Вечером в тёмной комнате, в которую попадает свет луны, что изредка скрывалась за облаками, но не позволяла данному месту окунуться во мглу, у стены сидят два силуэта. Гробовую тишину не смело нарушить ничто, и лишь тихое дыхание, что было сложно услышать, даже, если прислушаться, придавало данному месту жизни. На кровати, опираясь об стену, укутанные в плед, сидели два парня, не двигаясь и наслаждаясь царящей атмосферой. В крепких объятиях друг друга, никто не смел шуметь или шевельнуться, со спокойствием и каким-то чувством, неведомым им ранее, затихая, чуть ли не задерживая дыхание, дабы услышать тихое сопение на ухом. Один из них, опирается об стену, а на его коленях распологается второй, на голову которого шатен уместил свой подбородок, что изредка перемещался на плечо мальчишки или на затылок.

Армин не видел, но отчётливо ощущал чужое дыхание на своей шее и руки, нежно прижимающие его к юношескому телу. Такие знаки внимания казались чем-то важным и нужным им обоим, пусть и странным, но именно они делали их счастливыми, заставляли жить. Ранее такого не было, секундные объятия являлись самыми ценными и редкими, а сейчас они наконец-то могут расслабиться и не беспокоиться, что их кто-то разлучит. Хотя бы на какое-то время остаться вот так — вдвоём.

— Напоминает детство, когда мы также сидели в обнимку, только под деревом с густой листвой, в тени которого скрывались от чужих глаз, — внезапно произносит Армин, наклоняя голову в сторону. Неизвестно, что его сподвигло нарушить тишину, которая была чем-то особенным, дополняющим комнаты.

Эрен сжимает его сильнее, но не до такой степени, чтобы причинить боль, совсем наоборот. Скорее, чтобы показать, как он за него переживает, как готов защитить и помочь. Тот это понимает, и лишь громко выдыхает, поглаживая руки друга. Как-то… интимно, что ли? Слишком это странно выглядит со стороны. Но ведь Микаса и Саша проводят большую часть вечера и ночи так же, тогда в чём причина? Возможно, они чего-то не замечают?

— Казалось, что мы выросли и изменились, а остались такими же детьми, в глубине наших душ. Пускай, мы спасаем человечество, мы всё равно остаёмся людьми, желающими капли тепла, — шепчет Эрен, утыкаясь лицом в плечо друга. — Кто-то из нас уже смирился со своей ролью и утерял смысл жить, отчаянно бросаясь в бой снова и снова, в надежде обрести свободу и покой. Есть те, кто всё ещё боится смерти и такие люди мне нравятся больше, ибо их можно назвать живыми, в отличие от первых.

Ощущение того, что слов больше не нужно. Они сидят друг с другом, зная, что им пока ещё ничего не грозит. Сегодня можно выдохнуть и провести день со спокойствием, не ожидая никакой опасности. Они счастливы, но мертвы.

— Я помню, как в далёком детстве, мы спали втроём, вместе, в объятиях, под одним одеялом, ибо не хотели расходиться, а потом делили одну кровать, потому что некуда было пойти. Мы были одни, а сейчас снова можем наслаждаться такими моментами, — бинтовая повязка на глазах Арлерта пропиталась влагой, а голос слегка дрожал, как и сам парень.

Без слов, Йегер укутывает его сильнее, прислоняясь щекой к нежной коже не шее, чувствуя запах мыла, которым пользовался практически каждый солдат из их отряда. Но почему-то именно на Армине этот запах казался чем-то приятным и особенным. Может, некоторые правду говорят? Их привязанность переходит границы.

Помнится Эрену, как блондин, со сверкающими глазами, подбегал к ним и рассказывал о внешнем мире, о прошедшем дне, о хулиганах и не только. Тогда они ничего не боялись и относились ко всему просто, как настоящие дети. Вот только, всё равно не всегда удавалось остаться один на один, а когда такое случалось, то оба запоминали каждую секунду, проведенную вместе. Наверное, это был обычный интерес, как к человеку, потому-то они и, можно сказать, не отходили друг от друга. Или всё же в их понятии это называлось дружбой. Кто знает, что у них внутри творится; какие мысли их преследуют; причины, по которым они существуют.

