Море и небо — два символа бесконечности. 

Тёмные, практически чёрные волны омывали песочный берег, пока молодой волшебник стоял и смотрел в небо, бегая взглядом с одних звёзд на другие. Солоноватый вкус оседал на губах, в волосы впитывался запах йода. Гарри вдыхал морской воздух и наконец мог дышать полной грудью без сковывающей в тиски боли от потери самого главного в своей, оказывается, полной предательств жизни. Поттер любил море ещё когда ни разу его не видел, но стоило им встретиться — он понял, что терял многое. При ярком солнечном свете вода была лазурной, такой прекрасной, что по спине пробегала дрожь наслаждения, при холодной луне волны темнели, становились загадочней, отражая в себе сияние небесных тел. Принц, лишившийся короны, подумал, что последние недели были адом на земле и ему стоило бы отдохнуть в другом месте, но…море влекло, пело ему песню бриза и устраивало танцевальное представление в свете луны. Он не мог ему отказать.

В голове всплыли недавние кровавые события, и юноша поёжился. Потерять Тома, его любимого Тома, было неописуемо больно, будто кто-то безжалостно выдрал часть сердца из груди и прямо на его глазах стёр в порошок. Его тогда едва оттащили от недышащего эльфа, пока Гарри пытался его разбудить, надеясь услышать стук сердца. Но его не было, а Риддл начал медленно остывать. Поттер тогда не думал ни о мёртвой сестре, ни о примчавшемся брате, что впервые за столько лет прижимал к себе и шептал на ухо успокаивающие слова, которые точно ничем не помогут. Он не сопротивлялся, пока Северус, сверкая своими чёрными глазами, вливал в него усиленное успокоительное. Да что уж! Гарри даже не мог припомнить того момента, как Генри снял с него обеты, даря возможность уехать из Ориона. Только зачем? За кем ему было ехать, если Том мёртв? Поттер не понимал, провалившись в такую глубокую прострацию и безразличие ко всему, что чуть едва не запер сам себя в сознании. Благо, Северус как всегда своими действиями мог поднять и мёртвого из могилы. А с феями, оставшимися без поддержки в лице маленького принца объяснялся Эммануил, вызвавшийся хоть так помочь ему.

Поттер хмыкнул и, решив, что ничего ему за это не будет, плюхнулся прямо в мелкий песок, не страшась запачкать мантию. Он посмотрел на скрытый горизонт, сливающийся с морской гладью вдали.

Потом его забрали в Мару. Можно сказать, потащили силком, не дав сказать ни слова друзьям или народу. Впрочем, вряд ли у Гарри бы получилось связать хоть пару предложений воедино: перед глазами ещё долго стояли брызги крови и тускнеющие алые глаза. Юноша тогда не спрашивал, что сделали с телом, или когда будет похоронная церемония, нет, он по приезде пошёл сразу же на этот пляж, прячась ото всех. Ему пытались что-то объяснить, но все предложения, начинающиеся со слов «Том», «Риддл» и «Милорд» пролетали куда-то мимо сознания, не желая задерживаться и в без того воспалённом болью мозге. Он нашёл свою отдушину в солёной воде и мог сидеть здесь сутки напролёт, бездумно смотря на покачивающиеся волны, словно душевнобольной. Гарри попросту сломался.

Он знал, что Элизабет похоронили в фамильном склепе, решив не раскрывать народу её роль в смерти прежних короля и королевы. Теперь все в Орионе думали, что принцессу укусила ядовитая змея в лесу, что, в общем-то, было практически правдой. Но Гарри не жалел о её гибели, даже больше: когда он пришёл в себя, то расплылся в такой кровожадной улыбке, что даже Северус качнулся в сторону. Поттер был рад, что та уже покинула этот мир, ведь иначе он бы с удовольствием ей помог.

Побережье Топаза, моря, ставшего его лучшим другом на чужой земле, было родным. Ни свой замок в Орионе, ни дворец в Маре не стал для него чем-то настолько близким, каким стали лазурные волны.

Сейчас, оглядываясь назад он мог бы без преувеличения назвать тот период самым ужасным в его жизни. Зато сейчас, словно после самого тёмного часа наступает рассвет: совсем скоро родит Астория, которая была только рада кандидатуре Гарри на роль крёстного отца своего ангелочка (Поттер и сам так называл ещё не родившегося Скорпиуса), Драко оказался таким же чудесным другом, как и Рон, пусть Поттер и прекрасно понимал, что эльфу всё же больше важна выгода для собственной семьи. Северус расцвёл, сменил траурные одеяния на пусть и такие же тёмные, но всё-таки не чёрные, открыл свою лавку, спонсируемую королевской семьёй прямо в центре Мары и чувствовал себя невероятно счастливым, — это Гарри понял по менее хмурому, чем обычно, лицу.

