Порт-Ройал появился на горизонте чуть позже полудня, но «Чёрная Жемчужина» не торопилась к земле. Я была не единственной, кто, припомнив взаимоотношения города с пиратами, справедливо опасался прибытия в порт. Капитан Воробей же разом отмахнулся от всех вопросов: фрегат должен был подойти к пристани после заката и уйти до рассвета незамеченным под покровом темноты, оттого не было нужды суетиться при виде горбатого мыса. Джек лениво коротал время в каюте, а я висела на балюстраде мостика, с каждыми склянками поднимая к горизонту подзорную трубу. В душе копошилась странная смесь восторженного мандража и вполне закономерного волнения: всё же мы направлялись не просто в порт, а в тот самый порт, где началась незабываемая история. И вряд ли местные власти могли позабыть главного героя этой незабываемой истории. Кэп, конечно, иронично усмехался и заверял, что после священной войны Катлера Беккета с пиратством злопамятность Порт-Ройала несколько выдохлась и в город пришло затишье, хотя это вовсе не значило, что можно безрассудно лезть на рожон. Чем тогда сам Джек Воробей был намерен заниматься, я решила не уточнять, а потерпеть и увидеть всё собственными глазами.

— Нет, мисс Диана, ты остаёшься на корабле. — Кэп удовлетворённо хмыкнул, прочитав только что написанную записку, и передал её матросу-посыльному. Тот тут же скрылся за дверью каюты.

— С чего это? — возмутилась я, всплеснув руками. Джек же принялся с крайней сосредоточенностью оттирать пятно с треуголки. — Это ведь Порт-Ройал!

Мне тут же прилетел выразительный взгляд.

— Вот именно, мисси, — с чувством кивнул Воробей. — Мало ли что, — развёл он руками и вновь сосредоточился на шляпе, — не хочу тратить ещё неделю на твоё выздоровление.

— Мало ли что? — протянула я. — Тогда я точно иду! — Плечи гордо расправились, я упёрла руки в бёдра и решительно заявила: — В конце концов, я — часть твоей команды.

Джек хмыкнул, затем поднялся, укрывая меня длинной тенью, церемонным движением усадил треуголку на голову и запустил большие пальцы за ремень. Под его суровым взглядом я непроизвольно вытянулась, мелькнула мысль отдать пиратский салют.

— Ты — часть моей команды, — вкрадчивым тоном начал капитан Воробей, — а значит, обязана слушать меня, своего капитана. — Я мысленно чертыхнулась: попалась в собственный капкан! Он подошёл ближе, глубокий взгляд тёмных глаз сработал как щит против всех возмущений, что так и не успели сорваться с языка. — А приказы капитана не обсуждаются, — меня пробрало мурашками от его бархатного, но вместе с тем строгого голоса.

Вдоволь налюбовавшись моим смирением, Джек сверкнул глазами и направился к дверям.

— Всё равно пойду, — пробурчала я под нос.

Под сапогами кэпа шаркнули доски от резкого разворота.

— Отчего тебя так тянет остаться без головы, а?

Я круто обернулась, широко расставляя руки, и встретилась с безрадостной физиономией Воробья:

— Считай, у меня это в крови — ввязываться во… всякое. Я — молодой организм, новоиспечённый пират!.. — Я торопливо осеклась, в запале едва не ляпнув про шило в одном месте. — Словом, — выдохнула я, делая шаг вперёд, и продолжила с коварным оскалом: — Так и тянет с кем-нибудь подраться.

Пиратский взгляд мигом обрисовал меня с головы до ног.

— Тебя не переубедить, женщина, — мрачно поговорил Воробей. Я отчаянно замотала головой. Его глаза сошлись в оценивающем прищуре. — Чёрт с тобой, — наконец сдался Джек, и до того, как я успела довольно захихикать, ободрил меня: — Но ты сама за себя в ответе, учти это! — Я всё же победно ухмыльнулась: не могла же я его так просто отпустить, тем более с учётом этого «мало ли что».

Пока Джек дожидался ответа на записку, что отправили ведьме, я занялась подготовкой к вылазке. Первым делом опустила рукава, застегнула манжеты, а на правой руке для верности перевязала запястье тряпицей — чтоб наверняка; затем принялась заплетать волосы, чтобы удобнее было спрятать под треуголку и ещё на шаг приблизиться к образу рядового моряка. С губ не сходила снисходительная усмешка: как же быстро пиратская жизнь стала для меня чем-то рядовым. Теперь казалось, что спокойно пройтись по городу, свободно пристать в любом порту или завести смелый разговор в компании у очага таверны — это что-то неправильное, неестественное, слишком… простое. И хотя от меня пиратский уклад всё ещё требовал порой недюжинных усилий, такая жизнь, наполненная риском и куда большим числом вопросов, чем ответов, была сочнее на вкус. Хотелось лишь большего. Особенно при взгляде на капитана Воробья, что будто создан был, чтобы быть именно тем, кем стал. Его естественности и органичности приходилось бесконечно удивляться, и это при всей его чудаковатости. Я могла проклинать Джека за его безрассудство в Олд-Скай-Бэй или даже сейчас, при прогулке в Порт-Ройал, но в то же время не могла перестать завидовать этой дерзкой смелости. Возможно, в этом был секрет свободы Джека Воробья. Мне пока это было не дано понять, но я старалась. И с каждым днём мне это нравилось всё больше — переосмыслять ценности, тасовать важное и мелочное, подчиняться только собственным правилам. Пусть и в известных границах… Это ведь было так по-пиратски! Хотя у пиратов всё же были общие правила, что сообща не имели ничего общего с общепринятыми законами.

