***
С его стороны: Ли Феликс
Это действительно было иронично. Если бы Феликсу три года назад кто-то рассказал, что он будет влюблён в Чон Уёна, бывшего Чанбина и в новой действительности — лучшего друга, он бы рассмеялся. Ведь с Чанбином всё было прекрасно, с Чанбином было хорошо, что даже о расставании никто не мог и подумать. А тут ещё и какой-то Уён, которого он на дух не переносил.
С другой стороны, если подумать, то все пути-дорожки рано или поздно привели бы к такому результату. Это как дружба, зародившаяся из-за интереса к одному фильму или кумиру. Ниточка за ниточкой — и вот он клубочек больших и сильных чувств друг другу. У Феликса и Уёна, без сомнений, ядром их чувств стал Чанбин. Благодарить его или винить теперь?
Если задуматься, Феликс никогда не испытывал ничего положительного к Уёну. Ни мгновенья с той секунды после знакомства. Он чаще всего завидовал: их дружбе, их бывшим отношениям. В разговорах с Чанбином нет-нет, да всплывало чужое знакомое имя. Оно произносилось так нежно, что...
Что Феликс терпеть его не мог.
Начиная с того момента, как ему представили Уёна. «В школе мы с ним встречались, но сейчас он самый лучший друг, я доверяю ему как себе». Чуть позже в стороне он прошептал на ухо: «Не говори ему, что мы встречаемся. Он ещё не знает, но я скажу сам. Он… слегка эмоциональный, я найду к нему подход лучше». Серьёзно?
Нет, Феликс безусловно верил в дружбу Чанбина к Уёну, но вот в дружбу уже самого Уёна к Чанбину… нет, ни за что. Взгляд влюблённый и нежный, в котором нет-нет да мелькало что-то такое, тоскливое — не то, что можно было вогнать в рамки дружбы. Чанбин — дружил, Уён — всё ещё был влюблён, а от того опасен. И хотелось бы, чтобы последний действительно знал, где начинается чужая территория.
Феликс волком смотрел на него и цеплялся за локоть Чанбина, завладевая его вниманием. Потому что всегда Чанбин поворачивался и смотрел на него с влюблёнными искрами в глазах. Пусть Уён завидует.
Но в целом, в кругу друзей и приятелей Феликс вежливо кивал и улыбался Уёну. И общаться не стремился: он выходил из комнаты, садился на противоположную сторону, чаще отказывался, если знал, что среди них будет Уён. На скандалы тоже не пытался нарываться и не пытался язвить в ответ. Ведь это было всё глупо, подозрения о чужой влюблённости построены на собственных догадках. Чанбин расстроится, да и все их друзья тоже, если почувствуют напряжение между ними.
Хмурое настроение Феликса замечали только его университетские друзья: Сынмин да Дэхви, но чаще всего они отмалчивались. И украдкой в утешение, чуть сильнее чем обычно, сжимали за плечи. Они часто выслушивали опасения Феликса, но уверяли, что в глазах Чанбина — Феликс единственное веснушчатое солнце.
В какой же момент все поменялось?
В памяти Ликса сразу всплывает тот день, когда на его пороге оказался Чанбин, за руку ведущий заплаканного и поникшего Уёна. Подавив в себе желание надеть по кастрюле на каждую голову, Феликс только спросил:
— Что случилось?
— Он поссорился с родными и сбежал из дома, дурак. И ему больше некуда идти, а домой сам понимаешь — даже не думает возвращаться... К своим я тоже не могу отвезти, далеко, а я и так опаздываю на работу, что начальник грозился уволить. Это ненадолго, я сразу же после работы сюда. Мне больше некому доверять, приютишь его на некоторое время?
Феликс вздохнул. Это один из запрещенных приемов: он с самого детства был сочувствующим и добрым мальчиком. Слегка резковато, но он всё же перехватил ладонь Уёна и выдернул её из пальцев Чанбина, заводя не соображающего парня в свою квартиру. И с чистой совестью, маскируя за шуткой, дал пинка под зад Чанбину, мол, бегом на работу, двоих кормить за свой счёт он не собирается.
— Ты лучший, знаешь? — на обеих щеках Чанбин оставил по поцелую и вихрем унёсся на работу.
В квартире же Феликса наступила напряжённая тишина. Интересное явление — бывший и нынешний в одиночестве на одной территории. Только Чанбин мог додуматься до этого. Хотя нет, Чанбин и вовсе не думал, поэтому так и случилось.
Феликс критически осмотрел Уёна, переминающегося на пороге в одной футболке. Насколько он помнил, сегодня на улице хоть и весна, но было не выше десяти градусов тепла. Вот ещё один, в голове у которого не было ни единой мысли.
— Замёрз? — едва заметное мотание головой. — Ты ел? — ответ всё тот же.
Феликс вздохнул.
— Ты телефон хотя бы с собой взял? Чтобы родные не искали тебя по больницам, а могли дозвониться?
На этот раз ответом был робкий кивок.
— Молодец, хоть до этого додумался. И обуться успел, — он также критически уставился на шлёпки, явно домашние. А после скомандовал. — На кухню.
Сам Уён, конечно, не пошел, поэтому пришлось вести за руку, словно ребёнка. И всё также его понадобилось усадить, накормить горячим супом, сунуть кружку с растворимым кофе — чанбиновская заначка, ведь Феликс не любит кофе.
— Чанбин обычно пьет его, — рассеянно заметил Уён, отпивая. Рука Феликса дрогнула, и он расплескал свой чай, едва не заработав ожог.
«Не говори о Чанбине!», — обиженная детская мысль металась в голове, но внешне Феликс старался не потерять самообладания и не кричать на и так расклеившегося человека.
Он искоса посмотрел на Уёна, но взгляд последнего был задумчивым и пустым. Вероятно, что тот просто не понимал — думает вслух или думает про себя, поэтому Феликс решил не придавать значения брошенной фразе. Но вот укол внутри оказался чувствительный.
— Что случилось дома? — Феликс попытался проявить заинтересованность в беде Уёна, хотя, если честно, интереса не было.
— Поругались со старшим братом. Мы редко ссоримся, но… весьма обидно, — кривоватая улыбка. — А мама оказалась на его стороне. Если честно, мне стыдно, что я наговорил им много ужасного, поэтому и ушел. Очень стыдно, я неблагодарный сын.
Уён спрятал лицо за ладонями и заплакал.
Феликс вздохнул. Он придвинулся ближе, чтобы коснуться, чтобы погладить, растворить под пальцами чужую грусть.
Его родные в Австралии. Редкие звонки, редкие разговоры: он всегда сильно занят учёбой и жизнью в Корее. Он немного завидовал Уёну, что его заботы крутятся вокруг родных. И неясно почему, но он внезапно почувствовал — Уёну нужно подарить утешение, втянуть в действительно дружеский разговор.
— У тебя есть старший брат? Чанбин не рассказывал…
— Да, — Уён поднял голову. Губы тронула лёгкая улыбка. — И ещё младший. Нас трое у родителей.
— Забавно, знаешь, мы похожи, — Феликс задумчиво поболтал ложечкой в своём стакане. — Только у меня сёстры: старшая и младшая. И, скажу тебе, быть братом в окружении девиц — это то ещё испытание.
— Правда? — глаза Уёна загорелись — казалось, что он начисто позабыл о своих тревогах. — И что, часто ссорились?
Слово за слово и так до самого вечера. Феликс даже забыл о том, почему Уён в его квартире, почему он так недолюбливал его временами. Вместе они даже начали смотреть какой-то смешной фильм, но Уён, на голову которого упала тысяча впечатлений, почти сразу уснул на диване. Феликс накинул на него покрывало и уставился в экран телевизора, но уже даже не вникал в сюжет.
Из разговоров стало ясно — они чем-то похожи. Тактильные и любящие объятья с близкими, любят людей и одаривать их вокруг своим вниманием и признательностью. А ещё — влюблённые в одного и того же, — в Чанбина.