Король же, увидевший, кого ему привезли из поездки к волшебникам, промолчал, привыкнув во всём слушаться последнего сына. Если Том приказал доставить этого зеленоглазого мальчишку в их королевство, то так оно и будет.

Гарри посмотрел на небо. Ему с лёгкостью удалось найти среди ярких горящих точек созвездие Дракона, и самодовольно дал ему имя «Драко», — хотя, вообще-то, это Малфой назван в честь звёзд, но ему было всё равно. С разрастающимся интересом он принялся выискивать созвездие «Воительницы» в Гамме Ориона — Беллатрикс, что стала для него второй матерью. Бель не могла иметь детей и всю свою заботу выливала на Поттера, чему тот был очень рад. Решив подарить Астории звезду под названием Апполион, находящуюся в созвездии скорпиона, он задорно улыбнулся. Всё-таки, эта эльфийка была похожа на это существо.

Юноша так увлёкся разглядыванием неба, что заметил появление другого человека только тогда, когда тот опустился рядом, вжимаясь в его спину и целуя в затылок. Приятная, обволакивающая теплом и нежностью магия взвилась вокруг него, стараясь подластиться. Гарри счастливо улыбнулся и прикрыл глаза, боясь, что это всё проказы его утопающего в агонии сознания. Но нет, всё было реальностью.

— Чем занимаешься? — ласково в самое ухо прошептал самый любимый голос. Том Риддл, буквально вернувшийся с того света, сейчас бережно прижимал его к себе, утыкаясь лицом в поттеровскую макушку, из-за чего его слова звучали приглушённо, среди плеска волн. 

Когда Гарри, как всегда потерянный и несчастный, однажды вернулся с побережья и увидел самодовольно восседающего в кресле Риддла, то грешным делом подумал, что всё-таки скинулся со скалы, как часто думал сделать. Но стоило живому и тёплому Тому подойти, взять его лицо в свои ладони и нежно поцеловать, как Поттер разревелся, прижимая эльфа к себе настолько сильно, что, казалось, хотел слиться с ним воедино.

— Называю звёзды в честь людей, которых я люблю, — предельно честно отвечает волшебник, пожав плечами. Он откидывает голову на плечо любимого, устраиваясь поудобнее. Запах кофе и бумажных страниц смешался с морским бризом, и Гарри начал медленно терять голову от этой смеси.

— Вот как, — мужчина хмыкает, прижимаясь губами к бьющейся жилке на шее Поттера. Тот вздрагивает от пробежавших по телу импульсов удовольствия и судорожно выдыхает. Хочется ещё. — Получу ли я звезду? — эльф прикусывает нежную кожу, оставляя на ней красноватый след, и, будто бы извиняясь, тут же зализывает кончиком языка. Гарри выдыхает тихий, практически неуловимый стон, смешанный с шумом бьющихся волн.

— Ты получил солнце.

Поттер разворачивается в кольце шарящих по телу рук и впивается изумрудными глазами в лицо любимого человека, которого, казалось, потерял навсегда. Но то ли боги, то ли сам Риддл сжалились над ним: тот сейчас сидит напротив, от возбуждения дышит прерывисто и смотрит своими кровавыми глазами с расширившимися зрачками на Поттера, словно он единственное, в чём Том нуждается. Гарри любим, — пусть даже эльф этого ни разу не говорил, — и желанен. Гарри медленно, словно подбираясь к хищнику, поднимает руку и практически невесомо гладит лицо эльфа, будто слепой, изучающий мир и пытающийся запомнить Тома.

Мужчина бережно сжимает покоящуюся на своём лице небольшую ладонь, отнимает от кожи и целует в синие вены на запястье. Его Гарри так сильно похудел за то время, что его не было, что становилось страшно лишний раз на него дышать. Том Марволо Риддл впервые в своей жизни чувствовал вину. Чего ему стоило ещё тогда рассказать маленькому принцу о крестражах, чтобы тот, в случае чего, не переживал так сильно? Понадеялся, что ничего не случится? Зря, с Гарри всегда что-то да происходит. После смерти обычно летал рядом в виде бестелесного духа и прекрасно видел, как медленно угасает жизнь в его милом Гарри. И оттого злился на всех сильнее обычного: на Барти, который так медлит с подготовкой к ритуалу, на Северуса, который никак не мог спасти Поттера. Но больше всего он в те моменты ненавидел себя.

