обещание

— Не имеет значения, сколько времени потребуется, не важно, где-

Чжао Юньлань просыпается. Горло дерет от непролитых слез, он судорожно выдыхает, пытаясь прийти в себя. Лежит в постели несколько мучительно долгих минут, пока сердце его не успокаивается.

Он с раздражением поднимается с кровати, проходит в ванную, разглядывает свое усталое лицо в зеркале. Отчего-то надеялся, что сегодняшний день будет иным — он проснется не раньше трех часов дня, голова его не станет раскалываться от боли в первые же секунды пробуждения, а сны, сводящие с ума на протяжении нескольких лет, не будут больше беспокоить и вовсе.

Конечно, это всего лишь жалкие надежды. В особенно тяжелые дни он решал спать по два часа в сутки, не видеть снов и вовсе, но они продолжали сводить его с ума, приходили игрой воображения даже на работе, по дороге до участка и за обедом. Ему казалось, что он начал сходить с ума. Может, так оно и было. Грань между реальным миром и тем, что он видел во снах, с каждым днем становилась все тоньше: иногда в отражении зеркала он с ужасом узнавал черты людей, с которыми никогда прежде не встречался, в своем лице.

Сейчас лучше. Он не избавился от этих снов, но время, будто обезболивающее для открытых ран его тлеющей души, научило справляться со всем, что раньше давило на горло, лишая кислорода. Ему все еще страшно, он до сих пор не может избавиться от боли в сердце, изнывающем от боли после каждого пробуждения, но Юньлань научился с этим жить.

Ночи без снов бывают лишь в те дни, когда он напивается так сильно, что не может добраться до собственной кровати. Это не значит, что ему вдруг становится лучше, нет, и дело даже не в том, что голова на утро болит только сильнее из-за ужасного похмелья. Ночи без снов обычно самые холодные и беспокойные. После подобных ночей он чувствует тоску только сильнее, будто лишенный чего-то очень важного, он мечется из стороны в сторону, занимает себя работой, но не может избавиться от этой тоски. Тоски по тому, кого даже не помнит.

Мужчина умывает лицо холодной водой, трет глаза. Сейчас только двенадцать часов дня, нужно было попытаться поспать немного дольше, потому что на смену в участке выходить в восемь вечера. Находиться в нем всю ночь не хочется, Юньлань тяжело вздыхает и думает о том, как упросить напарника выйти в патруль раньше.

Выбегает из дома ближе к пяти часам вечера. Машину он почти перестал водить около трех месяцев назад, потому что его перевели работать в полицеский участок, находящийся в десяти минутах ходьбы от квартиры, все необходимые магазины были поблизости, а больше он ни в чем и не нуждался. Не сказать, что бегал в продуктовые он так часто потому, что любил поесть, нет, отнюдь. Чжао мог с уверенностью сказать, что ел ровно пятнадцать часов и четыре минуты назад. Всякий завтрак и ужин ему заменяли сигареты — та самая причина, по которой ему приходилось выходить из дома чаще, чем хотелось бы.

Когда Чжао подходит к краю дороги, купив пачку сигарет в магазине неподалеку, светофор загорается красным. Он устало выдыхает, в голове отсчитывает тридцать секунд, когда неожиданно вспоминает последние слова, услышанные во сне. Не имеет значения, сколько времени потребуется, не важно, где... Что это может значить? Кто мог сказать ему подобное? Почему? Юньлань с удивлением отмечает, что сердце его сбивается с привычного ритма.

Мужчина пытается вспомнить, слышал ли когда-нибудь подобные слова от знакомых, так усердно, что почти забывает о светофоре, который давно перестал мигать.

Он делает шаг вперед, когда чувствует, что кто-то с силой тянет его обратно. Не удерживает равновесия, а потому валится назад, больно ударяясь рукой и бедром об асфальт.

— Извините, — говорит кто-то позади него, — вы будто собирались перейти дорогу на красный, поэтому я забеспокоился.

