Глава 1

Примечание

На всякий случай напоминаю: у Ханджи повреждён левый глаз, тогда как у Леви шрам на правом

      Леви никогда не придавал значения меткам. Как-то не до того в Подземном городе: есть дела поинтереснее, чем искать своего соулмейта. А потом в жизни Аккермана случается чертов Эрвин Смит и в момент, когда парень решает последовать за ним, вся эта круговерть с родственными душами окончательно теряет для него интерес. Леви нашёл своего особенного человека и искать дальше не собирается.

      Лишь спустя пару лет он видит метку друга: распахнутые крылья на правом предплечье — зеркальное отражение его собственной пары, раскинувшейся на левой руке.

      К сожалению, помимо метки к Эрвину прилагается Ханджи. Раздражающе безрассудная, чересчур болтливая Ханджи. Помешанная на титанах, чертовски умная Ханджи. Ханджи с её глупыми шутками, неизменной улыбкой на губах и блестящими за стёклами очков глазами. Ханджи, которой плевать, что не нравится Леви, если ей хочется его обнять. Она почему-то решает, что Аккерман подходящий слушатель и вываливает на него тонны слов и теорий. И он почему-то её слушает. Подаёт специально для неё заваренный чай и терпеливо впитывает чужую восторженную речь.

      Чокнутая Зоэ, помимо титанов, оказывается увлечена метками. Она спрашивает всех об их соулмейтах и легкомысленно говорит, что у неё метки нет. В развед.корпусе это не редкость. У каждого второго поступившего на теле нет клейма, словно сама вселенная бережёт их половинки от такого несчастья, как пара-разведчик. Аккерман, в каком-то смысле, считает это милосердным. 

      Леви откровенно плевать, что Ханджи оказывается одной из «немеченных». И всё же он почему-то замечает на мгновение потухший огонь безумных глаз.

      Который разгорается до неуправляемого пожара, пока учёная ощупывает метку на его руке. Она сыпет тысячей вопросов и что-то строчит в блокноте, заставляя Моблита сделать рисунок. На следующий день, презрев все условности и наплевав на приличия, безумная женщина хвостиком таскается за Эрвином, упрашивая посмотреть его метку. Леви даже веселит возмущение соула.

      Аккерман ни дня не жалеет, что делит метку с Эрвином. Но спустя пару лет, когда буйная голова Ханджи покоится на его плече, а её пальцы привычно обводят контур крыльев, он невольно думает, каково это: иметь её метку? Быть отобранным именно для неё? Но долго эти мысли не живут. Какая разница, если Зоэ всё-таки лежит рядом и уходить никуда не собирается.


      Люди говорят, что метки всегда похожи на шрамы. Выпуклые размытые контуры либо слегка вдавленные, словно клеймо, четкие границы. У них всегда есть легко угадываемая форма, за которой прячется смысл, доступный только двоим.

      Леви прекрасно знает, что метки ни капли не напоминают шрамы. Последних он видел достаточно. Шрамы всегда безобразные, грубые. Страшные рубцы, пересекающие кожу. И единственное, что прячется за ними — боль. Физическая и моральная. Шрамы — это всегда память. Болезненная и зачастую постыдная. Полная горечи и бессилья.

      И мужчина прекрасно понимает, почему Ханджи отводит взгляд, когда он осторожно снимает чёрную повязку. Розоватые рубцы расходятся от белёсого глаза, слепо смотрящего в пустоту, и пересекают бровь. Вечное напоминание о том, кого они тогда потеряли. Леви осторожно придерживает её подбородок, заставляя слегка наклониться, и ласкового касается шрамов губами. Напряжение последних месяцев, наконец даёт о себе знать и командор как-то совершенно по-детски шмыгает носом. На ресницах собирается влага, которую уже нет сил держать в себе, и Ханджи доверчиво утыкается в чужое плечо. Она знает: Леви не будет корить её за минутную слабость. Не будет доверять ей меньше. Не станет подвергать сомнениям решения. И от этого становится легче.


      — Я как-то байку слышала, — внезапно начинает говорить Ханджи, подбородком устроившись на чужой груди. Встрёпанные волосы обрамляют лицо, на губах блуждает спокойная улыбка. Не та солнечная, слегка безумная, по которой Леви до сих пор скучает, но уже в сотни раз лучше той вымученной гримасы, ставшей её спутницей во время командования. Мирное время и сложенные полномочия явно идут ей на пользу, потихоньку возвращая оживлённый блеск в карие глаза.

      Леви на её фразу лишь слегка приоткрывает глаза, сбрасывая дрёму. Ханджи этого достаточно.

      — У разведчиков часто нет меток, потому что они получают их позже. — Взгляд мужчины невольно скользит по отметинам на её смуглых плечах. — Нет, коротышка, не ремни!

      Тонкие пальцы осторожно касаются шрама, пересекающего щеку Аккермана, и тут же перескакивают на тот, что едва не лишил его правого глаза.

      — И у тебя уже есть какие-то доказательства?

      Ханджи подслеповато щурится и хмыкает, не переставая касаться чужой кожи.

      — Нет. Мне просто нравится эта сказка.

      Леви переводит взгляд на её слепой глаз. Продолговатый шрам поднимается от века и заканчивается в брови, деля её надвое. Их шрамы действительно чем-то похожи. Симметричны. Он вздыхает и прикрывает глаза.

      — Спи, Ханджи.

      Зоэ насмешливо фыркает, дыханием щекоча шею, и послушно укладывается рядом. Широко зевает и наконец смыкает веки, почти засыпая.

      — И всё же неплохая сказка. Есть в ней что-то.

      Леви смотрит на её умиротворённое лицо. Пальцы осторожно убирают прядки волос, открывая взгляду шрам. Поднимает голову застарелая боль, но вместе с ней в душу проникает робкое тепло от глупой мысли, что детская байка может оказаться правдой. Что они с Ханджи могут быть…

      — Наверное что-то всё же есть.

      Ханджи сквозь дрёму слабо улыбается его словам.