У Кэ Цин морозное, прохладное дыхание вот уже который день, и сначала Гань Юй этого не чувствует: слишком привыкла к своему — едва тёплому.
У Кэ Цин руки ледяные, как у самой Гань Юй — это почти утешительно, но что-то кажется неверным. Гань Юй не может понять что именно.
Гань Юй никогда не задумывается о том, что руки свои Кэ Цин прячет в перчатках.
Они обедают вместе уже не первый раз. Гань Юй наслаждается салатом, Кэ Цин — водой.
Гань Юй поднимает взгляд на песочные часы за спиной Кэ Цин — почти половина всего песка утекла. Перед Кэ Цин до сих пор нет тарелок.
Что-то встревоженно бьётся у Гань Юй то ли на сердце, то ли под черепной коробкой. Гань Юй не может понять.
***
Гань Юй действительно не может перестать думать о том, что происходит с Кэ Цин — Юхэн пускает корни в её мыслях, не останавливаясь, не прекращая. Кэ Цин, честно говоря, не остановима — даже в мыслях.
И Гань Юй позволяет себе задуматься — не просто подумать, подметить, запомнить, а действительно прокрутить в своей голове — впервые за несколько месяцев.
Первыми на ум приходят их совместные встречи за обедом: у Кэ Цин отдача десятерых, а аппетит на семерых — Гань Юй почти не может связать Юхэн и её обед, состоящий из стакана воды.
Мысли Гань Юй вертятся-крутятся вокруг чего-то — очевидного, лежащего на поверхности, но ускользающего от неё, словно роса — по листьям.
Гань Юй не унимаясь ворочается на кровати, думая-думая-думая — все мысли о Кэ Цин. Гань Юй позволяет своему духу — неумолимым мыслям — прийти в какое-то спокойствие, позволяет себе заняться подобием медитации.
Вспоминать Кэ Цин и её уверенный взгляд — почти естественно для ума Гань Юй.
Для чувств же легко вспомнить разгорячённый воздух, покидающий лёгкие Кэ Цин, когда она поднимается выше — в горы, проходит всё дальше от Ли Юэ — к Цинцэ. Легко вспомнить и её тёплые руки — Кэ Цин крепко держит ладони Гань Юй, когда они поднимаются к звёздам на ночном небе.
Гань Юй замирает — её сердце холодеет, посылая мурашки по спине и пальцам: Кэ Цин медленно умирает.
***
Гань Юй быстро-нетерпеливо-отчаянно стучит по двери Кэ Цин и врывается сама, разламывая замок, когда Кэ Цин не открывает.
Кэ Цин не открывает двери — она лежит на собственном полу, пытаясь дышать. Грудь Юхэн дрожит, раздуваясь и пытаясь выпустить что-то внутри — Гань Юй знает что именно.
Наконец, Гань Юй знает что именно.
Кэ Цин до последнего не закрывает глаз — смотрит на Гань Юй из-под трепещущих век, и что-то радиально сияющее — единственно тёплое — искрится в её взгляде, Гань Юй не хочет думать об этом сейчас.
Гань Юй скользит руками по животу Кэ Цин — не чувствует разницы между собственной температурой и температурой под своей ладонью — и пытается сосредоточится на холоде.
Кэ Цин задыхается, ощущая, как мороз, который её любимые руки посылают по её телу, проникает к тому, что внутри.
Кэ Цин прекрасно знает, что там внутри её собственного тела. Там — любовь к самому прекрасному цилиню. Там — смерть Кэ Цин.
Гань Юй почти ошатывается, когда Кэ Цин дрожащими руками сжимает запястья Гань Юй, умоляя отойти:
— Не надо, — у неё губы болезненно-синие, — не убивай.
Гань Юй не может поверить, что это говорит Кэ Цин. Гань Юй не может поверить, что из всех людей именно Кэ Цин собирается умереть из-за любви — любви к Гань Юй.
Гань Юй не отрывает рук, сжимает зубы крепче и её лицо кривится в выражении невыносимой агонии и мёртвой уверенности — словно отражая лицо Кэ Цин.
Кэ Цин отрывает свои дрожащие пальцы от ладоней Гань Юй и тянется к её лицу. Гань Юй не нуждается в словах Кэ Цин, чтобы знать, насколько горячие её слёзы — они опаляют кожу щёк раскалённым жаром.
— Они такие… — Кэ Цин не завершает своих слов.
Кэ Цин дрожит, пытаясь прокашляться, Гань Юй переворачивает её почти методично, словно из привычки. Кэ Цин разрывается изнутри.