Чжао шипит себе под нос, руку трет, оборачиваясь. Солнце неприятно слепит глаза, поэтому он щурит их, не сразу имея возможность рассмотреть мужчину, склонившегося над ним, — не рассчитал силы, — продолжает с сожалением в голосе, — вы в порядке?

Юньлань медленно поднимается на ноги, отряхивает джинсы, испачканные в пыли. Светофор в очередной раз загорается зеленым. Ему интересно, мог ли он действительно задуматься так сильно, чтобы потерять счет времени.

— Все хорошо, — произносит немного потерянно, разглядывает собственные ботинки будто впервые.

Чжао поднимает голову, улыбается весело. Сердце его бьется где-то в горле, но он не обращает на это внимание — как иначе, когда минуту назад его чуть не сбила машина. Мужчина перед ним неловко поправляет портфель в своих руках, смотрит с искренней улыбкой, будто встреча с каким-то идиотом, чуть не попавшим под машину, — лучшее, что случилось с ним за этот день.

— Меня зовут Чжао Юньлань, — улыбка на лице незнакомого мужчины становится только шире. Полицейский усмехается. Не за этот день, а, наверное, даже за всю жизнь.

— Я знаю, — отвечает в ту же секунду, смотрит с каким-то только ему понятным ожиданием, будто Чжао должен в эту минуту признать в нем потерянного брата и захлопать от счастья. Конечно, он этого не делает. На секунду мужчина напротив выглядит огорченным, но уже совсем скоро на лицо его возвращается улыбка. Юньланю кажется, будто в этот раз она выглядит не такой живой, — потому что… потому что мы соседи, я живу напротив вашей квартиры.

— Странно, — Чжао улыбается, — я совсем не замечал вас раньше.

— Я поселился совсем недавно.

— Вы сейчас идете домой? — на дорогу указывает неловко, — можем пройтись вместе, если вы не против. Мне же нужно отблагодарить вас, — замолкает, понимая, что совсем забыл узнать имя мужчины.

— Шэнь Вэй, — произносит он с улыбкой, делая шаг вперед.

Полицейский остается на месте. Он уже давно успокоился, но сердце его отчего-то продолжало биться в ускоренном темпе, будто предупреждая о том, чего мужчина не должен был понять.

— Шэнь Вэй, — повторяет задумчиво, — мне нравится ваше имя.

Чем дольше Чжао проводит в компании профессора (мужчина рассказал, что уже несколько лет работает в университете), тем тяжелее ему отвлекаться на будничные разговоры о погоде и работе.

Сначала он чувствовал себя потерянным, не мог прийти в себя после того, как вспомнил слова, произнесенные кем-то важным во сне, а после испугался из-за того, что чуть не был сбит, но теперь, когда голова его свободна от всяких мыслей, он не может отвлечься от странного ощущения в груди.

Он смотрит на мужчину непростительно долго, но не может отвести взгляда. (Вспоминает время, когда он видел чужие лица в своем отражении). Чем больше он вглядывается в незнакомое лицо, тем сильнее оно напоминает кого-то. Того, кого видел в собственном зеркале, того, с которым будто встречался не один раз.

Чжао тяжело выдыхает. Головная боль возвращается очень некстати. Они останавливаются перед дверьми чужой квартиры.

— Так странно, — мужчина с интересом разглядывает чужое лицо, — я уверен, что вижу вас впервые, но меня не оставляет ощущение, что мне доводилось видеть это лицо много раз.

— Ваша квартира находится напротив моей, — пожимает плечами, улыбается кротко, — может, нам и вправду доводилось встречаться раньше.

Чжао хмыкает, кивая с усмешкой. Нет, память его не обманывает — они действительно не встречались, в таком случае мужчина не смог бы забыть черты чужого лица так скоро.

— В любом случае, — подмигивает, протягивая руку, — отныне надеюсь видеть вас чаще, Шэнь Вэй.

