Лучше убьюсь, чем залезу в оковы

Твоей добродетели, сущий маньяк.

Пусть принципы, нравы бывают суровы,

О них вспоминать ведь сущий пустяк.

Влезь ко мне в душу — увидишь морозы

Своими глазами, в которых лишь мрак.

Услышишь вслед смешные угрозы,

Поймешь, что привязан ко мне, вот дурак.

[Иллюзия]

      Сакура не была тяжелой, наоборот, казалось, что девушка весит также, как и в свои четырнадцать, где-то около сорока пяти килограмм, что однозначно мало для шестнадцатилетней особи женского пола. Однако в тех условиях, в которых они находились в данный момент: вьюга, свистящий ветер, сбивающий с ног и треплющий исхудалый, но все еще надежный плащ, снег и град, бьющие в лицо на большой скорости; снежинки, опускающиеся на ресницы, проникающие в воротник и холодящие горло, глубокие сугробы, затрудняющие передвижение, — все это не позволяло Саске преодолевать путь так быстро, как он к тому привык, еще и дополнительный вес, в виде замерзшей тушки розоволосой, не позволял развивать нужную скорость и удерживаться на толще снега с помощью чакры. Он уже проклинал свое неравнодушие, нужно было оставить ее прямо там, в снегу, холодную и беспомощную. Только вот грызущее чувство внутри, может быть совесть — парень точно не знал, оттягивали его за жесткие волосы и били по коленям, заставляя шипеть от недовольства и падать. Вся эта затея казалась до жути бредовой, почему ему не все равно? Это ведь естественный отбор. Слабые погибают, если не в состоянии сами о себе позаботиться, но вот мозг продолжал подкидывать предательские воспоминания о том, как эти самые окоченевшие, обветренные, по-матерински заботливые руки не раз накладывали спасительные повязки на его обезображенные, нелепо полученные раны и ушибы, успокаивающе гладили по спине и плечу, когда одолевала невыносимая боль, резали фрукты и обжигали нежную кожу тоненьких, детских пальчиков, когда лепили онигири. Что это? Благодарность? Но он ведь совсем не думал о том, сколько Сакура для него сделала, когда хотел пронзить грудь катаной. Ему было плевать, внутри бушевал холод и жгучий гнев, ни о какой благодарности или признательности он совсем не думал, что же изменилось сейчас? Возможно, так повлияла смерть брата, ведь это заставило его взглянуть на мир по-новому, впервые вздохнуть с облегчением, сбросить груз с плеч. Разбираться с этим сейчас не было времени, ведь у него на руках была практически бездыханная девушка, жизнь которой сейчас зависела только от него.

      Спустя полчаса беспрерывного бега, Саске наконец увидел вдалеке примерные очертания скалы, которая служила потайным входом в убежище, укрытое под грубой породой и задеревеневшей, подзолистой почвой. Усилив поток чакры к ступням, Учиха сделал несколько рывков вперед для ускорения, развивая скорость, доступную сейчас. Пару раз он опасно скользил по скалистым выступам и обрывам, покрытым тонким слоем снега, в некоторых местах образовывались корки льда, также затрудняющие движение. Последнее, чего он сейчас хотел, это сорваться и покатиться кубарем по острым камням с крутого склона вместе со своей драгоценной ношей. Чертыхнувшись еще раз, Саске спрыгнул прямиком вниз, практически балансируя в воздухе, чтобы, не дай Ками, не перевернуться. Посадку нельзя было назвать мягкой, вибрация от столкновения каменистой породы со ступнями разнеслась по оврагу гулким шумом, а с обрывистых краев посыпались мелкий щебень и легкая, еле заметная дымка снега. Они наконец-то пересекли границу Страны Снега, оказавшись на территории Молнии. Здесь была как раз та местность, где можно было успешно укрыться от посторонних. Что говорить, в этой стране скрывались преступники и нукенины, от малого до большого. Вряд ли кто-то обратит на них внимание здесь, в омуте смерти и беззакония.

