Зима выдалась невероятно холодной в этом году. Даже для декабрьской России такие высокие сугробы и такой лютый холод были удивительной редкостью, а тем более в её европейской части. Солнце скупыми и помутнённо-серыми лучами выглядывало из-за молочно-серебрянных облаков, не больше половины дня можно было такое видеть. Почти целые сутки напролёт царила полутьма, со дня сгущающаяся к ночи совершенно мрачными красками. Иногда на улицах начинала гулять вьюга, от которой нельзя было скрыться нигде. Даже у окон, казалось бы, прочных домов чувствовался призрачный сквозняк.

В такие дни с головой накрывает мягкая и туманная апатия. Это чувство наставляло лишь на одну цель - просто дойти наконец-то до дома, почувствовать уют и как холод покидает тело, укутаться в одеяло, найти на полке недочитанную книжку или, наблюдая за валящимся снегом за окошком, тихо задремать. В этом было нечто прекрасное, и чем больше мороза и снега было на улице, тем больше накрывает зимний уют и больше ценишь родных тебе людей. Но любое серьёзное занятие превращается в муку.

И кому только в голову придёт что-то организовывать в такие дни?

"Heyа, Иван! Ива-а-ан!..."

Что это за безрассудный безумец мог быть?

"Я решил, что we need to укрепить наше сотрудничество в so troublesome times for нашего блага и наших countries!"

Совсем-совсем не догадаться! Ой, где же ты, гений-детектив, Пуаро, Варнике, Марпл и Шерлок в одном лице, чтобы разгадать эту столь запутанную тайну!

Но Иван, на самом деле, не понимал немного другую тайну, а именно зачем это всё американцу. Вот на собрании до этого было всё мирно и без особых страстей, ничего подобного не ожидалось. Для него, можно сказать, даже всё было хорошо, ибо ситуация постоянно обрастала шипами, и как это было во все времена, направлены шипы, в основном, на него. А ведь его волшебная палочка-выручалочка быстро решила бы все эти проблемы, жаль, что совсем-совсем нельзя и почему-то запрещено ломать в кровь черепушки особо надоедливым. Он даже искренне удивлялся, когда агрессия была не в его сторону. Но в этот раз всё было действительно идеально тихо: никаких новых ложных обвинений на неподтверждённых фактах, новых пустых претензий, провокационных действий, невыгодных союзов и просто глупых сплетен злых языков. Честно говоря, от них устаёшь настолько, что не хочется их и разгребать, а просто укутаться в шарф и не слушать никого, будто их всех и не существует вовсе (хотя, если бы они и взаправду в один день все пропали, было бы тоже не очень-то сладко).

Таким образом, в этот день не произошло бы ничего, если бы не это самовлюблённое ходячее недоразумение, было решено лишь несколько формальных вопросов, не сильно важных, да и не сильно мелких. Самое прекрасное, что могло бы быть в такой обстановке - тишь да благодать. Посидев часок-другой, всё уже завершилось, время пролетело быстро, но его хватило, чтобы Иван успел чуть подремать, посмотреть в окно, подумать о чём-то, пару раз что-то сказать, и все уже внезапно начали расходиться. Он один из последних направился к выходу.

Вдруг его остановил звонкий и вечно радостный крик Альфреда с этим странным предложением. Широкая улыбка, сияющая на его лице и светящиеся энтузиазмом глаза выглядели непривычно, стойко держались на нём неестественно долго. Казалось, что он делает это специально для произведения впечатления. Иван даже ненадолго опешил от такого, и его губы неуклюже сжались, наивно вопрошая, пока на него сыпались сумбурные предложения.

Несмотря на то, что он чувствовал какой-то невидимый подвох, Иван почему-то согласился на встречу и, более того, почему-то не отказался взять организовать её у себя. Он сам не особо осознавал, что говорит, пока мысли были заняты поиском смысла этого предложения, ибо понятия не имел зачем ему эта встреча. Это было слишком... неясно, туманно и спонтанно. И как так просто у него выходило говорить что-то такое, вот так вот быстро склонять всех к себе и своим предложениям? То есть, пока русский пытался искренне завести друга, этот американец мог просто подойти с фирменной улыбкой во все тридцать два зуба и всё? Все с ним согласны сотрудничать каким-то мистическим образом? Даже Брагинский невольно чуть кивает ему в такт? А Альфред точно человек, а не массон-рептилоид из сверхразумной плутонянской колонии в Нибиру?

Пока Россия погрузился свои мысли, он только потом заметил, что пропустил мимо ушей добрую часть слов американца, уловив лишь где, во сколько и когда надо будет что-то делать. Стоило ему опомниться, как этот проклятый энтузиаст уже на ломанном русском вперемешку с английским пытался вежливо попрощаться и прощался далеко не по-английски. Улыбка за всё это время не спадала и словно затвердела на Альфреде маской. Непонятно только, для чего она была, ибо Иван был совершенно равнодушен ко всем этим манерностям и фамильярностям.

Спустя несколько недолгих секунд Альфред уже направился к выходу, как-то странно и неуверенно, отчего тот ещё больше перестал понимать что происходит. Выглядело это так же неестественно, как если бы маленького ребёнка заставили рассказать какой-то стих, смысл которого он понимает откровенно слабо, однако детский голос громко и уверенно будет рассказывать зазубренные слова, ожидая, что мама с папой скажут "молодец" и дадут конфетку. Чего только он добивался, если кто угодно, но только не Ваня скажет ему "молодец" и даст конфетку?

Американец вскоре спешно удалился, и только Иван остался в пустом зале наедине со странными мыслями о том, что произошло.

Кажется, вот-вот начнутся никому не нужные события по вине этого горе-выдумщика.