ПРОЛОГ

В О С П О М И Н А Н И Я

Он вспомнил. Будучи в стельку пьяным, выходя из местного самозваного «бара», чтоб кое-как доползти до дома Сабала, где он мог хоть как-то переночевать, а наутро выслушивать осуждающие речи в стиле того, как отец был бы недоволен его пьянством, осознавая это всё — он вспомнил.

Розовые обои. Розовые брюки. Розовый комбинезон с белым павлином на нем.

Белая колыбельная. Белое солнце. Бетонная стена, под которой лежит детское тело. А над ним, по всей бетонной стене, целым «букетом» всевозможных оттенков кроваво-бардового, возвышается огромное пятно из крови, плоти, остатка мозгов и зубов и небольшие кусочки детского черепа, разнесенного из дробовика.

Боже. Он предпочел бы провалиться в пьяный сон прямо на улице, под дождем, где его обнимет холод и грязь, но он хотя бы все еще хотел вставать и идти дальше, в какой-нибудь теплый дом, где переночевал бы и на утро вновь отправился зачищать аванпосты. У него была бы надежда, вера, что за широкими шторами скрывала бы эту картину. Аджай не помнил, как это произошло, но он просто знал, что это сделал его отец. Мохан Гейл.

Аджай ввалился в дом Сабала. Тот крутился вокруг карты, что-то отмечая, записывая координаты. Скорее всего, это было для охоты на медведей, что планировалась на следующую неделю.

Аджай нуждался в утешении, сам того не ведая. Но вместо этого, взбушевавшиеся эмоции заставляли Аджая походить на Амиту с её порой истеричными порывами. Аджай был не на шутку разговорчив, фразы отныне не оканчивались на «успокойся» или «ладно». Он хотел сказать всё, высказаться Сабалу. Сказать о том, что тот, кому Сабал практически поклоняется, сделал что-то отвратительное. Притом настолько, что Аджай вспомнил об этом только сейчас.

Точнее, мозг позволил ему это вспомнить только сейчас. Если бы он не был военнослужащим, или вовсе никогда не попал в Кират повторно, он не был бы готов узнать об этом. Хотя даже на ряду со столькими смертями, что он посеял, это было ударом. Но лишь для него, судя по тому, как Сабал называет его пьянью, ругается, даёт леща при упоминании ребенка и откровенно ему не верит. Он садит Аджая на стул, говорит, что у него галлюцинации от его постоянного пьянства, а само их содержание результат пошатнувшейся веры из-за постоянного контактирования Аджая с Пэйганом по рации.

- У Пэйгана зуб на всех нас. Естественно, он хочет переманить тебя – нашу силу и веру в будущее, - на свою сторону. Это змей-искуситель, да простит меня Кира за такое сравнение. Он собьет тебя с пути, отравив твой разум, – пальцы Сабала протиснулись между пальцами и ладонью Аджая, сжимающими бутылку с пивом, цена за которое явно не соответствовала качеству, отобрав ее и поставив на пол неподалеку он продолжил. – И твой алкоголизм ему лишь на руку.

Аджай сказал, что он не алкоголик. И что воспоминания так просто подменить нельзя.

- Ох, друг, поверь мне – очень даже легкое это дело. Пэйган умеет дергать за нужные ниточки. Он знает, что способно пошатнуть твою веру. И не забывай – возможно, сама Кира сейчас проверяет тебя на прочность. Сам Мохан смотрит на тебя и… разочаровывается. Ты же не хочешь, чтобы он…

Аджай отталкивает Сабала и резко встает со стула. Тот возмущен и говорит, что если Аджая так это ранит, почему он потакает собственным прихотям, которые его губят? Пусть он перестанет это делать, заменит рацию, перестанет посещать эту «пивнуху» и займется делом наконец-то. Аджай выходит наружу подальше от этого дома, от этих слов и проблем. Его ноги подкашиваются, и он практически с порога падает на сырую землю, где его омывает дождь.