— Конечно. Был рад знакомству, Чжао Юньлань.

Профессор пожимает протянутую ладонь, сжимая слабо перед тем, как отпустить. Чжао щурит глаза. Странное ощущение в груди не стихает ни на минуту. Холодный ветер разъяренно бьет по лицу, поторапливая, его ждет бессонная ночь в патруле и куча отчетов, которые никогда не нравилось заполнять, но отчего-то в груди он чувствует только робкую радость, будто… Будто он долгие годы одиноко бродил по миру и, наконец, вернулся домой.

Рукопожатие происходит так быстро, что мужчина не успевает привыкнуть к теплу чужой кожи, и он почти готов позорно сжать его руку, не выпуская длинных пальцев, чтобы удержать это ощущение как можно дольше.

Телефон в очередной раз звонит в кармане брюк, Юньлань морщится недовольно, но отпускает чужую руку. Они прощаются снова, разворачиваются в разные стороны и продолжают каждый свой путь. Чжао не проходит и пяти шагов. Останавливается на месте, не способный бороться с трепещущим сердцем, разворачивается, взглядом замирая на знакомых, практически родных, глазах незнакомца.

Смеется неловко, понимая, что они оба обернулись в одну и ту же секунду, весело машет рукой, не сразу продолжая свой путь. Юньлань приходит в участок и долгое время не может объяснить напарнику, почему с лица его не сходит глупая улыбка.

Чжао Юньлань и не замечает того момента, когда они из обычных соседей становятся друзьями. Первые лекции у профессора Шэня обычно начинаются на час раньше, чем сам Чжао выходит на работу, но каждый день он встречает мужчину у дверей, провожая его до университета, и только после этого сам спешит на работу. Вэй говорит, что ему не нужно просыпаться ради него раньше времени, но полицейский только отшучивается — ему не хочется рассказывать другу, что он часто ищет повод сбежать из дома. Он не хочет говорить, что недолгие прогулки с ним помогают прийти в себя после очередного сна намного быстрее, чем когда-нибудь сам Чжао мог справиться с ними.

Когда он не выходит на работу вечером, то обязательно встречает профессора после работы напротив ворот университета, а после они вместе ходят ужинать. Не признается, что ищет больше встреч, но отчего-то кажется, что Шэнь и сам все понимает. Они не говорят об этом.

С Шэнь Вэем хорошо. Это не значит, что они не спорят, потому что их образы жизни отличаются разительно, но ни один из них не относится к этому серьезно. Они уже давно не дети. Чжао хочет верить, что они все же взрослые люди.

— Ты ведь не ребенок, — Шэнь Вэй хмурит брови, смотрит с осуждением, — завтрак — самый важный прием пищи за весь день, ты не должен относиться к своему здоровью с такой халатностью.

— Ну что ты, братец, я завтракаю, — мужчина не сводит с него недоверчивого взгляда, поэтому Чжао со смехом подмигивает, доставая из кармана упаковку сигарет, — вот и мой завтрак!

— Ты ужасен, — профессор трет переносицу, отвечает, не скрывая раздражения, — мне кажется, будто судьба специально свела нас вместе, чтобы ты не умер раньше времени с таким образом жизни. Завтра в семь зайдешь ко мне, — выдыхает устало, берет портфель в руки. Юньлань смеется, но честно обещает не опаздывать, — и выброси уже эти сигареты.

Полицейский не терпит чужих нравоучений, каждый раз, когда отец или кто-то из приятелей пытается его вразумить, он кривит губы в ядовитых ухмылках, отвечает со злой надменностью, но обижать друга не хочется. Дело даже не в том, что ему стыдно нагрубить, нет, скорее что-то, пугающее своей властью, останавливает его каждый раз. С этим тяжело разбираться, поэтому он только отмахивается, не споря, но делая только так, как хочется самому.