«Чёрная Жемчужина» грациозным призраком возвышалась над шхунами в гавани. Город щедро светился огнями, а в форте, напротив, рыжие точки можно было по пальцам пересчитать. С заходом солнца порт опустел и затих. Всё интересное, что жаждала увидеть моя любопытствующая душа, скрыла густая темнота безлунной ночи. К счастью, посыльный вернулся довольно скоро, и через несколько секунд из капитанской каюты объявился сосредоточенный Джек Воробей. Я бодро улыбнулась и направилась за ним следом к борту, как вдруг он резко остановился, оборачиваясь. Я едва не ткнулась носом в его плечо и растеряно моргнула, встретив недовольный взгляд.

— Так ты идёшь со мной? — деловитым тоном уточнил кэп, приподнимая подбородок. Я снова моргнула. — Где твой пистолет? И портупея? И… сапоги?

Взгляд тут же нырнул вниз, с губ сорвалось едва слышное проклятье. По спине прошёл холод от запоздалого сожаления, а щёки вспыхнули от стыда. Все эти дни, что «Жемчужина» шла в Порт-Ройал, я вольготно расхаживала по кораблю без натирающих мозоли сапог и без оттягивающей плечо перевязи, ведь на море не было ни врагов, ни плохой погоды. И, очевидно, слишком быстро свыклась с приятной лёгкостью, из-за чего пришлось краснеть перед капитаном. Пискнув стеснённое: «Я мигом», я бросилась в каюту. Джек последовал за мной. Как назло, из-за суеты и излишне чуткого взгляда на спине, всё валилось из рук, нога никак не попадала в сапог, а перевязь не желала затягиваться.

— Всё! Гот… — я обернулась и ткнулась взглядом в закрытую дверь — подозрительно плотно закрытую. В печёнках неприязненно ёкнуло. Я подлетела к порогу и рванула за ручку. Недовольно скрипнул замок. — Джек! — завопила я, грохнув кулаком по створке. — Ты что, запер меня?! Джек! — Я принялась колотить по двери в такт заходящемуся сердцу — от страха и гнева. — Открой сейчас же! Это нечестно! Джек! Как ты смеешь! Я не маленький ребёнок, слышишь?! — Из-за двери не доносилось ни звука. Как по щелчку, негодование сменилось отчаянием. — Дже-е-ек, — взвыла я, припадая щекой к двери, — открой, прошу тебя! Я не буду лезть на рожон, просто… Пожалуйста…

Я спиной прижалась к двери и со стоном съехала на пол. Мысли, как игральные кости меж бортов кружки, бросало от злости к обиде, от желания отомстить до страха, что раз Джек Воробей задумал такое, — а задумал, наверняка, в тот самый момент, когда давал разрешение, — в прогулке на берег явно крылось не одно только «мало ли что».

— Вот же гад! — Я злобно стукнула по переборке и подорвалась, в порыве гнева обрушивая на дверь мощь кулаков, пяток и рукояти пистолета. — Обманщик! Предатель! Бессовестный мерзавец! Только попробуй опять во что-нибудь впутаться без меня! А я сама справлюсь! И вообще — меня не убить! Как на чужой корабль заслать — так пожалуйста, да?! Чёртов пират!

От удара пистолет вылетел из руки и ощутимо приземлился на пальцы ног. Я тут же запустила его гневным пинком в угол, а затем резко замерла, получив разряд от загоревшейся идеи. Чем чёрт не шутит… Для верности подёргав дверь, я подхватила пистолет и указала дулом в район замка. Рука дрожала, курок удалось взвести не с первой попытки, а на выстрел она у меня и вовсе была одна. Я подошла почти вплотную, судорожно выдохнула, отвернулась, зажмуриваясь, и надавила на спусковой крючок. От грохнувшего выстрела зазвенело в ушах. Чуть в стороне от замочной скважины дымилась неровная дыра. Сунув пистолет за пояс, я со всей силы ударила в дверь ногой. Дерево отозвалось обнадёживающим хрустом. Со следующим ударом истерично скрипнул замок, ещё с одним — створка резко распахнулась, я по инерции вывалилась в темноту. Не успели глаза сориентироваться, как ко мне подлетели двое всклокоченных матросов с саблями в руках.

— Ты чего творишь!

— Тренируюсь! — нервно отозвалась я. Они испуганно переглянулись. — Я тут опаздываю, как видите, — затараторила я, — как кэпа нагнать, не подскажете? — Они снова обменялись взглядами, но на моём лице красноречиво проступало заявление: «Всё равно ведь узнаю».