Гань Юй не знает, чем помочь, когда Кэ Цин задыхается, хрипя и сотрясаясь, словно раскалывающиеся горы.
Гань Юй хочет помочь. Но Гань Юй не знает как именно. Но знает, что Кэ Цин не из тех, кто умирает, когда можно выжить.
И Кэ Цин не умирает.
Кэ Цин отпускает пару ледяных лотосов.
В этом нет ничего прекрасного или красивого, правда — это просто пара лотосов, мерно ползущая по воде — обеду Кэ Цин.
Но всё, что они видят сквозь затуманенный слёзами взгляд — кристально чистые, как лёд, чувства Кэ Цин, которые она отказывалась показывать кому-либо.
Гань Юй вздыхает, когда тело Кэ Цин перестаёт дрожать и, кажется, начинает теплеть — впервые за месяцы.
— Это так на тебя похоже, — она закрывает глаза, — держать чувства внутри.
Кэ Цин что-то бормочет, но Гань Юй не слушает — ей, честно говоря, всё равно.
Кэ Цин не знает почему, но объятия Гань Юй до одури тёплые.
***
Гань Юй себе не верит, когда думает, что со стороны Кэ Цин как-то сентиментально глупо оставлять эти лотосы у себя. Сама Гань Юй не знает, что сделала бы с ними.
Но Кэ Цин покупает в квартиру аквариум, и любовно держит в нём эти холодные бутоны.
Гань Юй знает, что наслаждается ими тоже, но не как цветами, а как кристальной любовью Кэ Цин.
— Красивые, — тепло вздыхает Кэ Цин, постукивая по стеклу ногтем, её пальцы больше не леденяще-красные.
Гань Юй рассеянно кивает, смотря, как блестит лёд. Больше чем в голосе, она чувствует одиночество Кэ Цин именно в этом жесте — щемяще-нежном, слишком бессмысленном, чтобы подходить всегда прагматичной Юхэн.
Гань Юй не понимает, почему Кэ Цин молчит о своей любви даже сейчас, когда все карты вскрыты, все чувства показаны. Возможно, это то, что обычно делают люди — Гань Юй до сих пор многих из них не понимает.
Гань Юй не понимает, почему цветы — любовь — Кэ Цин не умирает до сих пор: ледяные лотосы до смешного прихотливые подобия настоящих цветов.
Гань Юй вспоминает об этом несколько дней спустя, когда Кэ Цин ставит на перед ней стакан. Гань Юй знала, что там горячий травяной чай ещё в тот момент, когда Юхэн переступила порог кабинета.
— Тебе нужен перерыв, — вот и всё. Вот и всё, что авторитетно заявляет Кэ Цин.
Гань Юй поднимает взгляд — Кэ Цин, конечно, не уйдёт, пока не убедится, что Гань Юй отдохнула — это видно по глазам.
Гань Юй не любит сопротивляться в таких простых вопросах, поэтому без споров откладывает перо и вздыхает от тепла в руках — она никогда не могла бы подумать, что ей это так нужно! Чай вкусный.
Кэ Цин скупо улыбается. Гань Юй не может не отвести глаз — любовь искрится в глазах Кэ Цин, словно лёд. И она до сих пор молчит, как партизанка.
И тогда Гань Юй понимает, почему лотосы Кэ Цин упрямо отказываются умирать — Кэ Цин просто чутко заботится о том, что любит.
***
Кэ Цин до сих пор молчит.
Они стоят на терассе Юйцзин, наблюдая как их фонарики поднимаются к небу — вслед за золотым облаком таких же фонариков.
Желание Кэ Цин излишне поэтичное: «пусть лотосы цветут вечно». Желание Гань Юй до жути прозаичное: «пусть люди не молчат».
Острые черты лица Кэ Цин словно смягчаются в нежном свечении тысячи фонариков, что-то в груди Гань Юй тоже становится легче.
И лёгкость внутри окрыляет всю её наружность. Ведь желания — написаны, действия — только и ждут.
Сделать ничего не удаётся — Нин Гуан и Бэй Доу настигают их, как тени. Гань Юй не успевает перевести дыхание, как понимает, что Кэ Цин сидит напротив неё, рядом со своенравным капитаном. И они празднуют среди людей у Народного выбора.
После праздника дел не меньше, чем до него — павильон работает, как заведённый механизм, урывая минуты на то, чтобы набрать в лёгкие воздух.
Гань Юй садится за своё письмо.
Кэ Цин, о зимних лотосах:
Почему ты молчишь?