***
С его стороны: Чон Уён
— Феликс, — Уён поднял уголки губ и кинул взгляд на пожимающего плечами Чанбина, — рад тебя видеть.
Нет, никакого яда в голосе, вы что.
— Взаимно, — Феликс кивнул головой и тоже устремил свой взгляд на Чанбина, даже не попытавшись начать игру в “гляделки”. Это было дико даже для Уёна: так сильно кого-то недолюбливать. Что-то внутри требовало срочно выстроить стену, выставить копья и готовиться к удару. Феликс казался странной опасностью, будто случайно выбранной мишенью. Уён изо всех сил старался не задевать, потому что слишком очевидны были бы нападки.
Чанбин бы сказал: «Не будь с ним так груб» или «Не будь таким вредным» — потому что эти слова Уён уже неоднократно слышал. Он не хотел бы снова вести беседы по поводу своего характера или их с Чанбином нынешних отношений. Или отношений Чанбина с кем-то.
А уж об их отношениях с Феликсом слышать тем более не хотел. Это как красная тряпка.
Оставалось принять предательство Чанбина — приглашение Феликса вместе с ними прогуляться и поужинать — и продолжить общение, будто и не было желания плеваться ядовитыми словами или зацепить очевидным вопросом: «Зачем ты здесь?».
Ещё меньше, конечно, Уёну хотелось бы задаваться вопросом: «А зачем здесь я?», когда Чанбин и Феликс отдалялись от него, не заметив, как он безмолвно остановился ещё на перекрестке.
Эй, разве это Уён с ними гуляет, а не Феликс — с ними?..
Уён положил перед Ёсаном телефон и несколько раз пальцем нажал на экран: «Я. Уже. Не могу». Ёсан отложил тарелку и ложку, отобрал телефон и скептически посмотрел на фотографию.
— И?
— Сколько можно с ним общаться, — Уён пнул стул, тяжело грохнулся на него рядом с другом, скрестил руки на груди и уставился на Ёсана. Ждал реакции. У Ёсана для него была всегда одна:
— Они друзья.
— Да счас! — тут же взъерошился Уён. Он ударил по столу, и Ёсан с сожалением посмотрел на разбитые костяшки рук Уёна. Теперь ещё и ладони будут красные. — Друзья, они, ага! Ночами в твиттере пишут друг другу, скрины кидают, общаются они, друзья! Что-то не припомню, когда в последний раз Чанбин со мной хотел сфотографироваться и выложить фотку в инсту… Друзья, ха! С ним чуть прогулка — сториз. И у Феликса!..
— Уён…
— ...Я пишу Чанбину, говорю: «Прогуляемся?», а он: «Ой, я работаю, давай позже?». А он, знаешь, что? — Уён наседает на Ёсана, но Ёсан привык и терпит удар по плечу, терпит, как Уён дёргает его за рукав, начинает по-детски канючить и злиться: — Он с Феликсом! Феликс в инсте сториз запостил: они там в студии сидят, хорошо, если не ебутся…
— Уён, я уверен, что они только друзья. Чанбин бы тебе точно о таком сказал, — Ёсан устал повторять одно и то же, но Уён его не слышит и слушает. Эта часть в его характере всегда пугает — упрямая уверенность, которую он оправдывает интуицией. Он знает, он чувствует, он не успокоится, пока не поймёт или не узнает. Именно поэтому Ёсан делает вид, что не находит ничего подозрительного в близком общении Чанбина и Феликса. Притворяется, что не видит, как повторяется, как под копирку, сценарий, который уже однажды наблюдал у...
Ёсану лучше помолчать. Снова. Не его это дело вовсе.
— А что, если это из-за него он меня и бросил…
— У тебя помешательство, забудь о нём. Ты ведь так старался.
— Он на него так смотрит…
— Я тоже на него смотрю, но мы всё ещё друзья, — Ёсан закрывает вкладку инстаграма, выходит с фейка Уёна, ищет в контактах номер Чанбина и показывает последние сообщения: — А вот по твоим сообщениям видно, что раньше вы ебались. И что тебе до сих пор охота.
Уён краснеет, телефон выхватывает и прячет в карман брюк, но никак не комментирует. Насупившись, обдумывает свой очередной план или чувства. Ёсан же просто рад в тишине доесть суп — правда, остывший, в отличие от Уёна.
Они никогда не были друзьями — и Уён это понял с самого начала.
В момент, когда Чанбин сказал: «Я встречаюсь с Феликсом», — что-то надломилось и рухнуло в развалинах чувств. Это была надежда: хрупкая постройка, которую разрушил чужой возвышающийся замок.
Чанбин должен был признаться Уёну, что и сделал, попросив прощения. За что извиняешься, Чанбин? За то, что предложил расстаться, придушив френдзоной, или за то, что выбрал в спутники единственного человека, которому не хотелось бы тебя отдавать?
Уён принял бы любую новую пассию Чанбина, но не хотел принимать Феликса.
— Удачи в отношениях, что мне сказать, — он наигранно засмеялся и уткнулся в меню, словно и не был огорошен новостью, словно голова не разболелась за минуту от тяжелых мыслей и вопросов, которые задать было попросту нетактично. Что ты в нём нашёл? Что в нём увидел такого, что не нашёл в Уёне? Что тебе не хватало, чтобы продолжить любить? Низкого глубокого голоса или, может, такого же глубокого горла?
Уён давился ядом, надеясь скорее уже расплавиться и не существовать в мире, где приходилось быть лучшим другом для человека, в которого, кажется, всё ещё влюблён.
Как же тебя забыть… Как тебя возненавидеть?
Уёну хотелось уже отпустить Чанбина.
***
С его стороны: Ли Феликс
Феликс никогда не следил ни за кем в социальных сетях — это было утомительным. Даже когда Чанбин познакомил его с Уёном и время от времени зависал где-то с ним. Он просто не хотел расстраиваться и портить себе настроение. В конце концов, с ним Чанбин был искренним и многое рассказывал. Он заслуживал доверия и никогда не предавал его. Единственный недостаток — студия Чана, в которой он частенько зависал на целую ночь.
Чужие социальные сети действительно не были интересны Феликсу. Но после искренних дружеских разговоров, после того как какой-то ком негодования и настороженности к Уёну прошёл… у Феликса проснулся интерес. Маниакальный, как сказал ему Сынмин.
«И ничем это хорошим не закончится», — крутилось в голове голосом друга.
— Это ничем хорошим и не начиналось, — пробормотал Феликс, заходя на страничку Уёна в инстаграме. У того новый пост и новая сториз. Феликс не лайкал, не реагировал, а просто молча пролистывал, надеясь, что Уён не следит за тем, кто просматривает его истории. А если и следил, то ни о чём не задумывался и не придавал значения, что Феликс часто теперь мелькает среди других людей.
Он уже две недели так следил за Уёном, и узнал все его социальные сети и даже подписался в тиктоке. И, кажется, знал о нём столько же, сколько о Чанбине или своих друзьях.
Первое, так это то, что они с Уёном учились в разных университетах. Уён в Сеульском Университете Искусств на режиссёра, а поэтому время от времени снимает смешные и интересные видео, сам же Феликс учился в Национальном Сеульском, по обмену с международного факультета. Лучший друг Уёна —Ёсан; тот появлялся едва ли не в каждом новом видео, каждой новой фотографии. Да даже в твиттере мелькало его имя.
Обнаружилась ещё одна общая черта: Уён готовил. Часто и много, в основном — корейскую еду. И Феликс ловил себя на мысли, что хотел бы научиться этому, ведь в основном он сам готовил сладости или что-то под свой вкус, что было привычным для Австралии.
В сториз Уёна появлялись часто смешные фотографии его друзей, в постах — фотографии природы или приготовленной еды. Но редко бывали там его собственные фотографии, если только с кем-то и большой компанией.
— Почему он никогда не выкладывает свои фотографии? — пробормотал Феликс, быстро просмотрев страницу Уёна перед началом пары.