Шэнь из небольшого кармана портфеля достает несколько карамельных конфет.

— Вот, — забирает из чужих рук сигареты, заменяя их сладким угощением, — если захочется курить, просто грызи конфеты.

Чжао удивленно наблюдает за тем, как мужчина сжимает упаковку в руках с такой силой, что она в ту же секунду мнется.

— Не думал, что ты, профессор Шэнь, любитель сладкого, — убирает конфеты в карман, с жалостью смотря на упаковку, купленную только этим утром.

— Я и правда не люблю сладкое, — Вэй улыбается, и что-то в этой его улыбке есть неправильное, будто она, натянутая секундой раннее, не успела прирасти к коже, а потому беспощадно терзает лицо мужчины, — они не для меня.

***

Чжао Юньлань встречается с ним взглядом. На теле его нет живого места, изо рта сочится кровь, одежда, бывшая когда-то совершенно чистой, с каждой секундой окрашивается в грязный алый. Он повержен. Глава специального отдела не может задержать взгляда на чужом израненном лице и секунды, он знает, что виной всему этому — он, а потому глаза его предательски опускаются.

Он сломан, но на губах его, окрашенных кровью, расцветает самая настоящая улыбка.

— Я не жалею об этом.

Чжао поджимает губы. В сердце неприятно колет, оно бьется где-то в глотке, не в силах вырваться из бесполезного тела. Ему, связанному и совершенно беспомощному, кажется, что он не сможет сделать и вдоха, но он, который видит этот сон уже на протяжении нескольких лет, знает, как истошно Юньлань способен закричать.

В глазах его собираются слезы, он жмурит их, но это не спасает. Никогда не спасало. Он видит, как чужое изможденное тело, защитившее его секундой раннее от удара, падает на землю, его спаситель захлебывается кровью, он тяжело кашляет, удерживая себя в сознании из последних сил, и ничего в эту секунду Чжао не хотел больше, чем получить возможность упасть рядом, и если не найти в себе сил спасти, то умереть именно вот так, рядом, чтобы коснуться чужой руки хотя бы в последний раз.

Он ничего не может.

Ухмылку мужчины не скрывает даже маска. Чжао кричит из последних сил, будто крики они способны того остановить.

Будильник звенит над головой. Юньлань открывает глаза и тихо шипит себе под нос. Одни и те же события, одно и то же лицо, которое он не может вспомнить. Полицейский сглатывает вязкую слюну, дышит судорожно, но не может справиться с фантомным ощущением вкуса крови во рту.

Сердце бешено стучит. Он больше не кричит после пробуждения, стараясь ухватиться за кого-то, его больше не мутит от игр воображения, мужчина почти научился контролировать выражение своего лица после изнуряющих снов, но что-то навсегда останется тем же. Желание упасть замертво, бешеный ритм сердца и тоска. Тоска такая сильная, выбивающая из легких кислород, увлажняющая глаза особенно одинокими вечерами. Тоска по тому, кого никогда не существовало.

Шэнь Вэй сказал ему прийти в семь часов утра, на часах почти шесть. Он не знает, насколько друг может разозлиться из-за того, что он вдруг ворвется к нему раньше времени, но из своей квартиры хочется сбежать как можно быстрее, поэтому он спешно поднимается с кровати, проходит в ванную, раздеваясь на ходу.

Время пол седьмого, когда он останавливается перед дверью чужой квартиры. Все еще очень рано, но мужчина не позволяет себе переживать много, смело стучась в дверь. Когда Шэнь открывает перед ним дверь, с волос его капает. Юньлань отчего-то находит это очаровательным.

— Я не думал, что ты так рано придешь, — улыбается смущенно, — я только начал готовить, но ты можешь пока посидеть в гостиной.

Полицейский послушно следует за ним, проходя в квартиру.

— Я могу тебе помочь, — осматривается в чужом доме, — я — хороший помощник.

