1/1

Кэйа не ожидает, что его ухватят за запястье и талию, как только он зайдет за угол, только выйдя из штаба ордена. Первые его инстинкты — это атака, надо отбить. И ему стоит только подумать об этом, как энергия крио уже сама скапливается на кончиках его пальцев. Альбериха прижимают к стене, и он наконец понимает, что происходит, когда его глаз приспосабливается к темноте в тени яркого света фонаря. Он видит копну рыжих волос, небрежно сдвинутую на бок красную маску, а затем понимает, что руки, которые теперь обе на боках Кэйи вовсе ему не угрожают, а просто держат на месте. Даже без особой силы, хотя это понятие относительное, когда касается Одиннадцатого Предвестника фатуи. 


Энергия крио рассеивается, сам капитан кавалерии тоже расслабляется и обнимает Чайльда в ответ за шею. Уголки губ Альбериха чуть приподнимается, когда он чувствует, как Тарталья утыкается носом в белый мех на его плече.


— Ты не умеешь предупреждать, Аякс, — говорит Кэйа. Уже не спрашивает. Он давно понял, что планы Предвестника непредсказуемы по одной простой причине: их не существует до той секунды, когда Чайльд не решает идти куда хочет, а не в какую-то другую сторону, и вряд ли ответит на вопрос “почему”.


— Я скучал, — просто и прямолинейно говорит Тарталья, обнимая Альбериха покрепче за талию, прижимая к своему крепкому телу.


Такому знакомому, хотя они и видятся не так часто. Пышущее тепло от человека из холодной страны. Кэйа не видел людей теплее. Даже Дилюк с его пламенным нравом не сравнится с тем, каким теплым в своем отношении, словах, взглядах, прикосновениях может быть Чайльд. Скажи кому, не поверят же, да? Не поверят, что непредсказуемый, жестокий, человек-монстр, видавший глубины Бездны Одиннадцатый Предвестник фатуи, Тарталья будет дожидаться капитана кавалерии Ордо Фавониус с его позднего поста ради того, чтобы цепляться за него так, словно от этого зависит жизнь всего Тейвата. Кэйа усмехается собственным мыслям, когда чувствует легкие мягкие поцелуи за своим ухом, и после этого решает, что ему надоело стоять возле стены. Он выворачивается из рук Чайльда легко, только чуть подтолкнув его в плечо, а затем молча берет за руку, чтобы повести за собой на освещенную часть улицы.


— У тебя разве нет дел в Ли Юэ? — спрашивает Кэйа, словно наизусть знает все планы фатуи, их дислокации. Он видит, как хмурятся рыжие брови и фыркает, — будет тебе. Все знают, что ты в Ли Юэ. В конце концов, ты Предвестник. Видный дипломат.


Чайльд озорно фыркает в ответ, отпуская руку Кэйи кладя руку на его бедро, пока они идут плечом к плечу по ночному Монштаду. Рыцари, патрулирующие улицы, бросают на них недоверчивые взгляды. Нет, даже не на них. На Аякса. Даже Джин и Лиза все еще удивляются тому, что Кэйа так близко подпустил к себе Тарталью. Он никогда не оправдывался за это. И не собирается.


— Дипломат. Ага. Поэтому они меня держат просто где-то подальше от Снежной. Думаю, им плевать, в Ли Юэ я, или Монштаде. За пару дней ничего без меня не рухнет.


Кэйа ничего не может поделать с тем, что чувствует в груди болезненный укол от упоминания “пары дней”. Он давно не чувствовал себя словно без кожи перед чувствами, которые у него вызывает один конкретный человек. Слишком много того, что раньше он прятал под маской, а теперь не может. Просто не получается, и все. Не с Аяксом.


— А за недельку? — спрашивает Кэйа с ноткой игривости, ухмыляясь соответствующе и снова выворачиваясь из рук Тартальи. Он знает, как это действует на Предвестника, который, однозначно, только сейчас и хочет, что не отпускать капитана кавалерии из рук. Он видит, как Чайльд быстро сжимает и разжимает пальцы, пока копошится в своих карманах, дабы вынуть из них ключи.


— За недельку, я боюсь, может и посыпется, — отвечает четко Чайльд за спиной Кэйи. Альберих оборачивается к нему лицом только когда распахивает дверь.


— Дней пять? — продолжает торговаться Кэйа, когда Аякс проходит внутрь его дома, небрежно разувается, оставляя свои сапоги валяться рядом со стеной. Кэйа делает то же самое, но аккуратнее. Ему нравится, наблюдать то, как свободно себя чувствует Чайльд дома у Альбериха. Словно это давно их общее место.


— Больше похоже на правду. Я буду рад остаться тут до тех пор, пока за мной не пришлют посла с вестью о том, что Ли Юэ разваливается на куски из-за моего отсутствия, — слова Чайльда звучат очень пылко и ободряюще, особенно когда он усаживается на диван Кэйи и тянет его к себе на колени, переплетя их пальцы. Но это не обещание. 


Но Кэйа все равно улыбается ему, устраиваясь на коленях Чайльда и сжимая его руку. Альберих охотно прижимается, когда крепкая рука Тартальи прижимает его к себе за талию. Он чувствует его ровное дыхание у себя на шее, когда тот, как верный, ожидающий ласки и похвалы пес, кладет голову на плечо Кэйи и просто размеренно дышит. Рыцарь чуть вздрагивает. Это щекотно. Расслабляюще.


— Ты не откажешься от своего долга, мы оба это знаем, — говорит Кэйя с легкой усмешкой на губах и целует затем Чайльда в висок, проведя рукой по его волосам, пропустив пряди через пальцы.


— Может и откажусь, — парирует Чайльд.


Глупая игра. Он спорит только ради спора.


— Нет нужды. Мы взрослые люди, и если так надо, то, я уверен, что найдем терпение. И я, и ты, Аякс.


Чайд издает задумчивое “хм-м-м”. Он упрямится и горячится в первый день их воссоединения. Это дело обычное. Он напрочь отказывается думать серьезно, и в конце концов просто не отпускает Кэйю близко от себя. Не то, чтобы Альберих возражал. Когда это происходит, Чайльд принимает его волю и отступает. Кто бы думал, что Тарталья будет поступаться со своими желаниями ради кого-то вроде Кэйи.


— Ну же. Ради таких встреч можно и потерпеть, — мягко говорит Кэйа, и Чайльд поднимает голову, смотрит ему в глаз, словно пытается увидеть там что-то. Что-то, Альберих не знает, что, но это кажется важным для Аякса.


— Я устал разговаривать, — заключает Чайльд.


Кэйя тихо смеется в губы, накрывающие его собственные, прежде чем ответить искренне с собственным желанием, сжимая волосы на затылке Одиннадцатого Предвестнка и потянувшись расстегнуть его униформу.


Честнее того, что происходит в обычно холодном доме Кэйи между ним и Аяксом нет ничего на свете. В каждом прикосновении. Каждом слове, вдохе, взгляде. Чайльд не обещает оставаться в Монштаде вечно, но они оба уже дали друг другу мнимую клятву хранить друг друга и этот странный, причудливый союз.