К моменту, когда безумное количество бумаг, наконец, покидает стены её кабинета, Гань Юй не написала больше ни строчки — это кажется нервирующим образом (не)правильным: спрашивать больше нечего, а краткость — сестра таланта.
Но Гань Юй кажется, что слишком многое затерялось меж этих двух строчек: чувства, мысли, километры молчания.
***
Несмотря на их краткость, строки её письма, кажется, вгоняют Кэ Цин в небывалый ступор. То, как она временами переводит свой взгляд с этих двух строк на глаза Гань Юй — что-то невероятно глубокое по своему скрытому смыслу, словно Кэ Цин вчитывается в эти междустрочия того потерянного, что Гань Юй не смогла передать.
Кэ Цин вздыхает, оставляя раскрытый лист рядом со своим аквариумом. Гань Юй впервые замечает, что под его стеклянным дном лежит лёд: Кэ Цин всё же до ряби на сердце чуткая в своей любви.
— А что говорить, раз всё уже увидено? — Кэ Цин не отводит взгляда, и, конечно, не сожалеет о чувствах.
Там, где Гань Юй нуждается в слове, Кэ Цин достаточно действия — как непонятны адептам остались люди, веками совершенствующие письменность, чтобы вернуться к фундаментальным жестам.
Гань Юй действительно не знает, что ответить. И вновь, там, где она нуждается в слове, Кэ Цин ограничивается жестом — нежно протягивает свою руку к ладони Гань Юй.
— Это нормально, если ты не испытываешь взаимности, — она вздыхает, нежно проводя пальцами по костяшкам. Гань Юй чувствует тепло в тех местах, где Кэ Цин касается её.
Кэ Цин словно хочет сказать что-то большее, но не решается. Гань Юй, впрочем, понимает всё без слов.
Пока цветут снежные лотосы Кэ Цин будет любить. Она закрывает глаза, исчерпав свои слова.
Это момент, когда Гань Юй решает обменять высокие слова на приземлённые жесты: она подносит ладонь Кэ Цин к своей щеке.
Кэ Цин поражённо вздыхает и слегка дрожащими пальцами проводит по скуле, ресницы Гань Юй трепещут от нежности.
Кэ Цин заправляет мягкие волосы Гань Юй ей за ухо, и скользит ещё выше — к рогам. Замирает.
— Ты можешь их коснуться, — они обе понимают, сколь многое Гань Юй отрывает от своей вечной души и отдаёт Кэ Цин в этих словах.
Ласки посылают вдоль позвоночника мурашки какого-то приятного томления, а от дыхания, щекочущего губы, хочется стать к Кэ Цин ещё ближе.
Они становятся — Кэ Цин запечатывает на губах Гань Юй приятное прикосновение своих обветренных губ и не позволяет себе большего, отстраняясь.
И это словно закон тяготения — Гань Юй тянется следом, оставляя незримый отпечаток своих губ на губах Кэ Цин.
Гань Юй смотрит в глаза Кэ Цин из-под ресниц, трепещущих, как крылья бабочки — у Кэ Цин в глазах самые прозрачные искры неописуемой любви. Тяжесть её взгляда наполняет сердце Гань Юй чем-то невообразимым по своей глубине, тем, что прибивает её ноги к полу, а взгляд — к Кэ Цин и чистому сиянию красоты её робкой улыбки.
За плечами Кэ Цин с тихим хрустом раскрываются вширь бутоны искрящихся ледяных лотосов.
***
Это кажется странным ритуалом — убирать, наконец, эту пару лотосов из аквариума Кэ Цин. Им действительно здесь больше нет места.
Края её губ слегка приподнимаются, когда Кэ Цин вынимает один крупный цветок, поражаясь тому, насколько же он холодный и крепкий — его тяжесть ложится ей в руки просто идеально, а холод кусает кожу, словно самый пылкий костёр.
Гань Юй окунает руки следом, подхватывая цветок поменьше. И вот она, любовь Кэ Цин, в её руках — прозрачная и цветущая. Гань Юй не устаёт удивляться этому странному чувству радости, которое возникает внутри неё, когда она смотрит на эти бутоны.
Руки Кэ Цин быстро теплеют, и есть что-то особенное — со своим скрытым меж строк значением — в том, как она переплетает свои пальцы с пальцами Гань Юй.
Пара снежных лотосов в пруду — последний штрих в обустройстве общего дома.
И это ошеломляюще — знать, что дом — здесь, рядом с Кэ Цин.
Гань Юй прикрывает глаза, опуская голову на плечо Кэ Цин. С них достаточно слов.