      Опустив Сакуру рядом с выступающим камнем, Саске принялся складывать выученные наизусть печати. Система защиты убежищ, разработанная Орочимару, считалась самой лучшей среди его приспешников и последователей. Уникальная последовательность печатей заставляла исполнителя мастерски оттачивать скорость сложения пальцев и рук в единую систему. Здесь учитывалось все: точность складывания печатей, задержка между открытием уровней, даже дозировка потоков чакры имела значение. Если какой-нибудь дилетант попытается вскрыть или взломать печать, а тем более нелепо повторить, в него полетит бесчисленно количество отравленных сенбонов, от которых будет крайне трудно укрыться, ведь, по достижению цели, они еще и взрывались. Разблокировав последний уровень печати, Саске вновь поднял девушку на руки и отошел на приличное расстояние вдоль узкого ущелья, чтобы проход открылся, и они не пострадали от подающих сверху булыжников, потревоженных смещением скалы. Коридоры, в которые они сразу же попали, казались бесконечными и до безобразия одинаковыми, но Учиха помнил точную комбинацию поворотов, расположение каждой ловушки и не видимых для обычного глаза входов в сырые помещения.

      Кстати о сырости. Та комната, в которую он принес Сакуру, встретила их затхлым, влажным воздухом, который заставил поежиться от еще большего холода, чем снаружи. Это помещение служило больше лабораторией, чем спальней или любым другим местом, где можно полноценно отдохнуть. Однако здесь имелась кушетка и возможно нужные им припасы, не еда, конечно, но обезболивающие и пищевые пилюли — точно. Эта система ходов и полупустующих, многочисленных комнат не отапливалась, но здесь все же имелось подобие котельной, куда и отправился Саске, предварительно уложив Сакуру на кушетке. Топливом в этом чуде инженерской мысли служил не уголь или древесина, а чакра. С помощью специальной печати нужно было передать определенное количество чакры в закупоренный котел, чтобы от него по трубам, замурованным в стенах, шло тепло. Плюс этой своеобразной и, может быть, не совсем удобной и понятной системы был в том, что можно было контролировать отапливаемую площадь, что очень практично. Им двоим было достаточно той лаборатории, чтобы не умереть от переохлаждения, поэтому, закончив с отоплением, Саске вернулся обратно к Сакуре. В темноте было ничего не видно, а свечей он здесь совсем не наблюдал, но по дороге наткнулся на факел в коридоре с еще не выпарившимся керосином, что ж, им несказанно повезло. Закрепив факел на стене, он дезактивировал шаринган, жмурясь от неприятной рези в глазах. Отлично, теперь у них было относительное тепло и какой-никакой источник света, значит они как минимум отогреются и не свернут себе шею в темноте. Саске знал, что где-то здесь еще и змеи ползают в поиске мышей или крыс, этот факт не особо его удручал, ведь он имел определенное влияние на этих ползучих тварей, однако Сакуре они могли навредить запросто, и ладно бы, какой-нибудь ужик, но ведь и до жути ядовитых здесь было не перечесть.

      Наконец-то стянув с себя промокший плащ, Саске сбросил его на запыленный стол, туда же отправилась и водолазка. Из-за этой чертовой метели он был вынужден ежиться от сырости и холода с оголенной кожей, и, как на зло, здесь нигде нельзя было достать сменную одежду, а в походной сумке не было ни одного запасного предмета гардероба, так как жизнь кочевника научила его передвигаться налегке. Единственное, что всегда имелось при нем — это Кусанаги и питьевая вода, остальная атрибутика шиноби, такая как пилюли, еда или расходное оружие (кунаи и сюрикены) были ему не нужны. Розоволосая не подавала никаких признаков жизни, от чего он уже и думать про нее забыл, погрузившись в свои мысли. Повернувшись к кушетке, Учиха приблизился к замерзшему, мокрому от снега телу и еще раз внимательно просканировал шаринганом. Никаких повреждений чакроканалов или обыкновенных ранений у нее не было, поэтому он с облегчением вздохнул, понимая, что бывшая сокомандница, скорее всего, просто находилась без сознания от усталости или изнеможения, поэтому все, что от него требовалось — это согреть ее и привести в чувства, тогда уж он сможет просить об услуге за услугу. Хотя, он бы просто поставил девушку перед фактом, Саске спас ей жизнь и ему нужны были ее навыки медика. Почему бы ей не согласиться?