Существовать легче, чем жить. Выживать сложнее, чем жить. Что же они делают? Выживают? Живут? Существуют? Скорее, последнее.

Честно, они устали от этого. Вечные сражения, которые никак не заканчиваются; потери дорогих им людей; и это только малая часть того, насколько тяжело в этом мире.

— Ты мне действительно очень дорог, — выдыхает Эрен в область шеи друга, и горячий воздух заставляет нежную кожу покрыться мурашками.

От произнесенного становится неловко, и щёки блондина слегка покрываются румянцем, но из-за темноты, в которую погружена комната, его никто не увидит, даже, если этого захочет. Арлерт понимает, что сейчас, возможно, всплывёт вопрос, а за ним разговор о его болезни, жертве и жизни. Отступать уже поздно.

— Я сделал это ради тебя. Понимаешь, Эрен, я устал. Устал от бесконечных сражений, устал от жертв, устал от встреч с самой смертью. Я не мог рассказать никому. Не потому, что боялся осуждения или негативных слов и фраз со стороны. Мне было противно, что я не мог ничего с этим поделать, а признаться товарищам, что вижу их впервые — тем более. Прости меня, Эрен, я жуткий эгоист и ужасный друг. Вы с Микасой всегда меня спасали, а я ничего не мог сделать в ответ, — шёпотом, с дрожью и страхом, лепетал Армин парню, в чьих руках находился. Какое-то время они сидели в тишине, прерываемой лишь сбитым дыханием.

— Ты не прав, Армин. Ты и представить не можешь, сколько всего сделал для нас, не только для меня и Микасы — для отряда, для человечества. Ты не должен винить себя ни в чём, такова жизнь, такова судьба. Ты никогда не будешь мне противен, Армин. Ты важен мне, как никто другой. Я не смогу без тебя, понимаешь? Я говорю это, чтобы ты понял, как я нуждаюсь в тебе. Для меня ты, словно лучик солнца в непроглядной тьме, словно глоток воздуха, без которого я не смогу жить. Для меня ты значишь больше, чем думаешь, — Арлерт мог поклясться, что отчётливо слышал бешеное сердцебиение Эрена, который прижимался к нему всем телом, показывая, насколько он им дорожит, не желая отпускать даже на крошечный миг.

Мальчишка отпускает голову вниз и пряди его блондинистых волос спадают на лицо, щекоча щёки.

Это неправильно.

Они не должны так говорить, слишком странно, слишком смущает. Но приятно. По-хорошему, следует поблагодарить Йегера, сказать что-то в ответ, но он продолжает молчать, вслушиваясь в стук чужого сердца. Ещё и дыхание на коже шеи около плеча не давало возможности сосредоточиться и ответить хоть что-то, даже банальное, хотя совсем ненужное «спасибо».

— Я не смогу без тебя, Армин, таких, как ты не существует. Ты — идеал, воплощение всего прекрасного. Я не позволю смерти забрать тебя, защищу всеми силами, хоть умру. Ты — моё всё, и я нуждаюсь в тебе, я хочу быть всегда рядом, — голос Эрена дрожал, изредка прерываясь. Блондин слышал сбитое дыхание друга, даже почувствовал несколько слезинок, упавших на его кожу.

И, послав все стандарты «нормально-ненормально», Армин тянет руку к голове шатена, запускает её в темные локоны и тянет на себя, укладывая на своём плече так, чтобы можно было повернуться друг к другу. Тот послушно следует его действиям, вскоре наблюдая смущённое лицо Арлерта, вернее его очертания и повязку на глазах, что были плохо видны из-за темноты, но слабый лунный свет помог разглядеть отдельные черты.

Армин соприкасается лбом с виском друга, шумно выдыхая от непозволительной близости. Эрен, конечно, не всегда может подобрать слова, но в данной ситуации блондин уверен, что понял его правильно, хотя сказать, что именно он понял не может. Но кого он обманывает? Себя самого? Наверное. Ему приятно от того, что он нужен именно Эрену.

— Мы вместе увидим море, клянусь.

За сегодняшнюю ночь было сказано и сделано слишком много. Отбросив все стереотипы, забыв о всём мире, кроме друг друга оба сидят в нежных, но крепких объятиях и наслаждаются моментом. Их дружба закончилась уже давно, ещё в тот самый день. Сейчас же, это нечто большее…