— Я тебя умоляю, ты снова сталкеришь за ним? — Сынмин вырвал телефон из рук. — Серьёзно, если бы я не знал, то подумал, что у тебя безответная влюблённость к нему. Хви, хоть ты повлияй!
Дэхви, сидящий сбоку, только пожал плечами.
— Это забавно со стороны, поэтому я не вмешиваюсь.
— А надо осуждать! Я — осуждаю!
— Остынь, — Дэхви лениво потянулся. — Ты ж его знаешь, пока лампочка не перегорит в голове, не успокоится.
«О. Господи. Боже. Мой», — красной строкой бегала единственная (как и всегда) мысль в голове. Лампочка в голове Феликса действительно перегорела, но эффект был обратный.
Феликс, подписанный в тиктоке на Уёна, забылся и отправил ему в личку забавный видос. Что-то там про людей и забавные диалоги между ними. Он сам такие снимает, а значит любит, ему понравится точно — вот в чём был уверен Феликс. А уже после того, как палец нажал на кнопку отправки, задумался, кому и что он отправил.
— Я отправил Уёну тикток! Как его удалить? Там же уведомление сразу приходит! — начал кричать он Сынмину, едва тот поднял трубку.
— Ты похвастаться звонишь? — вздохнул на том конце провода Сынмин.
— Не смешно! Помоги мне! Давай украдём его телефон! Взломаем аккаунт! Быть может, у Хви есть знакомые с информационных? — истерика нарастала по восходящей.
— Во-первых, ты сам подписался и сам отправил. Во-вторых, пока ты придаёшь значение этому, то и остальные будут придавать то же значение. Забей, — он на секунду замолк, а после выдал со смехом. — Хви прав, это смешно наблюдать со стороны.
Феликс ничего не ответил, а только недовольно скинул звонок. И попытался не придавать никакого значения.
Но три дня спустя Уён, безмолвно и неожиданно, сбросил в ответ Феликсу новый тикток.
***
С его стороны Чон Уён
Сделай вид, что не заметил. Отвернись, проигнорируй этот несчастный взгляд из-под длинных ресниц. Забудь.
Однако Феликс вдруг совершенно радостно замахал руками, как будто встретил старого друга. В кафе так легко было затеряться, но не получилось. Внутри Уёна что-то стыдливо сжалось. До недавнего времени он продолжал называть Феликса “пассией” Чанбина, долго не имея сил преодолеть в своём комплексе последнюю ступеньку. Было стыдно за это. Стыдно настолько, что Уён сначала спрятал свой взгляд, почувствовав незаслуженную радость. Феликс так взбодрился от случайной встречи… А ведь Уён про себя только недавно начал думать, думать о нём по имени.
«Феликс».
У него даже имя было лёгкое и светлое, как и взгляд.
Как и всё его существо.
Смиренное?
Уён отмахнулся от воспоминания, которое беспокоило его так долго. Смирившийся с участью чужой вздох. Руки на кружке с кофе. Пальцы на плече. Приободряющая и от того неправильная добрая улыбка. Объятия — теплее и крепче, чем любой из страстных порывов Чанбина. Ты что, ангел? Святой? Жалеть человека, которого так сильно взаимно невзлюбил? У тебя чувств нет, дурак, сам себе по сердцу режешь? Отпусти и выгони прочь: не твои это проблемы. Не твой друг. Не твой близкий.
Даже не твой бывший.
Уён замирал даже сейчас, когда вспоминал, что в какой-то момент опустил голову на колени Феликса и тихо захныкал, без слёз завыл. Шею щекотали прикосновения, утешающие поглаживания: «Всё будет хорошо».
Так стыдно было признаться, что тот, кому не доверял ни толики из своего “я”, оказался надёжнее и ближе человека, которому когда-то подарил себя.
Чанбин бросил его снова — только в этот раз аккуратно переложил ответственность на самого удобного человека в собственной жизни. Уён про себя ядовито усмехнулся, но осуждать и жаловаться не смел. В его руках была кружка с кофе, его одели и разрешили переждать столько, сколько понадобится.
«Тебе хочется закрыться и пережить это в одиночестве, но, уж прости, я не оставлю тебя одного в таком раздрае переживаний» — сказал Феликс, поймав Уёна за руку у выхода и запретил убегать.
Сумасшедший добряк.
Уён злился на себя, потому что боялся. Уёну было так страшно смотреть в глаза человека, которому его предпочли. В глазах же Феликса отражался свет от яркого экрана, играли тенями силуэты героев сюжета. Уён не помнил ни одного имени из фильма, но из собственной истории вдруг вычеркнул слово “пассия”.
Остался только “Феликс”.
«И, кстати, — сощурился Уён о собственных мыслей. — Почему это ты снова один».
— Привет?
— Ты спрашиваешь или утверждаешь? — Уён поспешно прикусил язык. — Привет.
Пустое место напротив Феликса занял Уён, раз Чанбин великодушно не пришёл. Ёсан был прав — история повторяется.
— Что-то случилось? Странно, что ты в кафе здесь один, — на режиссёрском его научили хотя бы толике актёрского мастерства. Конечно, здесь не будет Чанбина. Иначе Феликс не окликнул Уёна. Нужен он ему, когда есть Чанбин… — Ты с Чанбином?..
— Нет, — тяжёлый вздох. — Он только что звонил, снова останется в студии.
Уён не хотел забивать голову тем, почему и как долго Чанбин проводит в своей студии, раз забывает о свиданиях с собственным парнем. Феликс выглядел просто волшебно. Уён не дурак. Никто не стал бы ради простой встречи так наряжаться.
Какое счастье, что здесь есть хоть кто-то, способный оценить всё очарование.
И как хорошо, что веснушки Феликса сразили даже Чанбина… Никакого макияжа, Уён бы не пережил такое предательство. Он смотрел на тонкую светлую кожу всю в мелких светлых созвездиях и ещё усиленней отвлекался на телефон. Даже если просто полистать тикток — засматриваться на чужого парня, как минимум, неприлично.
Засматриваться на парня твоего бывшего — это вообще какой уровень иронии? Постирония современного мира или история личной жизни Уёна просто слишком отличается от среднестатистической?
— Ты сейчас чем-то занят? Я не сильно отвлекаю тебя?
Засматриваться на парня твоего бывшего — это вообще какой уровень иронии?
«Отвлеки меня, пожалуйста, я не могу на тебя не смотреть».
— Я хотел сегодня поснимать для университетского проекта. Вот и фотоаппарат с собой есть, — Уён вовремя вспомнил о работе. — Но ещё не придумал, что или кого, — он смотреть на освещённый полуденным светом силуэт Феликса и врал, как никогда ловко: — Друзья все заняты — у них пары, а нас отпустили — препод заболел. Вот, ищу вдохновения.
— Сынмин говорил мне, что недавно был в парке у Ханган, и там увидел красивые цветы гибискуса… — Уён нетерпеливо застучал ногой по полу: гибискус, гортензия да хоть ромашки, пойдём уже! — ...хоть мы ходили недавно, и это действительно красиво. Может… сходишь?
«Что? Один?» — испуганно отшатнулся Уён.
Он уже возвёл замки и готовился к ночному рандеву с обработкой фотографий…
— Я бы мог показать где, там красиво, ещё перекусить можно, вдруг и вдохновение найдёшь…
— Стоп-стоп, когда ты начинаешь быстро тараторить, я не понимаю.
Особенно Уён не понимал, в какой момент они стали друзьями или хотя бы хорошими приятелями, чтобы он так нетерпеливо ждал прогулки? Не так быстро, Чон Уён, притормози. Или ты всерьёз думаешь, что!..
— Хочешь сказать, что бросаешь на сегодня Чанбина и идёшь на свиданку со мной?
Отрицай, Феликс, ну.
Пожалуйста, скажи “нет”, а не смотри так несчастно и грузно.
Это ведь шутка!
Шутка.
Да?..
***
С его стороны: Ли Феликс
Феликс недовольно барабанил пальцами по деревянной подставке. Вы такого не ожидали и вот опять: Чанбин сорвал очередное их свидание, когда Феликс уже сидел в этом чёртовом кафе и ждал, когда благоверный приедет.