Он грязный, ибо давно не мылся. Он мало ест, плохо спит, под его ногтями ошметки чужой кожи, а в складках между фалангами пальцев засохшая кровь. Во рту постоянный привкус дешевого алкоголя, в который явно подмешивают что-то веселящее – по-другому этот спирт, разбавленный водичкой, не помогал бы никак. Аджай понимал, что так продолжаться не может. Но он же сын Мохана Гейла, он «должен Кирату».

Должен Мохану Гейлу. Своему отцу. Тому, кто разнес башку годовалому ребенку.

…

..

.

.

..

…

Аджай проснулся в местной клинике, служащей не столько больницей, сколько лежбищем для больных и раненых, которым не хватило места в больнице получше, или же они не могут туда добраться по самым разным причинам. Ну, и у тех, у кого вовсе нет дома. Местечко маленькое, мест было много. Он и Сабал остановились здесь на ночевку по пути в Банапур.

Встав с кровати, Аджай первым делом отметил, насколько на сей раз ему легко. Что сейчас голова не трещит по швам, словно его мозг пытается вылезти наружу через ухо в полном своем размере. Сейчас и тело не так болит, и на душе легче.

Выйдя на улицу, он наталкивается на двоих медсестер, покуривающих около ветхого здания, которые, лишь завидев его, умилительно захихикали. Одна шепнула второй, что это «тот самый о котором она ему говорила», а вторая улыбнулась еще более шире. Аджай спросил ее, что ее так заинтересовало и та не стала ничего скрывать.

- Да ты плакал ночью! Мы сидели с Ашурой, утешали тебя. Только потом поняли, что ты спал, оказывается. Плакал через сон. Это было так очаровательно!

- Хей, а что вообще у тебя стряслось, парень? – подключилась вторая.

- Ам, ничего, дамы, успокойтесь.

- Хе-е-ей, ну расскажи! Мы же волнуемся!

- Да. Если сам Гейл плачет, значит, у Золотого пути неплохие такие проблемы, да?

- Я же сказал, оставьте меня!

Аджай легонько оттолкнул пылких доброжелателей. Те смотрели на того в недоумении секунд пять, а после, фыркнув, разом двинулись в сторону импровизированной клиники, где и исчезли, захлопнув за собой дверь.

Аджай не понимал, почему это он должен перед кем-то отчитываться. И еще больше не понимал самого себя, который плакал вчера во сне. Ему даже ничего не снилось. Наверное, те воспоминания оказались чересчур тяжкими. Травмирующими... да... его отец, застреливший ребенка. Это он увидел в детстве. И этого не захотел вспоминать. Старые эмоции настигли его лишь сейчас. Он боялся того хладнокровия, с которым принял это. Да, его отец убил ребенка. Но почему-то это шокировало его даже меньше того, как Мин за тем столом воткнул в спину Дарпана вилку. Аджай не понимал, почему. Он боялся того, чего не понимал.

Кто же знал, что такая вещь способна быть такой противоречивой, и сломать его разум ко всем чертям на две части - одна спокойна, вторая в постоянном напряжении и размышлениях. Аджаю стало интересно, кем была эта девочка.

Хотя, он… в принципе мало что помнит об этой ночи. А спал ли он вообще?

И откуда этим было знать, что он спал? Возможно, они ошиблись.

Интересно.

Не прошло и минуты, как по рации с Аджаем связался его союзник.

- Аджай, послушай. Ты там как? Протрезвел?

- Да.

- Хорошо. Рядом с тобой, в метрах двухсот на север, находится аванпост. Мы атаковали его вчера ночью, очень хорошо его ослабили, но они продержались. Тем не менее, оружие к ним еще не прибыло, солдатов тоже, ибо тревогу они так и не смогли поднять – мы снесли эти столбы с сиренами. Направляйся туда и добей их.

- Понял.

- И не расслабляйся! У меня еще пара заданий для тебя есть.

Аджай вздохнул. К чёрту воспоминания. Страдают невинные люди, и он должен их защитить.

КОНЕЦ ПРОЛОГА