— Сомневаюсь, что ты вообще готовил хоть раз в жизни, — Чжао усмехается, вздыхает оскорбленно, но даже не пытается убедить того в обратном.

Они проходят на кухню, Юньлань опускается на стул напротив стола, за которым друг продолжает приготовление завтрака, в руки берет яблоко, подкидывая его в воздух, чтобы занять себя на время.

Совсем скоро это занятие надоедает, Чжао возвращает яблоко в небольшую вазу с другими фруктами, напевает себе под нос песню, стуча по столу в такт. Вэй весело смеется, заливая рис водой, и тогда мужчина обращает на него внимание.

Ему вдруг кажется, что однажды они уже сидели таким образом на чужой кухне. Может, не в этом доме и не в подобной обстановке, но от странной мысли он не может отвлечься, будто вспоминает отрывки из снов, которые доводилось видеть раньше.

— Ты никогда не носил очков? — Шэнь Вэй удивленно смотрит ему в глаза, только услышав вопрос.

— Кто тебе сказал? Обычно я ношу линзы, — произносит осторожно, не отводя взгляда от задумчивого лица друга, — но дома чаще хожу в очках, если собираюсь читать или готовлю материалы для лекций.

— Я не знаю, — Чжао пожимает плечами, не произнося всей правды, — просто подумал, что ты бы очень хорошо смотрелся в очках.

Профессор не комментирует его ответ, но что-то в его движениях меняется. Юньлань понимает, что его чуть сутулые плечи значат одно — он расстроен.

Он не знает, откуда в его голове вообще появилось подобное знание, но это будто формула, выученная на дополнительных уроках в школе — ты можешь забыть весь курс математики, но ее, из-за которой приходилось столько мучиться, оставаясь в школе после занятий, ты запомнишь на всю жизнь.

Они завтракают практически в полной тишине. Чжао соврет, если скажет, что рядом с этим человеком ему неуютно молчать.

***

Шэнь Вэй проходит в квартиру, предварительно не запертую хозяином, поправляет очки на носу. (Он начал носить их почти каждый день. Сказал, что просто устал от линз, но Чжао только гаденько на это оправдание смеялся — не поверил). Они разговаривали совсем недавно, но что-то в голосе Чжао волновало так сильно, что мужчина не мог сконцентрироваться на вечерних занятиях, то и дело сбиваясь, путая числа. Он, конечно, снова отшучивался, смеялся, но не было во всем этом его самого, будто только малая часть от настоящего Юньланя. Это была не усталость, нет, в голосе можно было признать пугающее ничего из эмоций.

Он знает, что с полицейским не могло произойти ничего, но все равно не способен контролировать сбивающееся с ритма сердце. Профессор не ищет его в спальне, не заглядывает даже в ванную. Чжао Юньлань все тот же: он топит боль в алкоголе, и в тот момент, когда Вэй замечает его, склонившегося на диване над бутылкой, ему впервые за все это время становится очень жаль. Он действительно все тот же.

— Хочешь выпить со мной? — Не оборачивается, но чувствует чужое присутствие всем телом.

— Я не переношу алкоголь, — мужчина проходит ближе, опускается на стул рядом с диваном, — что произошло?

— Видел плохой сон, — Юньлань выдыхает, прикрывая усталые глаза.

— Тебе приснился кошмар?

— Нет, — лениво качает головой, берет в руки полупустую бутылку с чем-то крепким, Шэнь не научился разбираться в алкоголе даже спустя столько лет, — не кошмар, но это что-то очень плохое. Каждый раз после этого сна чувствую себя так плохо, что хочется умереть. Иногда просыпаюсь и думаю, что уже мертв. Сегодня мне показалось, что я могу задохнуться от боли в груди, будто ее насквозь проткнули каким-нибудь мечом, я знаю, понимаю, что это не моя боль, но иногда очень тяжело разобрать, где мои чувства, а где чужие.