Что-то там в духе: «У меня студия, муза Музыки, нужно с Чаном записать песню». Да чтоб сгорела ваша студия. Но только без самого Чана, хён — он хороший.
Возможно, что Чанбин прокрадётся поздно ночью в его квартиру и тихо ляжет рядом, а утром Феликса разбудят тёплые объятья… но прямо сейчас хотелось больно пнуть Чанбина в голень. Хотелось выпустить пар и излить кому-то негодование, чтобы отпустило.
Феликс уже хотел было набрать Сынмина и пожаловаться тому на несправедливую жизнь, когда мимо брошенный взгляд ухватил нечто знакомое за соседним столиком. Он повернул голову и едва ли не вздрогнул: Чон Уён собственной персоной. Возможно, Вселенная решила снова посмеяться.
И вдруг словно снизошло озарение — это в очередной раз была любимая вредная привычка Феликса совершать необдуманные и нелогичные поступки. Он энергично замахал руками, привлекая внимание Уёна и подзывая к себе.
Феликс видел, как подозрительно сощурились глаза Уёна и как нехотя он подошёл к его столику.
— Привет? — Феликс неуверенно поздоровался.
— Ты спрашиваешь или утверждаешь? Привет.
— В кафе перекусить пришёл, да? — нет, Феликс, посмотреть футбол. Он нервно засмеялся сам с себя. — Прости, я немного не в духе, не обращай внимания.
Удивительно, но Уён ничего не ответил, даже не съязвил в ответ, хотя и мог. А ещё взял и сел с ним за один столик.
— Что-то случилось? Странно что ты в кафе здесь один, — он окинул взглядом помещение, но не обнаружил, что здесь с ним был кто-то ещё. — Ты с Чанбином?..
— Нет, — тяжёлый вздох. — Он только что звонил, снова останется в студии.
— Н-да, понятненько, — Уён покачал головой. Он больше ничего не сказал, лишь подозвал официанта и заказал кофе с салатом. И уткнулся в телефон.
Феликс наблюдал за ним, как он что-то листает и кому-то пишет, но не знал, что можно сказать ещё в этой ситуации. О чём он, чёрт возьми, подумал? Что они лучшие друзья? На месте Уёна, он к себе бы не испытывал каких-либо положительных чувств.
Когда заказ принесли, он всё же решился и спросил:
— Ты сейчас чем-то занят? Я не сильно отвлекаю тебя?
Уён пожал плечами и отложил телефон в сторону.
— Я хотел сегодня поснимать для университетского проекта. Вот и фотоаппарат с собой есть, — он кивнул на увесистый рюкзак. — Но ещё не придумал, что или кого. Друзья все заняты — у них пары, а нас отпустили, так как препод заболел. Вот, ищу вдохновения.
— Сынмин рассказал мне, что недавно был в парке у Ханган, и там увидел красивые цветы гибискуса… мы ходили с Дэхви туда недавно, и это действительно красиво. Может… ты тоже сходишь? — осторожно предложил Феликс. — Я бы мог показать где, там красиво, ещё и перекусить можно будет да и вдруг и вдохновение найдёшь…
— Стоп-стоп, когда ты начинаешь быстро тараторить, я не понимаю, — Уён мотнул головой. — Хочешь сказать, что бросаешь на сегодня Чанбина и идёшь на свиданку со мной?
Феликс знал, что это была язвительная шутка, что он, вероятно, тоже должен был отшутиться, но он… смутился. Уён, видимо поняв что-то по изменившемуся лицу, снова вздохнул.
— Извини, шутка и впрямь глупая. Веди к своим магнолиям, ромашкам или что-ты там хотел показать, но только когда я доем.
— Это гибискус. Конечно! Я буду рад.
День в компании Уёна пролетел незаметно. Феликс стеснялся, но упорство Уёна было сильнее: тот заставил позировать ему на снимках рядом с гибискусом. И не только с ним. И на фоне реки, и каких-то деревьев, да еще и на лужайку усадил, мол, сиди красиво, а я посмотрю, раскину лепесточков в воздух и будет шикарный кадр.
Поздно вечером Уён прислал ему сотню фотографий, которые он сделал на прогулке: красивых, смешных, а некоторые были даже в обработке с заметкой: «Ты обязан поставить одну из них на аватарку во всех социальных сетях». В ответ ему Феликс скинул три фотографии, что он украдкой успел сделать сбоку и со спины: Уён с фотоаппаратом в руках выглядел на них очень эстетично и профессионально.
И Феликс в самом деле поставил фото и выложил отдельно в инстаграм, отметив Уёна, лайкнул тут же прилетевшие восхищенные комментарии от Сынмина и Дэхви. Получил в смс от Чанбина: «В смысле ты был с Уёном в парке!?», хмыкнул и отложил в сторону телефон.
А утром он увидел отметку со своим именем: Уён впервые за долгое время выложил свою фотографию, одну из тех, что были сделаны Феликсом. Без подписи и отметки, что-то внутри оттаяло и согрелось.
Феликс поставил первый лайк в его профиле и улыбнулся.
***
Отношения с Чанбином — во многом были самые первые. Первые сильные чувства, первое свидание, первый поцелуй… и что греха таить, первый раз тоже был с ним. И Феликс не знал, действительно ли это судьба всех первых отношений, когда всё рано или поздно скатывается вниз, или просто они в какой-то момент перестали стремиться их сохранить.
Они в какой-то момент отдалились друг от друга, перестали делиться друг с другом чем-то важным и обычным. Ссоры, стычки случались даже на бытовом уровне, хотя казалось — они уже прижились и спокойно делили территорию. Феликс постоянно чувствовал смутное недовольство, отстранённый взгляд Чанбина, его вечную занятость и, как следствие, потеря той нежности, которую они дарили друг другу в самом начале.
Феликс не понимал. Он пытался что-то наладить, расспросить, следовал за Чанбином, но получалось коряво: Чанбин огрызался, устало вздыхал. Они ссорились и расходились в разные стороны.
В рассказах Чанбина появилось новое имя — Хёнджин, в галерее его телефона их совместные фотографии. Они познакомились на Хондэ, когда Хёнджин выступал с каверами на популярные песни, а Чанбин со своей командой устроил уличный баскет.
Феликсу смутно казалось, что где-то уже было что-то похожее, что-то настораживающее. Интуиция била ключом, но вот в голове мысль так и не сформулировалась чётко. До тех пор, пока:
— Я ухожу, — сегодня они снова поругались из-за того, что Чанбин отменил их свидание, да и ещё не предупредив заранее явился лишь к полуночи в дом.
— И куда? На улице ночь, — недовольно нахохлился Феликс.
— К Хёнджину. Останусь ночевать у него. За вещами приеду завтра.
В голове что-то щёлкнуло. Все намёки, все фотографии, все разговоры и мельчайшие события до — сложились в единую картину. Хёнджин. Новое имя, значения которому он не придавал, ведь Хёнджин классный парень, они с ним знакомы. А Феликс всегда чувствовал себя защищенным в своих отношениях, даже во время ссор. Ведь это Чанбин.
— Ты влюбился? Вы… вы встречаетесь или что?.. Ты же не мог за моей спиной… ты бы поговорил со мной, правда?
Чанбин отвернулся и уставился в стену, ничего не говоря.
«Хёнджин ни в чём не виноват, Хёнджин ни в чём не виноват, — твердил себе Феликс. — Это всё только мои догадки, мы сейчас вместе поговорим и…»
— Чанбин!
— Ты… весьма умный и наблюдательный, да? Это в тебе и нравилось мне всегда. И нравится даже сейчас, — грустная улыбка. — Прости, но...
«Вот, что чувствовал Уён, правда же? Это оно?» — Феликс истерически хихикнул от своей собственной мысли. Чанбин не успел договорить и удивлённо уставился на Феликса.
— Ликс… нам лучше расстаться.