      Для пущей убедительности парень слегка похлопал ее по щекам, но должного эффекта это особо не произвело. Недовольно цокнув и расстегнув замок на воротнике накидки, Саске отбросил ее к своей, после снял с нее поясную и набедренную сумки. Дело оставалось за малым, однако штаны и кофта девушки были насквозь промокшими, от чего он чертыхнулся, предвкушая слишком тесный контакт с оголенной кожей. Он надеялся только на то, что под вишневой кофтой была хоть какая-нибудь майка или хотя бы белье, иначе он просто оттащит ее в котельную, и пусть себе греется. Похоже, мольбы Саске все же услышал кто-то свыше, потому что под кофтой действительно была относительно сухая майка, осталось только стянуть с Сакуры обувь и штаны. Расправившись с одеждой, он взял тонкое одеяло, которое нашел в одном из шкафов помещения и довольно бережно укутал им девушку. Проблема была в том, что ее тело было полностью ледяным, как у лягушки, даже такие места как пах или живот не источали тепла, хотя его концентрация там должна всегда превышать общую температуру тела. Он понял это, когда снимал с нее штаны и случайно коснулся внутренней стороны бедра. Было неожиданно для себя признавать, что ее кожа там была чарующе мягкой и нежной. Сжав челюсть, Саске попытался отвлечь себя от ненужных мыслей и сильнее сжал в руках ее тело. Спустя примерно сорок минут воздух в лаборатории начал нагреваться и становиться теплым, а Сакура уже не казалась такой холодной. Отдернув одеяло в сторону, Учиха коснулся открытого плеча девушки, проверяя, достаточно ли она согрелась. Кожа была все еще прохладной, но это было не критично.

      Умиротворенное лицо розоволосой постепенно начинало ему надоедать. Сколько еще она планирует спать? Он, в конце концов, тоже хотел немного отдохнуть и расслабить напряженную спину. Из-за нее он не мог лечь или банально облокотиться о стену. Вскоре длинные светлые реснички начали чуть подрагивать, а розоватый от холода носик смешно дернулся, это было хорошим знаком — девушка пришла в себя. Саске облегченно выдохнул и чуть ослабил свою хватку. Теперь она должна была согреться сама.

— Вот ведь дрянь. Забрала все мое тепло и спит себе спокойно.

      Они просидели так достаточно долго, поэтому Саске, не в силах бодрствовать в такой статичной позе, облокотился щекой об ее уже теплую макушку и устало прикрыл глаза. Сакура вскоре пошевелила коленями, явно недовольная столь неудобной позой. Ее спина затекла, а ноги ломило. Высунув одну коленку из своего кокона, она теснее прижалась к мужскому торсу, положив руку на оголенную грудь. Становилось жарко, отогретые участки тела горели, что говорило о легком обморожении, поэтому она слишком часто вошкалась, создавая возню и шуршание, чем и разбудила Учиху. Недовольно разлепив глаза, Саске выпрямил задубевший позвоночник, придерживая девушку за плечи, чтобы она не свалилась на пол.

— Если не проснется в течение ночи, скину в яму со змеями.

      Как она отреагирует, когда поймет, что происходит? Оттолкнет его? Испуганно забьется в угол или попытается убить? На этом моменте Саске хмыкнул:

— Предыдущая попытка оказалась провальной, Сакура.

      Ему действительно было смешно от этого факта. Как эта неумеха вообще додумалась нападать на выходца элитного клана, который сражался за власть на территории Страны Огня сотню лет? Такие, как он, не умирали от нелепых нападок со стороны грязнокровок, несчастные даже пошевелиться бы не успели, как какой-нибудь Учиха уже погрузил бы их в свою зверскую иллюзию. Самооценки у Саске было не занимать, каждому выходцу его клана с детства вбивали в черноволосую, невинную головку, что лучше него и быть не может. Нет никого умнее, сильнее, быстрее, а генофонд — это истинное их сокровище.

