Приходит сомненье за этот свет,
Когда электроника речь заводит.
Меня это мельком порой наводит
На мысли о том, что спасенья нет.
На мысли о том, что живая рать
Становится хуже, чем рать стальная,
И с целями добрыми, защищая,
Машину научим мы убивать.
Машину научим, а результат?
Дорога до пропасти — и прощанье.
Но только не нам заглушать набат
Ошибок и требований закланья.
Словестный порыв закрывает в круг
Моё нежеланье идти к прогрессу.
Напротив — она. Голограмма. Друг?
Что спросит об этом гнилая пресса?
— Вы глупость! — сказал я, срываясь в крик. —
Вы няни безликие, страсть на час,
Рождённые в войнах и для войны,
Вас нужно стереть, чтоб оставить нас!
Напротив — она. Голограмма. Свет
Лучился сквозь спину её на пол,
Сочился под кресло, под стол, на плед...
И ветер листочки под окна мёл.
Сказала она, улыбнувшись вдруг,
Во мне вызывая сомнений ропот:
— Откуда Вы знаете, что не робот?
И что человек человеку — друг?