Истерика стала ещё больше, и Феликс рассмеялся уже в голос.
— Феликс? — Чанбин неуверенно шагнул ближе, протянул руку, но Феликс силком заставил себя больше не смеяться и помотал головой.
— Уходи. Тебе есть куда уйти. Тебе всегда было куда уходить, да? Сначала ко мне, потом к Хёнджину… я же… не первый, да? Уходи!
Чанбин закусил губу, пробормотал что-то неуверенно и настороженно, а затем кивнул и вышел из квартиры.
Хлопнула дверь. Феликс рухнул на пол.
Была дичайшая тишина.
Спустя минут только десять последовала запоздалая логичная реакция — он разревелся. Его бросили. Вот такая была его первая красивая, но по итогу глупая и болезненная любовь.
В квартире стало пусто, холодно и темно. Феликсу стало страшно, но он не знал, кому позвонить. Время каникул, все друзья разъехались кто куда. Дэхви уехал с матерью в Америку на пару недель, Сынмин — к себе в Пусан. Он ведь звал. Он звал, а Феликс отмахнулся, ведь мама и сёстры сами планировали приехать в Корею, но через пару недель, когда у мамы будет отпуск.
Если бы он поехал с Сынмином, ничего бы не случилось. Ну или хотя бы дружеское плечо было бы рядом.
Феликсу стало одиноко, ему нужен был кто-то — не звонить же Чанбину и просить утешения? Но было бы забавно пожаловаться теперь уже бывшему на то, что он же и разбил ему сердце.
«Уёну разбивали сердце?» — новая шальная мысль.
В руках оказался телефон. Он набрал номер, который зачем-то вбил в телефонную книжку и выучил ряд цифр на память.
Долгие гудки, но Феликсу всё казалось невыносимо долгим. Но затем последовал щелчок в трубке и осторожный и недоверчивый голос:
— Феликс?
Слёзы накатили с новой силой, едва тот услышал своё имя.
— Он… он меня… бросил, — Феликс задыхался, в груди было больно. — Мы расстались с Чанбином.
В голове не было мыслей, что вероятно, это очень поздний звонок для Уёна, что вообще-то ему должно быть плевать на личные драмы Феликса. Что вообще-то они, ну, слегка, недолюбливали друг друга. Он знал только одно: Уён знает, Уён поймёт, ему не нужно рассказывать, кто такой Чанбин и почему всё случилось. А Феликсу меньше всего сейчас хотелось о чём-либо говорить.
Уён что-то спрашивал у него в ответ, но Феликс не слышал, не мог разобрать, ему было сложно думать даже на родном английском.
— Я не знал, кому позвонить. Я не знаю, почему, ты просто… Я не хотел…
— Где ты, — едва ли не прокричал Уён в трубку. Наконец-то он смог привлечь внимание Феликса. Он зацепился за его голос, выплывая из своей боли.
— У нас…
«Мы расстались, — напомнил сам себе Феликс, — нет больше никаких нас».
— У меня дома…
— На твоё счастье, я помню адрес, — знакомые ворчливые нотки, Уён был весьма недоволен. — Я приеду, жди.
— Ты… что?! — внезапно Феликс перестал плакать и от неожиданности икнул. Он ощущал себя дураком, но в голове почему-то отпечаталось это брошенное: «Я приеду».
— Жди меня. Водички попей, умойся, — установка была принята, теперь в голове осталось это: «Водичка».
Уён говорил что-то ещё и много, в попытке успокоить Феликса. И отключился, когда понадобилось вызвать такси.
Феликс сделал последнее усилие, собрался и встал с пола. Ему и впрямь нужно было выпить воды.
***
С его стороны: Чон Уён
Это был звонок от Феликса — и Уён поднял телефон не сразу, замешкался, потому что в двенадцать ночи он предпочитал спокойно себе спать. Когда же в трубке послышался всхлип, несчастный дрожащий голос, подумалось, что не стоило поднимать и вовсе.
Теперь ответственность за чужую истерику лежала на Уёне. И Уён бы злился на Феликса, раздражался — неужели нужно было звонить именно ему, а не Дэхви там, Сынмину? С чего бы ему…
— Он… он меня… бросил, — едва выговорил Феликс, путая английский и корейский. — Мы расстались с Чанбином.
Ну да, с таким звонить нужно было только Уёну.
Позлорадствовать бы, но у Уёна уже не было на это ни сил, ни желания. Ни злости, никаких из тех глупых детских чувств, которые не позволяли ему нормально подружиться с Феликсом. Разочарование захлестнуло Уёна во второй раз. Первым было трусливое позднее признание Чанбина, что Феликс — его парень. Вторым — расставание Чанбина с Феликсом, ребёнком, который так искренне любил.
Больше всего Уён сейчас хотел встряхнуть Чанбина за грудки и спросить, а на этот раз он тоже устал от отношений и хочет дружбы? Поэтому так старательно игнорировал желание Феликса быть ближе, поэтому так сбегал и практически съехал в студию незадолго до расставания?
Уён в который раз признался себе, что не на того человека исходил ядом.
— Где ты?
— Я не знал, кому позвонить, — затараторил Феликс, — я не знаю, почему, ты просто… Я не хотел…
— Где ты? — повторил Уён, придерживая плечом телефон. Он искал куртку, чтобы накинуть на плечи. Вытряхнул из шкафа кроссовки, стараясь не шуметь в доме, затихающем в раннем вечернем сне.
— У нас… у меня дома, —сказал Феликс.
— На твоё счастье, я помню адрес, — сказал Уён. — Я приеду, жди.
— Ты… что?!
— Жди меня. Водички попей, умойся, — Уён бы хотел не помнить, как лежал на кровати и смотрел в потолок. Он помнил себя, разломанного пополам расставанием, как не хотел, но заставлял себя подниматься, идти куда-то, есть, жить. Он помнил себя и воочию видел, как его судьбу повторяет Феликс, но совсем этого не хотел. — Тш-ш… Я приеду и будешь плакать, я привезу с собой тазик.
Феликс не заслуживает участи быть несчастным — Уён был уверен в этом так же сильно, как когда кричал Ёсану о чужих отношениях. За три года чувства поутихли и, увидев один раз свет от доброты другого человека, Уён не мог противиться теплу и отталкивать.
Он тянулся к свету и сам был им для других. Если можно что-то исправить — Уён приложит к этому все свои силы и не позволит, чтобы чей-то свет потух.
Особенно если это из-за расставания.
Особенно если это из-за Чанбина.
Особенно если это Феликс.
Уён обязательно его спасёт.
***
С его стороны: Ли Феликс
В квартире Феликс никак не мог успокоится. Он не мог смотреть по сторонам, чтобы не зацепиться взглядом за оставленную Чанбином кружку, за его джинсовую куртку на вешалке, за плед, который он обычно оставлял на диване перед телевизором… Он не хотел находиться в квартире, пока бушующие чувства не улягутся.
Феликс схватил куртку, кошелёк и телефон, и выбежал на улицу. Добрёл до оградки вокруг дома и присел на корточки: его ноги попросту не держали.
Сколько он так просидел в ночи — он не запомнил. Даже не реагировал ни на что, в том числе и на звуки подъезжающей машины. Феликс поднял голову только когда громко хлопнула дверца и раздался крик:
— Феликс!
Было так тяжело поднимать голову, но Феликс всё же справился. Взгляд уткнулся в чьи-то ноги.
— Почему ты на улице?.. Неважно, поднимайся, — сильные руки подхватил и потянули вверх.
— Чон Уён, — бесцветно сказал Феликс сам себе, словно в подтверждении, что тот его не обманул, что это не мираж, что он действительно приехал.
— Нет, Пак Шинхэ. Совсем дурной, да? — Уён говорил что-то ещё, заталкивая безвольного Феликса в машину на заднее сиденье.
Если честно, было всё равно: нервное потрясение сделало своё дело, и теперь на Феликса напала тоска и апатия. Если бы Уён бросил его где-то по дороге на улице, то Феликс просто бы свернулся калачиком там, где упал.
