Холод.

Минхи уже два дня не выходила из игрального зала. Она не останавливаясь играла и играла на настолько ненавистном и настолько любимом музыкальном инструменте. Подушечки длинных, тонких пальцев были стёрты в кровь. Багрово-красные разводы ярким пятном красовались на некогда белоснежной клавиатуре. Но девушку это не останавливало. Она не чувствовала боли. Уже не чувствовала.

Пальцы тихо шуршали по клавишам, а те, в свою очередь, запускали механизм, издавая красивые, мелодичные звуки. Они сливались в одну длинную, минорную мелодию*. Минхи не знала, что это была за мелодия. Руки сами находили и воспроизводили нужные ноты, складывая их где-то в аккорды**, где-то в небольшие интервалы, такие как терция или кварта***, а где-то оставался висеть в тяжёлом воздухе один единственный звук.

Музыка, казалось, шла из сердца девушки. Из её истерзанной души. Она разливалась по залу, заполняя собой каждый уголок, каждое свободное место, каждую щель и выбиралась за пределы. Она затуманивала рассудок, лишала слуха, заставляя вслушиваться только в те прекрасные, тихие звуки из которых состояла.

Кап.. Кап...

Из больших, фиолетовых, грустных, полных ненависти и боли глаз капля за каплей скатывались крупные слёзы. Они падали, разбиваясь на мириады маленьких капелек о колени, руки, клавиши, очищая их от кровавых разводов.

Зачем?

Зачем они были так милы с ней, так приветливы?

Зачем они снова дали глупую надежду на лучшее будущее?

Зачем они так поступили с ней?

Почему?...

Она безуспешно пыталась остановить поток непрошенных слёз, но эмоции ей никак не поддавались. Да что там эмоции, ей ничего в этой жизни не поддавалось.

Она медленно поднялась со стула и направилась к выходу. Может, этот выход был не только выходом из зала... Может, он был выходом из грёбанного мира, что утянул её за собой глубоко на дно... Выходом всему...

Девушка шла по пустому коридору. В такое время в здании уже никого не было. Звук её шагов отскакивал от стен, как попрыгунчик, и заполнял собой всё помещение.

Везде эти дурацкие звуки.

В далеке замелькала полоска спасительного выхода. На улице темнело. Свинцовое небо местами было тёмно-синим, местами светло-фиолетовым, а ближе к горизонту приобретало кроваво-багровый оттенок. Хоть весна и вступила в свои законные права, особо действовать она не собиралась. Деревья были всё такими же голыми, дороги мокрыми, а дождь то и дело постоянно моросил.

Идеальная погода, блин.

Наконец, девушка вышла на относительно свежий воздух. Холод ударил ей в лицо, одновременно лаская и обжигая. Гладил открытые плечи, ноги, бесстыдно пробирался под одежду. Минхи тянулась к этому ощущению. Лишь оно дарило ей успокоение. Оно было наркотиком, а она - наркоманкой.

Но этот холод совсем отличался от того холода, которым одаривали её родители и все окружающие люди. Тот холод был мерзким, противным, липким. От него всегда хотелось убежать не оглядываясь, никогда больше не возвращаясь.

Но холод, обволакивающий её сейчас давал чувство покоя, умиротворения и даже некой защиты. Он был до одури приятным, его хотелось всё больше и больше. Ей было постоянно мало.

Пианистка пошла на встречу дурманящему холоду. Ветер бил в лицо, развевая длинные, иссиня-чёрные волосы. Они длинным шлейфом парили за хрупкой спиной Минхи. А она всё шла и шла на встречу такому любимому, обжигающему чувству. Ледяные капельки дождя падали прямо на макушку, руки, плечи, что доставляло девушке ещё больше удовольствия.

Она выделялась среди прохожих. Люди были тепло одеты, на всех были тёплые плащи, пальто и куртки, длинные штаны или юбки ниже колена, и Минхи, одетая в тонкую майку и короткие джинсовые шорты. Несколько человек обернулись, несколько покрутили пальцем у виска, но музыкантке уже было всё равно.

Она дошла до пешехода. Загорелся красный свет. Машины ударили по газам, а девушка прыгнула на дорогу.

Всё... Хватит... Так всем будет лучше...

Последнее, что она запомнила - холод.