В темноте

— Ты опять ушёл в себя, не так ли? — его голос был нежным и настолько тихим, что больше походил на шёпот. Их окружала ночь, звуки машин вдалеке слышались белым шумом. Комнат была тёмной и находилась в стороне от соседского окна, из которого струился мягкий свет. Футон делили двое парней, у одного из которых были фиолетовые волосы до плеч. Другой имел белые, с каштановыми прядями, пушистые и спутанные от переворачиваний волосы.

— Хм…-сероглазый парень не двигался, не отрывая глаз от потолка открытой комнаты. Сейчас всё было по-другому — они больше не были кизнайверами. Он чувствовал боль… он чувствовал эмоции. Он чувствовал… что-то. «Чувствовать что-то» раньше означало просто «Слишком много думать». Второй, более высокий парень, перевернулся и обнял другого, коснувшись своим подбородком его головы, как ребёнок, цепляющийся за плюшевого медведя, не желая отдавать его в стирку.

— Ты хочешь поговорить об этом? — Йошихару мог разобрать в темноте лишь некоторые черты чужого лица. Напряжённые глаза, слегка надутые губы. Это было восхитительно, это бы тем, на что ему приятно было смотреть. Это напоминало ему об их первой встрече. Катсухира был готов просто дружить с ним, дополнять его. Вершиной всего этого стало то, что тот даже не осуждал его за то, что ему нравилось. Это была странная дружба, но она продолжала расти и цвести, и вот, посмотрите-ка: спят на одном футоне летом, потому что Йошихару не мог вынести нахождения дома в одиночку.

— Я просто… я не знаю, — голос парня затих, он положил ладони на руки, обхватившие его, и держал их так, будто от этого зависела его жизнь. Возможно, он думал о Тидори. Фиолетововолосый заметил, что их дружба стала немного отдалённой, что, конечно, было нормальным. Любовь может проявить себя весьма странно.

— Всё в порядке, ты хочешь, чтобы я продолжал обнимать тебя? — золотоглазый посмотрел вниз и заметил влагу на чужих глазах. Йошихару начал гудеть, мягко держа другого в своих руках. Мотив был успокаивающим и нежным, будто колыбельная, которую беловолосый слышал давно в прошлом.

— Что ты делаешь?

— Я слышал, что пение помогает успокоится. Я могу остановиться, если ты хочешь.

Ответа не было, и парень продолжил. Мелодия действительно помогла Кацухире, начавшему плакать. Было странно видеть кого-то, кто беспокоится о человеке, вдруг начавшему плакать. Это было приятно, боль была по-своему прекрасна.

— Йоши… — хватка на его руках усилилась.

— Да, Катсу, — ответил он мягко и приторно.

— Я могу поцеловаться?

Фиолетововолосый отстранился. Время будто застыло. Он посмотрел на другого, кто, как он мог предполагать, основываясь на том, как Катсухира отвёл взгляд после вопроса, слегка покраснел. Не было ничего плохого в том, что ему нравились парни — Йошихару нравился любой, пока он мог причинять ему боль. Было что-то невинное в том, как он спросил, и в том, что заставило чувствовать себя ужасно. Он только начинал учиться тому, как принимать других, а теперь он хотел поцеловаться с одним из самых худших людей в их группе.

— Ты имеешь ввиду со мной? — располагая свою руку на другой стороне чужой головы, он перегнулся. Было видно лишь половину чужого лица с зардевшимися щеками. Внутри его сердца теплилась надежда, что-то, что ранее не было ему знакомо. — Ты не хочешь поцеловаться с Тидори?

Неодобрительных звуков о стороны беловолосого было достаточно, чтобы сказать ему «нет». Руки проследовали к лицу более высокого парня и с колебанием нежно прикоснулись. Ладони Катсухиры были мягкими, но он мог почувствовать несколько маленьких шрамов. Старых, очень старых, Йошихару мог сказать сразу. Любопытство возрастало. Он думал о том, как это чувствовалось. Ладони на лице опустили его вниз. Он разрешил другому прикоснуться своими губами к его. Едва ли это было поцелуем, скорее просто лёгкое прикосновение одних губ к другим.

Они отстранились. Тишина вокруг звенела. Серый встретил золотого в темноте, покраснел и почувствовал биение сердца. Это было похоже на фейерверки. Никакое количество боли не могло сравниться с этим. Йошихару положил свою руку на ладонь, лежавшую на одной из его щёк. Он взял чужую руку и поцеловал открытую ладонь, наслаждаясь ощущением, вдыхая вместе с ним.

— Что ж, я предполагаю, что ты хотел поцеловаться со мной.

— Мхм, — свободная рука Катсухиры лежала в чужих волосах. — Поцелуй меня ещё раз.

С тихим смехом, застрявшем в горле, он наклонился обратно и поцеловал другого. Нижняя губа Катсухиры была потрескавшейся. Много ли он кусал губы, когда ушёл в себя? Парень лёг обратно на кровать. Это было здорово, больше, чем здорово, это было прекрасно. Руки меньшего медленно спускались по фиолетовым волосам и остановились на шее. Более высокий оставил руки на чужих предплечьях. Потом они отстранились, открыли глаза и уставились друг на друга.

— Что довело до надобности целовать меня? — Йошихару положил палец на собственные губы, по-прежнему удивлённый произошедшим.

На несколько секунд повисла тишина, показавшаяся вечной. Беловолосый держал свою челюсть в руках. Если бы он не знал, что сказать, то выглядело бы это так, словно Катсухира тоже был удивлён его вопросом.

— Я долго думал, — признал он, переворачиваясь ещё раз так, чтобы лежать на спине. — Мне нравятся девушки… но… Мне кажется, парни мне тоже нравятся.

— Оу?

— Я думаю, что ты мне нравишься… — он остановился. — Нет, я знаю, что ты мне нравишься.

— Оу!

— Это странно?

Йошихару опёрся на локоть.

— Нет, я так не думаю. Мне нравятся все. Ну, мне нравятся все, пока они могут дать мне то, чего я хочу в плане боли. Мне в новинку отношения.

— Оу.

— Это странно?

— Нет, потому что ты — отдельный человек. Это то, что мне в тебе нравится, — Катсухира играл с прядью волос на своём лице. — Мне кажется это здорово, когда ты можешь делать то, что тебе нравится, даже если другие не понимают. Я и сам не до конца понимаю, но это ничего.

Они легли рядом друг с другом, звуки города казались далёкими. Холодильник на секунду перестал гудеть. Меньший вздохнул и потянулся, чтобы взять чужую перебинтованную руку. Ни звука, лишь держащие друг друга руки и большой палец, выводящий маленькие круги по коже. Йошихару улыбнулся и расслабился под тяжёлым одеялом. Золотоглазый успокоился, его руки неуверенно, но спокойно сомкнулись.