Он не помнил, говорил ли что-то ещё Уён. Все звуки вокруг заглушались, будто под водой. Не было уже ни слёз, ни мыслей, просто бесконечная усталость.
Через какое-то время его бережно (или не очень, он не запомнил), вывели из машины, протащили к лифту, по всем коридорам. Он помнил, что в какой-то момент начал стекать вниз по стене под агрессивное бурчание Уёна. Познакомиться с полом у квартиры Уёна он не успел — его снова схватили и отбуксировали в тёплую комнату и мешком скинули на кровать. Вот там-то Феликс смог самостоятельно выпутаться из верхней одежды, прежде чем свернуться в комок и отвернуться к стене.
Над головой раздался скорбный вздох.
— Тебе теперь так противна та квартира?
Феликс помотал головой.
— Просто не хочешь сейчас возвращаться?
Согласный кивок.
— Ладно. Можешь ночевать у меня столько, сколько тебе будет нужно, — что-то знакомое было в этих словах, но Феликс не мог откопать этого в памяти сейчас. — И, пожалуйста, реагируй на мои вопросы, хорошо? Желательно словами через рот.
— Хорошо, — Феликс сам не узнал свой тихий сиплый голос, что даже испугался.
— Молодец. А теперь — спи. Скоро вернусь, а то там мама проснулась и наверняка недоумевает, куда я сорвался на ночь глядя.
Уён вышел, оставив Феликса в тишине. В этот раз она не угнетала и не было от неё так больно. Он крепче сжал в руках подушку и провалился в спасительный сон.
Он вынырнул из тёмного беспокойного сна, когда рядом раздалось шуршание и кто-то тихо, но настойчиво бубнил. Первое, что он услышал:
— Эй, брысь, Феликс не хочет играть, он сильно устал, ему нужно поспать.
Шебуршание продолжилось и в ноги к Феликсу плюхнулось что-то тяжёлое.
Он приоткрыл глаза и повернулся, чтобы как следует всё рассмотреть.
— Кёнмин!.. Феликс, ты проснулся?
Сонный Феликс протянул руку к любопытному мальчишке, что забрался на кровать. Ребёнок, увидев протянутую руку, довольно хохотнул. Мальчик подлез под руку и прилёг рядом.
— Это мой брат, — пояснил Уён, пытаясь набросить на себя излишнюю суровость, но получалось плохо: всё из-за расползающейся улыбки. — Он у нас очень дружелюбный парень.
— Все нормально, — пробормотал Феликс, обнимая Кёнмина. — Я тоже дружелюбный парень и люблю обниматься.
Феликс никогда не стеснялся объятий и с радостью дарил их окружающим и принимал сам. Особенно когда всё внутри было изранено и изломано и хотелось стороннего тепла для защиты. Возможно… именно поэтому он так и любил Чанбина, который всегда сам первый подходил и крепко обнимал со спины? Но теперь уже точно никогда не будет делать такого.
Вспомнив об этом, Ликс тихо всхлипнул и неожиданно крепко стиснул Кёнмина. Мальчик негодующе запищал от крепкого объятия, а Феликс, очнувшись от мрачных мыслей, ослабил хватку.
— Извини, — пробормотал он. — Я ещё не до конца проснулся от своих мыслей.
— Всё хорошо. Хён, а ты сильный, сильнее Уёна! — заговорщицки шепнул.
— Я поверю тебе, — Феликс устроился удобней на подушке и снова заснул.
Текли дни. Феликс, изначально не собирающийся возвращаться назад в свою квартиру сам, временами все же порывался намекнуть Уёну, что вероятно, он как гость задержался в чужом доме. Но прекратил все попытки, когда Уён очень строго поглядел на него и запретил самому возвращаться в квартиру. Особенно в текущем состоянии. Феликс пытался спорить с ним, мол, ничего нет необычного в моем состоянии, но ему припомнили, что он всячески избегает семью Уёна, отказывается есть и чаще всего просто прячется под одеялом. Или что просит Уёна крепко обнять его, потому что не может уснуть из-за подступающих кошмаров.
Не хотелось признавать, но все было именно так. И дело было даже не в стеснении перед чужими людьми. Просто… у Феликса не находилось сил. Семья Чон была безумно уютная и добросердечная. Мама Уёна всегда нежно трепала его ладонью по макушке, ничего не спрашивая и не заставляя делать. Папа Уёна всегда предлагал вместе посмотреть телевизор или спрашивал, не нужно ли что-то Феликсу. Старший брат Уёна вопросов никаких не задавал, даже особо не обращался к нему, но за обедом или ужином, если Феликс всё же выходил к общему столу, подкладывал побольше мяса. Уён рядом только недовольно сопел, чтобы не получить ложкой по лбу — ведь он тоже хотел получить лакомый кусочек от брата. Кёнмин же наоборот, часто следовал хвостиком за Феликсом или Уёном, постоянно болтал о чём-то или играл рядышком.
Это всё выводило Феликса из равновесия. Ему хотелось спрятаться, ему казалось, что он занимает их время, отнимает место Уёна на кровати. Хотелось исчезнуть, раствориться, спрятаться. Но стоило ему едва попытаться забраться в свою раковину грусти и страданий, как Уён тут же появлялся рядом. И вытягивал упирающегося Феликса.
И чаще всего — шантажом.
— Либо ты идёшь со мной в кафе, либо будешь ужинать с моими родителями и Кёнмином один, — вот это был один из таких случаев.
Феликс встрепенулся, глубоко в душе ненавидя этот момент и лично Чон Уёна, потому что он через силу заставлял его жить дальше.
***
С его стороны: Чон Уён
— Либо ты идёшь со мной в кафе… — Уён угрожающе навис над Феликсом и уронил ладони по обе стороны от его головы. Феликс накрылся подушкой, но голос у Уёна был громким и вкрадчивым: — либо будешь ужинать с моими родителями и Кёнмином один.
Перспектива неловко стучать палочками по тарелкам в окружении почти незнакомых людей Феликса не обрадовала, поэтому он нехотя, но встал с кровати. Снова сел. Уён уронил на него майку и штаны, явно не принадлежащие Феликсу.
— Не волнуйся, чистые, я всё постирал во второй раз, — захохотал, заметив, как у Феликса покраснели уши. Да что там — у него будто даже веснушки покраснели. — Трусы… Понятно, трусы не предлагаю. Давай купим по дороге в супермаркете.
— Мы же только поесть, — пробормотал Феликс, переодев майку. Она была ему велика, но что интереснее — она точно была велика и Уёну. — Такая широкая…
— Любил свободное, — Уён откашлялся, пока стоял спиной к Феликсу, — пока не похудел.
Продолжать эту беседу Уён не хотел, поэтому повернулся, чтобы поторопить, но снова резко уткнулся взглядом в стену. На счастье, майка доходила Феликсу до середины бедра, поэтому даже когда он снял шорты… В общем, не успел Уён ничего рассмотреть. Да и что он там не видел! Сам парень, да и кто, собственно, намыливал Феликсу голову в душе, когда стало невыносимо слушать, как вода впустую выливается...
— Мы поужинаем неподалёку! — крикнул Уён. В ответ его мама что-то крикнула про покупки, а Уён пообещал позвонить, когда будет в магазине: им ведь с Феликсом ещё трусы купить надо.
— Уён, у тебя что, новых нет?! Не дурите мне голову, сразу после ужина домой идите!
Феликс, сгорев от стыда, вытолкал Уёна за двери его же квартиры.
Уёна это веселило и радовало: наконец-то Феликс вспомнил про какие-то эмоции. Стыд, волнение да хоть пусть капризничает и дерётся — всё это будет лучше, чем амёбообразное состояние, в котором он находился уже долгое время.
Уён покрутил ключи на пальце и подмигнул: — У моей мамы три сына, уж покупка трусов — это последнее, чем её можно смутить.
— Это смущает меня, — прогудел Феликс, а Уён только ухмыльнулся и подумал про себя: «Это уже хорошо».