      Шаринган.

      Это слово повсеместно внушало страх, у человека сразу возникали ассоциации с каким-то проклятием, от которого нельзя было укрыться ни в одном уголке бренной Земли, ни одно живое существо не было способно противостоять силе красных глаз, в которых смешались кровь и сама владычица Смерть. С каждым разом таинственная мастерица ткала все новые, уникальные узоры из боли и ненависти обладателя глаз, чего только стоила одна пара Мангекё… Эта сила стоила больших усилий и жертв, некоторые сходили с ума, кого-то убивали ради этого дьявольского дара, но если Учиха мог обуздать свои чувства и подчинить себе свою же сущность, был обязательно награжден пожизненной способностью высочайшего контроля над судьбами людей, над пространством и временем, над всеми органами чувств жертвы, над воспоминаниями и разумом.

      Обратив внимание на вновь пошевелившуюся девушку, Саске задумался над тем, каково же живется выходцам из обычного клана. Чем они живут и как мыслят? Есть ли у них уклад и традиции? Какие техники и знания они передают из поколения в поколение? Учиха никогда об этом не думал, он был выше этого, заранее был рожден со способностью прыгнуть выше головы. Но есть и обратная сторона монеты. От Сакуры никогда ничего не ждали, к ней не относились строго или предвзято. Ее родители не ставили ей ту планку с самых пеленок, до которой она должна была допрыгнуть в кратчайшие сроки. Не было конкуренции, родственники не смотрели на нее выжидательно или с презрением. Однако подобное воспитание закаляло. Саске привык быть лучшим во всем, даже сейчас это требование к самому себе росло с каждым годом. Он не видел предела своему совершенству и всегда тянулся к тем, у кого мог чему-то научиться, а как только источник знаний становился не пригодным для эксплуатации, Саске от него избавлялся. Ярким примером служила участь Орочимару. Санин, безусловно, был донельзя образованным человеком, он был гением в своем деле, блестящим токсикологом*, медиком и ученым. Также не стоит забывать о его многочисленных разработках и сложнейших техниках. Но жадность мужчины затуманила его золотистые змеиные глаза.

      Каждое подобное убежище Орочимару обязательно обладало своей библиотекой с бесценной информацией, кропотливо и бережно собранной, и подробно описанной. Саске нужно было как-то решить проблему со своей скорой слепотой, собственно, именно поэтому он и решил начать с хранилищ бывшего учителя. Убежище в Стране Снега было бесполезным, ему не удалось найти ничего нужного, поэтому он и направился дальше — в Страну Молнии. Лишний груз в качестве медика ему бы не помешал, однако, учитывая характер Сакуры, а в данном случае еще и ее физическое состояние, это могло только задержать Учиху. Обычно, Саске не останавливался в одном укрытии более двух-трех дней, шаринган позволял ему с завидной скоростью прочитывать и запоминать информацию, но найти что-то стоящее или хоть немного нужное все же было сложно. Он понимал, что обошел лишь две точки, но количество материала или каких-то зацепок было ничтожно мало, это заставляло отчаяться, жаль, что он не мог себе этого позволить. Саске пережил слишком много, чтобы в последствии просто умереть от какой-то слепоты. Почему умереть? Слепой шиноби — мертвый шиноби, однако можно было выжить с напарниками, только вот связываться с кем-то он больше не горел желанием.

— Да, и поэтому я записался в няньки, — он последний раз взглянул на мирно спящую девушку и направился прочь из лаборатории.