Чжао замечает потерянный взгляд друга, губы его кривятся в слабой улыбке, которая в любую секунду может разбиться осколками, готовыми в любую секунду вонзиться в беззащитное тело, искромсать и без того растерзанную душу.

Ему часто хотелось сказать профессору, чтобы рядом с ним тот не пытался улыбаться, когда больно, но теперь кажется, что эти слова необходимо услышать и ему самому.

— Мне снятся люди, которых я никогда не видел, — Чжао делает еще один глоток горького алкоголя прямо из бутылки. Он сутулит обычно уверенно расправленные плечи, из движений его резких пропадает привычная игривость, — во сне я испытываю чувства, которые никогда мне не принадлежали, очень часто я вижу кого-то. При пробуждении не могу вспомнить даже голоса, но каждый день меня мучает чувство, будто я потерял нечто очень важное, иногда оно такое сильное, что страшно засыпать, ведь часть меня отчаянно не хочет просыпаться следующим утром в мире, где тоска по тому, кого я никогда не встречал, будет снова и снова дробить мне ребра, понимаешь? — Юньлань кривит губы в усмешке, — знаю, это звучит глупо-

— Это не глупо, — голос Шэнь Вэя непривычно холоден, он сжимает колено друга с силой, останавливая, но даже не смотрит ему в глаза, опускает голову, будто в любимом лице вдруг признал черты ужасного чудовища из сказок, которыми часто пугали в детстве, — не могу поверить, что все это время ты…

— Что?

— Нет, забудь, — Профессор несмело ему улыбается. Юньлань всей душой ненавидит подобные улыбки мужчины, натянутые на худое лицо откровенно плохо, но упрямо претендующие на искренность, — ты выпил слишком много, — руку протягивает, забирая из безвольных рук бутылку, — тебе нужно лечь спать.

Чжао поджимает губы, смотрит несчастно.

— Ты меня не слышишь.

— Это не так, — Шэнь поднимается на ноги, тянет за собой полицейского. Если тот и пытается сопротивляться, то совсем скоро понимает, что это бессмысленно — тяжело бороться, когда не можешь самостоятельно устоять на ногах — и прекращает всякие попытки, лицом зарываясь в чужую шею, вздыхая запах дорогого одеколона и чего-то до боли родного, которому название не решился бы дать и в трезвом виде.

Мужчина опускает друга на кровать, убирает одеяло в сторону, чтобы укрыть минутой позже, и стягивает с ног обувь.

— Я недостаточно пьян, — Юньлань недовольно мычит, — я не смогу заснуть.

— Ты заснешь, — Вэй мягко касается рукой чужого лица, пальцами скользит по лбу, секундой позже запуская их в растрепанные волосы, — и когда наступит утро, я буду здесь, чтобы разбудить тебя, хорошо?

Чжао чувствует тепло, разливающееся по телу из-за нежных рук, забывается в этом ощущении так сильно, что едва не пропускает мгновение, как глаза его послушно прикрываются. И в момент этот он мог бы поклясться, что усыпила его какая-то нечеловеческая сила, волшебство, мог бы бороться с накатившей сонливостью, попытаться сделать хоть что-нибудь, но в действительности едва ли способен лишить себя такой приятной неги.

— Я буду здесь, чтобы разбудить тебя, — ускользающее сознание ловит тихий шепот у самого уха, — я всегда рядом с тобой.

— Не имеет значения, сколько времени потребуется, не важно, где-

Чжао Юньлань чувствует, как сердце его снова сбивается с ритма. Он чувствует, что просыпается. Все окружающее медленно тает, растворяется, и он остается в пустоте совершенно один. Стоит в трех шагах от него, но невыносимо скучает. Хочет подойти ближе, прикоснуться, чтобы поверить в его реальность, но способен только стоять на месте, разглядывая его лицо, чувствуя радость и огромную боль.

Он знает, что у них совсем мало времени. Знает, что придется расстаться.