Феликс не любил острое, и Уён старался это уважать, но порой собственная вредность была сильнее его — поэтому он посыпал закуски перцем и намеренно предлагал что-то резкое со специями “на пробу”. Особенно сильной вредность становилась, когда на лице Феликса вдруг расцветала такая редкая сейчас улыбка. Она заряжала Уёна энергией на баловство — мелкое и почти детское.
Он кормил Феликса не только потому, что это реально было необходимо, а ещё и из-за того, что это давало ему свободу веселиться. Феликс сам показывал, как играют с детьми в Австралии — Кёнмин был в восторге от нового “братика” — и теперь Уён пробовал чужие методы на том, кто о них и рассказал.
Феликс был красивым даже когда дулся и злился на то, как Уён не даёт попробовать что-то. Уён забрал обе вилки, прижал локтем палочки и хохотал на всё кафе, повторяя: «Давай, открывай ротик, а-а-а!».
Уён заигрался, что в какой-то момент потерялся в моменте и очнулся, когда Феликс аккуратно взял в рот суши, коснувшись губами пальцев Уёна.
И тёмные глаза, что так доверчиво смотрели.
Была очередь Уёна смущаться.
Главное не выдать себя. Нет-нет-нет, сегодня они придумают какую-нибудь другую игру, чем кормить Феликса из рук. Хватит на сегодня игрищ… Игр… Губ… Стоп!
— Твоя мама разозлится, что мы не позвонили, — гулко прошептал Феликс. Уён пожал плечами и глянул на часы. Уже давно за полночь — мама только счастлива будет, узнав, что дети додумались не будить её.
Уён потряс купленными трусами и газировкой.
— Главное-то купили, — Феликс закатил глаза и вздохнул, пробравшись следом на цыпочках в комнату.
Уён скинул одно из одеял к себе на матрас на полу. Импровизированная постель манила его. Можно было посмотреть видосы, но хочется спать, завтра ещё и на учёбу нужно ехать, так что Уён может просто…
— Уён?..
По спине пробежали мурашки от низкого голоса. “Уён” от Феликса звучало иначе, чем как другие произносили. Даже Ёсан, который мог прогундеть схоже с Феликсом, не смаковал имя Уёна, ну… Так.
Уён заставил себя развернуться и посмотреть на наклонившегося с кровати Феликса. Уён был готов отдать что угодно, только бы этот взгляд был не таким несчастным, не таким… умоляющим.
Нет, Феликс, не проси ни о чём.
— Ложись со мной, пожалуйста.
Нет, Феликс, не позволяй, чтобы это перерастало в мешанину из чувств. Да, ты должен был забыть Чанбина, это единственная цель, но…
Уён чертыхнулся — как он вообще может думать о Чанбине сейчас?
— Посмотрим что-нибудь? Я знаю хороший сериал, — Уён забрался под одеяло, поправил штаны, майку, потому что её ворот вдруг придушил до хрипоты. Становилось жарко. Он сел выше по подушкам, только устроился, как чуть не вскрикнул, когда Феликс обнял его за талию, положил голову на плечо. Уён перестал дышать. Перестал думать, замер, испугался.
А Феликс только сказал: «Мне так лучше. Я говорил – люблю обниматься».
Так… правда лучше?..
Сериал смотреть он не мог. Не помнил ни одного диалога героев — они все смешивались в один поток сознания, вплетаясь в мысли Уёна неорганично и странно. Сердце гулко стучало. История повторялась… Только в этот раз это Уён был тем, кто гладит по голове и убаюкивает. Феликс обнимал его, как игрушку, которую дети таскают с собой повсюду. У каких-то детей это растёт из желания защищать. Кто-то же ищет защиты.
Уён бы хотел думать, что Феликсу не нужно будет вновь и вновь искать себе новую “игрушку”, чтобы защитить себя от страшных мыслей. Уён помнил, как это было, так что если это поможет избавить Феликса от кошмаров, от тяжёлых мыслей, то...
Феликс заснул в его объятиях, а Уёну не спалось.
Рано утром, — едва начало светлеть в комнате, — он вылез из кровати уставший, но не в плохом настроении. Взволнованным, но без тревоги.
Мама, конечно же, сказала, что видела десятый сон, когда они вернулись. И что дети сами, должно быть, видели сладкие сны там в обнимку на кровати.
— Мы!.. — Уён подавился кофе, а его мама спокойно положила рядом полотенце и поставила стакан воды.
— Ты!.. — повторила она, погрозив пальцем. — Меценат эмоциональный. Признавайся уже: вы встречаетесь?
— Мама! — шикнул Уён, обернувшись в сторону спален. — Нет! Мы друзья! Ну, как… Типа, не совсем, мы хорошие знакомые? Типа, он бывший, эм… бывший парень моей бывшей подружки, ты же знаешь, я объяснял… Он в нег… неё влюблён, я просто не хочу, чтобы он страдал, как я тогда… И… Блин, мам! Всё!
— В кого ты такой глупый у меня, — мама вздохнула и вернулась к сковородке с яичницей. Недолгое молчание прерывалось только трещанием масла. — Надрать бы уши вашему Чанбину. И вам. Вместе спят уже, на свидания ходят, а мне сказки про чистые трусы рассказывают, как будто в доме чистых трусов нет, четыре мужика в доме…
Уён постарался как можно скорее допить свой кофе и сбежать.
***
С его стороны: Ли Феликс
Феликс проснулся рывком, потому что стало холодно и неудобно. Он не помнил, как заснул, прижимаясь к Уёну, но помнил, как очень долгое время было тепло-тепло.
Но сейчас на кровати и в комнате в принципе он был один. Оттого-то он видимо и проснулся. Было немного жаль, хотелось чуть дольше лежать с кем-то уютным и обниматься.
В комнате царил лёгкий полумрак – значит утро очень раннее. Для поздней пташки Феликса этот подъём весьма необычен, а оттого он нахмурился. Сна не было ни в одном глазу, кошмары не снились. Но что-то беспокоило мелко и назойливо.
Он перевернулся на другой бок и нашарил телефон под подушкой. Яркий свет экрана на мгновенье ослепил, а на иконке сообщений мигала единичка.
Кровь ударила в голову.
Он знал только одного человека, который мог в шесть утра отправить сообщение.
«Я забрал вещи, прости, что оттягивал этот момент. Не мог снова приехать в твою квартиру, чтобы не причинять боли, да и Хёнджин был против. Но кажется… тебя тоже давно не было дома?
Мне жаль, правда.
Обязательно возвращайся в свой дом. Запасные ключи я оставил на тумбе и захлопнул дверь.
Смени код на двери, начни заново».
Феликс бросил телефон на пол и свернулся в клубок, когда покрасневший Уён вихрем ворвался в комнату.
— Что-то случилось?
— Чанбин. Забрал свои вещи.
Тяжёлое молчание повисло в утренних лучах солнца.
***
С их стороны: Ли Феликс, Чон Уён
Он много думал, пока качал Феликса в объятьях и заглушал чужую бурю и истерику. Но в этот раз не из-за боли, а от разочарования. Уён знал — это последнее прощание с бывшей любовью, а дальше — новый красочный мир. Проходили, знаем. С одной стороны, ему было невыносимо знать, что это всё из-за Чанбина. С другой стороны, Феликс теперь сможет оглянуться по сторонам и вздохнуть полной грудью.
И Уён гнал прочь свои собственные мысли и чувства.
Если задуматься, это точно не может быть влюблённостью, потому что она тогда была с Чанбином. Мысли, случайные или нет, всё так же возвращались к последней встрече — и дружеское рукопожатие и объятие обжигали бесчеловечной насмешкой. Это была ложь, потому что дружбы после расставания не бывает, бывшие не могут стать друзьями.
Так что влюблённостью это точно быть не может. Вся эта приятная размеренность, вся эта беспокойная игра слов, слетевших с языка, вся невыносимая тяга обняться, обнять, когда так зазывно раскидывают руки.