      По сути, Саске противоречил сам себе, говоря, что не хотел бы с кем-то связываться, но умом понимал, что выживание в одиночку крайне сомнительное мероприятие, которое может обернуться плачевными последствиями. В принципе, одного добротного медика ему было бы действительно достаточно, тем более, что червячок внутри него разгрызал сердце каждый раз, когда Учиха оставался в изоляции от людей. Такие волнения можно было назвать паническими атаками, ведь они и правда носили очень систематический характер, докучая ему постоянно. Хорошо, что этой ночью все будет совсем не так, ведь беспомощная, но все же отогретая и живая зверюшка ждала его покорно и учтиво. Все же у Саске была почти физическая потребность в заботе о ком-то, хоть и признавать этого он не горел желанием. Сначала он чувствовал некоторую ответственность за Сакуру, беря на себя сложные поручения Какаши и защищая ее во время даже мелких стычек; после была Така, где он отвечал уже за каждого члена команды, а теперь… Он снова взялся за Сакуру. Прослеживалась некая тенденция, где уровень его внутренней потребности в ответственности за чью-то жизнь постоянно повышался, в зависимости от того, как он взрослел.

      Чтобы разглядеть хоть что-нибудь в кромешной тьме коридоров, Саске вновь активировал шаринган. Как он будет выживать, когда лишится зрения? Он ведь настолько привык к тому, что может видеть там, где обычному глазу это недоступно, что, когда лишится этого всего в один день, точно умрет от такой великой потери. Ладно, это всего лишь драматизация, пока что Саске все отчетливо видел, несмотря на резь. Библиотека была еще более жуткой, чем все помещения в укрытии вместе взятых. Он был благодарен Орочимару за то, что каждый свиток находился на своем месте, а все полки подписаны и отмечены с такой дотошностью перфекциониста, что найти что-нибудь нужное здесь не составит труда. Змеиный Санин интересовался шаринганом, и Саске это было только на руку. Если он хотел захватить тело Учихи, значит должен был изучить специфику глаз и знать о последствиях. В некоторых свитках были запечатлены некоторые теории о том, как искусственно спровоцировать изменение стадии шарингана. Где-то говорилось о наблюдениях за Мангекё.

      Образец исследования: Итачи Учиха.

      Сжав челюсть, Саске испытал новую волну гнева, желая воскресить Орочимару и снова раздавить, как жалкого червя. Взгляд ученого прослеживался в каждом свитке, каждая запись была оформлена так, будто мужчина что-то постоянно исследовал, испытывал, наблюдал и фиксировал. Любой живой организм воспринимался им как образец для исследования, как потенциальный эксперимент. Это пугало и восхищало одновременно. Труды стольких лет могли действительно пригодиться человечеству. Такое количество знаний и разработок могли пойти во благо, быть применены для усовершенствования редких и сложных препаратов. Подобные библиотеки можно было назвать центром всего мироздания. А ведь все эти тайны знал один человек, который был просто одержим своими идеями и наукой, и который так трагично погиб от рук своего творения.

      Взяв несколько свитков с собой, Саске покинул помещение, возвращаясь к девушке. Его не было около часа, может чуть больше, но он не думал, что за это время Сакура проснется. Однако она уже сидела на кушетке со взглядом затравленного зверька и воровато оглядывалась по сторонам. Когда она заметила Учиху, то инстинктивно придвинулась к стене, поджимая колени к себе, если посмотреть с точки зрения психологии — подобное поведение интерпретировалось как защита. Что ж, он этого ожидал. Отложив свою ношу на стол, Саске начал медленно приближаться к розоволосой с невозмутимым лицом. Он остановился в метре от нее, чтобы иметь возможность предотвратить ее агрессивное поведение. Да и мало ли, здесь имелось большое количество хирургических принадлежностей, в том числе и колюще-режущих. Несмотря на все ожидания, Сакура не заговорила первой, она просто уставилась на него и с каждым его вздохом старалась отодвинуться как можно дальше, забиться в угол, только чтобы ее не тронули. Саске эта молчанка очень напрягала, да и злила тоже, ведь он совсем не привык быть инициатором разговора.

— Сакура, — надо же, брюнет впервые произнес ее имя вслух, поэтому звуки будто вертелись на кончике языка. Было так странно и непривычно звать ее, особенно такую, повзрослевшую и молчаливую.