Поэтому, сразу же вернув себе тело, он помчался не к Гарри, одиноко сидящему на берегу, а к королю, дабы перенять от него все полагающиеся регалии. В лицо своего юного волшебника он посмотреть откровенно боялся, чувствуя неподъёмный груз вины. Когда он-таки собрался с силами и показался перед Поттером, то понял, насколько сильно скучал. Он не думал, как назвать это чувство, сковавшее сердце в надёжные тиски, состоящее из смеси нежности и горечи.

В тот вечер он впервые мог лично утешить Гарри, прижимая всхлипывающего волшебника к груди и шепча какие-то глупости до тех пор, пока тот, вымотавшись, не заснул тревожным сном.

Мужчина, вынырнув из неприятных воспоминаний, затащил несопротивляющееся тело своего жениха на колени и принялся целовать жарко и глубоко, покусывая начинающие припухать губы. Эльф залез одной рукой под тонкую рубашку, сжимая бок Гарри до синяков. Поттер прижимался теснее, зарываясь пальцами в отросшие волосы, и лишь довольно постанывал, когда их языки касались друг друга.

— Секс на пляже, Том? Как пошло, — слизнув ниточку слюны, хитро усмехнулся юноша, прижимаясь ближе к тёплому и сильному телу. — А если кто-нибудь увидит? — томно шептал он на ухо своему будущему мужу, развратно потираясь пахом о бедро эльфа.

Мужчина рыкнул, впиваясь губами в трогательные родинки под ключицей, — что мог сделать благодаря глубокому вороту рубашки, — оставляя на них знак принадлежности. Он провёл по ним кончиком языка, соединяя звёзды в единое созвездие, под тяжёлое дыхание Поттера над ухом.

— Тогда я вырежу этому смельчаку глаза и сотру память, — Гарри рассмеялся на грозный тон Тома, прекрасно понимая, что Риддл не шутит, именно так и сделает. Однажды уже был похожий случай, но Поттеру удалось отговорить эльфа от кровавых расправ, ограничившись лишь стиранием памяти.

Эльф тем временем нетерпеливо тянул вверх тонкую ткань рубашки Поттера, намереваясь скинуть ненужную тряпку с желанного тела. Гарри сжалился над возбуждённым мужчиной и самостоятельно снял лишний атрибут. Прохладный ветер лизнул по разгорячённому телу, и от этого контраста юноша только больше возбудился. В штанах стало нестерпимо тесно, хотелось касаться кожи партнёра, чем он и занялся, расправившись, наконец, с застёжками на одежде любимого. Поттер провёл носом по оголённой шее мужчины, вдыхая родной запах его тела, не скрытый никакими одеколонами, которыми тот любил пользоваться на приёмах. Кожа пропиталась запахом кофе и, едва уловимо, миндаля, а Гарри откровенно терял голову.

Боже, как же он его любит.

Поттер уткнулся лбом в грудь Риддла, чувствуя громкое и частое биение сердца. Мужчина, привыкший к подобным остановкам Гарри, гладил его по стройной спине и острым плечам, ведь знал, почему тот так делает.

— Ты часто прижимаешься к моей груди и слушаешь биение сердца, — сказал однажды Том, когда они с волшебником расслабленные и счастливые лежали в обнимку на разворошённой кровати. В комнате отчётливо витал запах мускуса и секса. Гарри, покрытый засосами, растрёпанный пуще прежнего, с лёгкой улыбкой на губах прижимался ухом к его груди, счастливо вздыхая, практически на каждый удар сердца.

— Однажды я слышал, как оно не билось, Том, — тихо прошептал он, смущённо вырисовывая кончиками пальцев на животе эльфа абстрактные узоры. — Так я убеждаюсь, что ты в порядке.

Риддл тогда лишь крепче прижал к себе волшебника, целуя в макушку.

Поэтому сейчас, так же сильно, как и в тот раз, прижимая к себе разгорячённое тело своего маленького принца, он не смог бы отпустить его ни на шаг, молчаливо вымаливая прощения за принесённую боль. Может, это и не любовь в привычном её понимании, но он одержим Поттером и сделает для него всё, что угодно.

Когда-то, казалось ещё в прошлой жизни, Том подумал, что оплетёт Гарри настолько крепкими путами, что лишний шаг в сторону от него станет самой изощрённой пыткой.

Только он не учёл, что это может сработать в обе стороны.