Не тебе ли, Уён, было так больно расставаться с Чанбином, отпускать к человеку, взгляд на которого причинял болезненный укол ревности и зависти? Тяжело было жить, думая, что кого-то обнимают так искренне, кому-то другому укромно дарят поцелуи, записывают песни, держа ладонь в своей ладони?
— Это была любовь, — говорит Уён, будто намеренно громко. Смотрит в сторону окна. Феликс опускает взгляд и хватает себя за руку, которую Уён так бережно держал в своей. Уён, не Чанбин. — К Чанбину, — поясняет, будто в этом есть нужда. — Да?
Феликсу непонятно, кто из них должен отвечать на вопрос. Они оба, очевидно.
— Я его любил. До недавнего времени — точно.
Уён так ласково качает его в своих объятиях. Наваливается, заставив схватиться за спину, чтобы не упасть, смеётся своим звонким смехом прямо на ухо и шепчет какую-то очаровательную глупость, оправдывая не-свои горькие слёзы. Он слушает тихие всхлипы, а Феликсу хочется влюбиться назло Чанбину. Влюбиться в Уёна, потому что так будет до смешного иронично. Он же просил начать заново, верно?
Если Феликс, конечно, уже не начал и не влюбился.
Бывшую любовь надо отпустить.
Уёну хочется влюбиться назло тому себе из прошлого, потому что только любовь перебьёт всю желчь, которую он выливал на Феликса, весь яд, которым приходилось давиться. Незаслуженная ненависть должна обернуться лезвием наголо — Уён хочет броситься на этот нож, объявив справедливый финал. Так будет честно, ведь Уён не заслуживает получить ни толики воскресающего света, вся эта приятная игра…
Точно не может быть влюблённостью. Уён хороший бывший, хороший враг твоего врага, но не объект любви. Так Феликс, должно быть, убеждает себя, так объясняет себе любое доброе к себе отношение?
Любовь была с Чанбином, но теперь её нет. И пока Феликс не придёт в себя после расставания, он будет воспринимать любое объятье, любой поцелуй, как утешение и награду, что становится сильнее каждый день. Только утешение и жалость, а Уён не уверен, что докажет обратное и через сотню лет.
Ведь, уверен он, всё это точно не может быть влюбленностью.
Да, Уён, бывшую любовь надо отпустить.
Но не могу ли я быть твоей новой любовью?
***
С его стороны: Чон Уён
Ему пора уезжать.
Уён уныло собирает по комнате майки и ищет среди них те, которые принадлежат Феликсу. В пакете рядом с кроватью плотно уложены чаи, полотенца и новая пижама, а всё потому, что мама Уёна не хотела отпускать Феликса без подарков. Она вложила кулёк ему в ладони и с такой же вредной радостью, как у Уёна, наблюдала за растерянным Феликсом, перебирающим английские и корейские слова. Отказать не получилось.
Уён помог запихнуть подарки в сумку и уныло сел у стены, прислушиваясь к шуму душа за стеной. Он привык к этому звуку, он привык даже просто к ощущению чьего-то присутствия ближе, чем в другой комнате. Жить под одной крышей и жить, практически лёжа в одной кровати — отличалось. Ощущалось по-другому. Давило не тяжело, но сталкивало мысли в одну кучу, путало.
Уён потерялся в трёх соснах данных условия: они общие бывшие Чанбина и это единственное связующее их звено. Что ещё, помимо горя и понимания, должно их сближать? Что, кроме понимания и сочувствия, должно создавать их близость и хорошее отношение? Почему Уён так легко позволяет Феликсу врываться в его мысли и жизнь, когда раньше “пассия” не удостаивался даже имени в воспоминаниях?
Феликсу пора уезжать в квартиру, из которой Уён его практически украл, запретив возвращаться. Феликс послушно следовал за Уёном, ступая как по снегу в следы человека, прошедшего этот путь чуть раньше него. Уён был опытнее и сильнее. Уён — тоже бывший Чанбина.
Только поэтому Феликс доверился ему?..
— Я буду скучать, — шепчет Уён, спрятав лицо в ладонях. Он боится сказать, что встречать утро в присутствии Феликса было приятнее, чем поднимать себя по звонку будильника. Валяться в кровати было лучше, чем усердствовать с домашним заданием. Обнимать Феликса было лучше, чем мечтать о прикосновениях. Уён отдал многое, чтобы оказаться в той квартире вместе с Феликсов… вместо Чанбина.
...как вообще можно было променять это на какую-то случайную влюблённость?
У Феликса были тонкие руки и совершенно мягкие объятия. Уён боялся сдавить его чуть сильнее — вдруг бы Феликс, как хрусталь, раскрошился под чужим напором? Какой оказался бы последняя капля?
Душ затих.
Уён ретировался в другую комнату, чтобы не быть пойманным.
Феликс завтракал за семейным столом и благодарил до бесконечности за доброту и отзывчивость. Если бы ни Уён, он бы точно не улыбался сейчас. Если бы не Уён, точно было бы по-другому. Если бы не Уён, Феликс никогда не познакомился с такими замечательными людьми. Если бы не Уён…
Ядовитая мысль: «Если бы не Чанбин, всё это могло быть и раньше». Но нет.
Только Уён был виноват в плохом отношении и ревности из детской старой привязанности-любви. Он потерял так много времени, так много выкинул возможных воспоминаний — хороших, улыбчивых. Так много могло бы случиться и раньше, если бы только они…
— Я буду скучать по твоим родителям, — сказал Феликс. Он вопросительно глянул на сидящего подперев стенку Уёна и упал рядом с ним плечом к плечу. — Они у тебя замечательные. И братья. Вообще супер.
— Уверен, твои сёстры такие же крутые, как и ты, — Уён улыбался и был искренен, но не обмен любезностями он бы хотел услышать в их, по ощущениям, последний разговор здесь.
Уён боялся, что этот разговор окажется последним насовсем.
— Я могу познакомить. Они приедут ко мне через пару недель — хочешь встретиться с ними?
Уён бы хотел.
Не познакомиться с сёстрами, не встретить семью Феликса, хотя это, конечно, было бы приятно. Не о сестрах и родителях речь. У Уёна путались мысли, он вдруг перестал слышать, и голова закружилась в единственном осознании, что Феликс может сейчас уйти и больше не вернуться в его жизнь. Уён может остаться хорошим приятелем, который позволил перекантовался в тяжёлый период в окружении хороших людей.
Уён бы не хотел остаться просто знакомым.
— Я бы хотел. У тебя наверняка классная семья.
Уён не хотел бы остаться просто другом.
— Возможно? — Феликс улыбнулся. — Думаю, многие могут сказать, что его семья — лучшая. Глядя на вас, я даже почувствовал, как сильно соскучился по своей семье. И одновременно с этим, я чувствовал себя здесь так, словно я еще один ребёнок этой семьи. Словно я твой брат.
— А хочешь... я стану тебе братом? — нервный хохот.
Уён не хотел бы быть просто “братом”.
Уён хотел быть для Феликса ближе, чем был Чан… Да к чёрту Чанбина! К чёрту ярлыки, которые они навешали друг на друга, чтобы обозначить свои отношения.
— Нет, — прозвучало резкое, каждая буква словно выбивалась на камне. — Этого я точно не хочу.
Ну конечно. О чём он вообще тут размечтался?
Уён бы хотел отмотать время назад. В их первое знакомство и вместо пресной усмешки выдать Феликсу самую радостную улыбку из всех, что у него были. Поговорить не кислым тоном, а дружелюбно подхватить разговор. Посмотреть на Феликса как на человека с самого начала. Хотел бы познакомиться заново, потому что если бы ему сказали, что он влюбится в бывшего своего бывшего…
Уён сам себе не поверил. Вопреки любой из своих фантазий он сейчас боязливо смотрел в чужие глаза с немой просьбой и не был уверен, кому из них принадлежит этот голос, прозвучавший так тихо и неуверенно:
— Вместо этого… Давай встречаться?
— Вместо этого… Давай встречаться?