Знает, но готов держать его в руках до последнего, когда в действительности не может ступить и шага ближе.

— Однажды мы с тобой вновь встретимся.

— Хорошо, — произносит совсем тихо.

Его губы трясутся, но он усиленно кривит их в улыбке. Она ломается тут же, уголки губ его ползут вниз, признавая поражение, не способные бороться с настоящими чувствами, но он очень упрям. Знает, что не может показывать слабину в этот момент, иначе обещание, данное им, потеряет всякую ценность. Из глаз его вниз срываются слезы, и Чжао кажется, что он тоже. Срывается. В пропасть.

Он улыбается так горько, что у самого слезятся глаза. Если бы в своих снах Юньлань мог бы говорить, он попросил бы мужчину не улыбаться, когда болит. Если бы он мог бы говорить… Чжао вздрагивает всем телом. Он говорил. Совсем тихо, едва слышно, но он говорил.

Чжао понимает все так скоро, что не успевает даже испугаться. Он уже не спит. В квартире с ним только Шэнь Вэй. Стоит открыть глаза, он уверен, перед глазами обязательно будет чужое лицо.

Это был он. Это всегда был Шэнь Вэй.

Чжао подскакивает на кровати, поднимается на дрожащие ноги, взглядом замирает на чужом взволнованном лице.

— Что ты сказал? Повтори!

— Я сказал, — произносит испуганно, руки вперед протягивает, но замирает, неуверенный, — что однажды мы с тобой встретимся снова.

Юньлань вспоминает. Вспоминает ребят из специального отдела, сбежавших наружу дисинцев, их войну. Он вспоминает Шэнь Вэя. Первую встречу, студентку из университета, которую так пытался защитить, вспоминает рукопожатие, вечера, которые проводили вместе. Все улыбки, споры и откровенные ссоры.

Вспоминает его смерть. А после — и свою.

Казалось, что будет страшнее, но он принимает свою прошлую жизнь и перерождение удивительно просто. Может, потому, что уже видел все это в своих снах. Может, потому, что рядом с ним Вэй.

— Как давно все вспомнил ты? — Не объясняет, но по взгляду его профессор тут же все понимает. Он раскрывает рот, неверующе подходит ближе, рукой дрожащей касается плеча.

— Всегда, — шепчет осторожно, — я помнил всегда.

Глаза Шэнь Вэя блестят от слез, он не способен скрыть дрожь в пальцах, которыми с силой хватается за чужую футболку, счастливая улыбка на губах его ломается из-за гримас, она разбивается осколками, но так лицо молодого профессора становится только привлекательнее. Юньланю всегда казалось, что невозможно одновременно испытывать опьяняющую радость и ужасную боль, будто дикими хищниками терзающую ребра, сжирающую слабое сердце, но теперь, собирая чужие слезы губами, он понимает, как глупо ошибался.

— Не имеет значения, сколько времени потребуется, — голос Шэнь Вэя срывается, — не важно, где, я говорил тебе, — касается чужого лица дрожащими пальцами, — я говорил-

— Ты говорил, — Чжао гладит его по голове. Хочется кричать от того, как много он чувствует в это мгновение, но он только сильнее прижимает к себе своего профессора, будто боясь, что тот может исчезнуть в любую секунду, — спасибо за то, что нашел меня снова.

— Даже не думай, что можешь оставить меня и в этот раз, — Шэнь обнимает мужчину, прижимается к костяшкам его пальцев губами, — я больше не отпущу тебя, слышишь?

— Не отпускай, — Юньлань с нежностью поправляет чужие растрепавшиеся волосы, рукой в них зарывается, мягко гладя. Мужчина знает, что этой ночью они уже не смогут уснуть, но завтра, завтра вечером он обязательно ляжет спать и впервые за столько лет сможет заснуть крепким сном, не выпив перед этим и глотка алкоголя, потому что Шэнь Вэй будет рядом. Не только этим вечером. Всегда.