойти и все объяснить, навести хоть какое-то подобие порядка и крепче хватается за иглу.
Кому она врет?
Ноги и нить несут ее сами по себе, и Хорнет не оборачивается ни на чьи-то окрики, ни на знаки. Ей наплевать, куда идти - только бы подальше от того места и только бы быстрее, чтобы скинуть эту проклятую тяжесть, задохнуться в пойманном потоке воздуха,
потеряться.
Бок тяжело оттягивает мешок, иногда тихо постукивают осколки.
Хорнет слушает и знает, что потеряться у нее не получится.
Она приходит в себя только тогда, когда окончательно выбивается из сил. Игла волочится за спиной, ну да и к черту - кто сейчас нападет? Вдалеке слышен плеск воды, Хорнет машинально шагает в этом направлении, а, наконец дойдя до берега, едва сдерживает стон.
Она не одна.
Секунду она борется с желанием развернуться и уйти, но усталость дает о себе знать, и она молча опускается на холодную земли и опускает лапки в воду. Прохлада омывает ссадины, полученные то ли во время сражения, то ли вовремя ее бешенного пути сюда. Почти спокойно. Почти тихо.
Жук, конечно, мешает, но не слишком сильно.
– Ты ведь то самое Рожденное Дитя, да?
Голос разносится над водой и затухает в стенах. Вот теперь жук мешает намного сильнее и почти нестерпимо, но Хорнет лишь вяло кивает, не поднимая головы.
– Странно... Я тебя почти не помню. Только накидку. Без нее, наверное, даже не узнал бы.
"Лучше бы не узнал и с ней", – мысленно язвит она и глубоко вздыхает. Рожденное Дитя не должно так себя вести, и хоть какое-то уважение к урокам матери проявить, наконец, стоит.
– Если ты здесь пережидал чуму, – отрывисто сообщает она, разглядывая собственное отражение, – ее больше нет.
Из интереса Хорнет поднимает взгляд. Путник явно рад, но как-то... не слишком ярко. Если честно, она готовилась к куда большему шуму.
– Значит, тот малыш все-таки справился. Я так и думал: очень храбрый для своего роста... Да ты наверняка его видела! Даже не верится, что он и правда сделал это, впрочем, я никогда не сомневался...
Кусочки маски тихо хрустят, когда она машинально поправляет мешок.
– Его тоже больше нет.
Повисает молчание. Хорнет снова отворачивается. Ее клонит в сон, но жуку она все еще не доверят - он приятель Призрака, конечно, но мало ли кто у него числился в друзьях. А еще прошло куда больше двух минут, которые она себе обещала, и Хорнет силой заставляет себя встать. Поднимает иглу, привычным жестом повязывает на нее нить и оправляет накидку. Пора идти.
Она мимолетно отмечает, что странник тоже вооружен. Гвоздь небрежно воткнут в землю, и она удивленно вскидывает брови: так обращается с оружием только тот, кто хочет его затупить. Впрочем, едва ли это ее дело.
Хорнет делает ровно три шага и оборачивается. Жук сидит все там же и выжидающе смотрит на ее отражение. На нее саму - нет. Сердце режет отвратительной болью предчувствия. Этот взгляд ей знаком, и Хорнет еще раз повторяет себе: это не ее дело.
Она идет до конца пещеры, медленно, но ровно. Это ее не касается, вовсе нет, и это не ей решать, кому и что делать, но она слышит тихое "прощай", обращенное к кому-то, кого здесь точно нет, и резко выкидывает нить назад.
Жук вздрагивает и тянется к гвоздю свободной рукой. Хорнет предостерегающе натягивает нить.
Между ними - несколько метров, между ним и концом берега - меньше шага. Она медлит, а потом отвязывает от пояса мешок и бросает его на землю. От вида черепков странник вздрагивает вновь и едва не пятится назад.
– Как твое имя?
Голос у Хорнет почти-не-дрожит.
– Квиррел, но... Что это?...
– Это маска Призрака, – она сглатывает ком в горле. – И если ты, Квиррел, решил, что я буду стоять и смотреть, как ты собираешься обесценить сделанное им, то ты очень ошибся.
– Отпусти меня, – просит он, еще раз дергая крепко обвязанную лапку. Хорнет не отпускает, но шагает навстречу. – Я просто хотел побыть в тишине.
– Поклянись мне его памятью, что это так.
Квиррел смотрит на осколки и вздыхает. Хорнет сдерживает усмешку. Она ожидала, что он соврет, и теперь чувствовала себя... спокойней?
Нить скользит обратно ей в руку. Она подходит ближе и опускается на колено, собирая осколки. Ни один, что было вполне ожидаемо, не пострадал. Квиррел садится рядом, наблюдая за ее действиями. Хорнет краем глаза замечает, что его гвоздь теперь лежит неподалеку, и хмыкает.
– Я мало что помню, но, думаю, ты и правда очень похожа на Херру, Рожденное Дитя.
Квиррел не смеется и смотрит ясно и чуть виновато, и ей становится еще на немного спокойней.
– Хорнет.
– Рад знакомству, Хорнет.
Она оглядывается на него и искренне отвечает:
– Я тоже.
Она встает и повязывает сумку на пояс. Что делать с осколками, Хорнет не знает, и они все еще тянут ее вниз - невыносимое чувство, от которого хочется кричать. Она медлит, специально перевязывая узел по нескольку раз.
Уходить не хочется.
Ее лапки перехватывают чужие, она вскидывает взгляд и замирает от близости чужого лица.
– Ты выглядишь потерянно, знаешь, – замечает он.
– Так заметно? – устало усмехается она. Квиррел лишь пожимает плечами, и она искренне благодарна ему за это.
– Может, посидим здесь еще немного? – он неопределенно кивает головой и улыбается. – Я никуда не тороплюсь, а ты, наверное, давно ни с кем не говорила. Тот малыш был не из болтливых.
Она видит - эта шутка далась ему с трудом. Хорнет видит, и тяжесть тихо сползает с ее плеч, осыпаясь на берег. Не одна она потеряна. Не одной ей некуда идти.
– Это точно, – не слишком удачно фыркает она и опускается на землю, утыкаясь лицом в колени.
Ей надо идти, но Квиррел ей сейчас нужен сильнее.
− Не думаю, что смогу все это исправить. Чумы нет, но… Шрамы от нее остались. Халлоунест, он… Как разбитая маска, понимаешь? Я не смогу ее починить. Никто не сможет.
Слова сухие и царапают горло, так что в перерывах между фразами она почти задыхается. Квиррел молчит, сидя рядом и почти не глядя на нее. Хорнет не знает, зачем говорит ему все это. Она не должна говорить, она должна казаться сильнее, тверже и решительнее, но…
− Ну, меня-то ты спасла, верно?
Нет, она не плачет. Плачут только совсем маленькие и несмышленые ткачи, а она уже давно выросла, и прячет лицо у него на плече, давя всхлипы.
Он мягко треплет ее по голове. Хорнет внезапно понимает, что этот жук сейчас ей ближе кого бы то ни было (как будто у нее есть кто-то еще), и ничуть не возражает, потому что… Потому что ей это необходимо. Хотя бы сейчас.
− Мне… Мне надо идти, − наконец замечает она, отпуская его. Квиррел усмехается и тянется за гвоздем.
− Думаю, нам по пути?
Хорнет смотрит и узнает в его потерянном взгляде свой собственный. Нить поет в ее руках.
− Да.