      К его удивлению, девушка лишь чуть нахмурила брови и окинула взглядом все помещение еще раз. Казалось, она старалась рассмотреть кого-то в дальних уголках, у шкафов и стеллажей, но, не найдя то, что старательно искала, вновь взглянула на Саске.

— Хн, — вздернув вопросительно бровь, парень тяжело выдохнул.

— В-вы это мне? — голос был охрипшим и довольно тихим, пропитанным какой-то странной дрожью и страхом.

— Вы? Она что, надо мной издевается? Что за бред? — нахмурившись, Саске выхватил катану из ножен, покоящуюся до этого на поясе, и приставил к горлу Сакуры, самым кончиком лезвия касаясь кожи.

— Поиграть решила? — голос был похож на змею, закрадывающуюся в душу, которая медленно, извиваясь, достигала цели.

— Я правда… Не п-помню… — она боялась сделать полноценный вздох, потому что острейшее лезвие слегка царапало тонкую кожу, передавая свой неприятный, могильный холод.

— Что это значит? — убрав катану обратно в ножны, Саске глубоко вздохнул, успокоившись. Эти несгоревшие нервные клетки ему еще пригодятся.

      Ответа не последовало. Упрямство Сакуры заставило Учиху неприятно удивиться, что это на нее нашло? Решив больше не церемониться, он активировал шаринган, в который раз за сегодня, и пробрался в ее сознание. В изумрудных глазах застыл испуг, а на сухих алых губах — вздох.

      В ее сознании было пусто. Редкие кадры летали где-то в пространстве, рассекая туманный воздух. Он пытался дотронуться рукой до одного фрагмента, но тот резко ускользнул. Где-то далеко раздавались глухие звуки, ему даже удалось различить некоторые обрывки фраз.

— Сакура-чан, я здесь!

— Ты раздражаешь.

— Ну и неудачница.

— Бесклановая.

— Сильнее!

— Надоела.

— Ты раздражаешь.

— Неплохо, Сакура.

— Сакура-чан, зачем нам этот Саске?

— Ты раздражаешь.

— Нельзя спасти всех, Сакура.

— Ты раздражаешь.

— Слишком слабо!

— Ты раздражаешь.

— Раздражаешь.

— Как же ты меня раздражаешь.

      Саске не так часто влезал в чье-то сознание, но на его опыте были люди, мысли которых вызывали отвращение, различные гнусности и тайные желания. Но все воспоминания Сакуры проплывали рядом отдельными фрагментами, но было такое чувство, что от них отгрызли добрый кусок, и пазлы никак не могли собраться воедино. Звуки становились все громче, голова начинала болеть. Его постоянно клонило в одну сторону, загоняя в угол. Врезавшись спиной в твердую поверхность, Саске обернулся. Это было всего лишь зеркало. Подождите, зеркало? В какой-то момент его окружили еще пять таких же зеркал, образуя круг. Это чем-то напоминало ему битву с Хаку, но он все же сомневался, что на него сейчас обрушится град сенбонов.

— Ты раздражаешь.

      Дышать тяжело, настигает странное, необузданное чувство животной паники.

— Раздражаешь.

      Он слишком отчетливо помнил эту фразу. Но почему кто-то произносит ее, не замолкая? Грудь сдавило спазмом, колючей проволокой опутывая легкие. В зеркалах появились какие-то странные тени с нечеловеческим телом: длинные, костлявые конечности, вытянутая голова и неестественный корпус. Они начали царапать зеркала изнутри, пытаясь выбраться наружу.

— Спасибо, Сакура.

      С громким вздохом Саске резко отошел назад, пытаясь восстановить дыхание. Тревога все не покидала, от чего черные глаза неустанно бегали по девушке, состояние которой было не лучше. Оперившись о стол, он вцепился в него рукой, удерживая равновесие, а после посмотрел девушке в глаза.

— Кажется, у тебя амнезия, Сакура.

____________________________________

*Токсиколо́гия — область медицины, изучающая ядовитые вещества, потенциальную опасность их воздействия на организмы и экосистемы.