— «Озорная девка». Таверна в рабочей окраине, — матрос указал куда-то в сторону, — за холмом вроде.

— Спасибо! — бросила я через плечо, срываясь с места. В ответ прилетела настойчивая просьба не выдавать имя информатора капитану.

Пулей преодолев расстояние от нижней палубы «Жемчужины» до городских ворот в порт, только чтобы никто не успел помешать, я остановилась, переводя дыхание. Пусть Порт-Ройал был куда живее того же Олд-Скай-Бэй и Сан-Гуардиньо, и не так суетлив, как Тортуга, попробуй тут отыскать не то что таверну, но и рабочую окраину по одному лишь тычку пальца и указанию «за холмом». Пустынные улицы расходились в разных направлениях и постепенно исчезали в ночной мгле. Дорогу спрашивать было не у кого. Я выбрала наиболее освещённый путь. Кочуя от одного фонаря к другому, я постепенно добралась в более оживлённый район и отважилась спросить про таверну. Горожанин в возрасте обвёл меня подозрительным взглядом и, причмокнув, объяснил короткий путь. Этим коротким путём я скиталась ещё около получаса, прежде чем из-за угла показалась щедро освещённая вывеска. У самой двери колени предательски дрогнули. Верно, у Джека Воробья были свои мотивы запереть меня на корабле, но что, если не из заботы о моей голове, а как раз наоборот — чтобы я ничем не помешала?.. Я с опаской заглянула в окошко, но через мутное стекло удалось разглядеть лишь нечёткие силуэты. Тут открылась дверь, выпуская подвыпивших моряков, и я юркнула внутрь. В небольшом зале коптили свечи, пахло выпивкой и какими-то пряностями. Растерянный взгляд описал несколько кругов по таверне, задерживаясь на некоторых лицах, но так и не встретил ни одного знакомого. Только теперь подумалось, что матрос мог соврать — как и Джек Воробей о своих планах. И всё же так быстро сдаваться не позволяла уязвлённая гордость. В поле зрения попала шаткая лестница, что вела на второй этаж, где обыкновенно располагались комнаты. Потоптавшись у входа, я направилась к трактирщику и, призвав всё своё обаяние и навыки пиратской дипломатии, выяснила, в какую именно комнату направился похожий на Джека Воробья человек. Довольно хмыкнув, я поднялась по ступеням и тут же столкнулась с расплывшейся от хмеля физиономией: мужчина хохотнул мне прямо в лицо и потащил дальше в зал развязную девицу. Я чертыхнулась и надвинула треуголку ниже на лоб.

Нужная дверь находилась в нише, в самом конце слабо освящённого коридора, — отличное место для частных бесед. Отступать было поздно. Я подкралась ближе и приложила ухо к двери.

— ...ну и что же? — прозвучал мягкий голос капитана Воробья совсем рядом. — Это даже не услуга, а скорее, эм, одолжение. — Скрипнули доски, послышались неторопливые шаги. — Заметь, я ничего, что могло бы опорочить твоё доброе имя даже гипотетически, не предлагаю. И, кроме прочего, как ты успела заметить, не взываю к чему-то вроде совести и чести.

Голос женщины звучал спокойно, но на порядок тише, так что приходилось напряжённо вслушиваться, чтобы разобрать слова.

— Беда в том, что я знаю, чем всё кончится.

— Ты поспешна в выводах! — воскликнул Воробей.

Она невозмутимо продолжила:

— И рисковать не намерена, извини. — Её извинение прозвучало недостаточно искренне, скорее как жест хороших манер, чем действительно просьба прощения.

Шаркнуло, будто стул по доскам.

— Я раскрыл тебе все карты, но ты по-прежнему считаешь, что я лгу, хотя я склонен говорить правду куда чаще, чем думают люди, — на одном дыхании выдал Джек. — Здесь нет никакого подвоха. А на Тортуге тебя даже никто и не заметит!

— Ха, а взамен — всё, что пожелаю? Поразительная щедрость.

— Признаюсь, я знаю, чего ты желаешь. И готов это устроить. Но сначала…

— Джек, довольно, — оборвала она; голос прозвучал чётче, и, словно от прикосновения эха, у меня внутри что-то вздрогнуло. — Каждый раз, когда ты объявляешься и просишь о помощи, всё заканчивается плохо для нас.

Я закатила глаза: кэп снова слукавил, говоря, что об этой ведьме только наслышан. На деле у них оказалось достаточно общего прошлого, чтобы вставить палки в колёса Джековым планам. Но он так просто не умел отступать:

— Это всего лишь неудачные совпадения!

— Я покончила с этим. В моей жизни иные приоритеты.

Чьи-то лёгкие шаги направились к двери. Я закусила губу, готовая бросаться прочь, но Воробей, очевидно, преградил ей путь, потому как его голос прозвучал так близко, что я невольно вздрогнула.

— Постой же, дорогуша. — Повисла секундная пауза. — Я, конечно, понимаю, что в это нелегко поверить, ещё труднее понять и признать… — пиратский голос взял нижние ноты, наполнился внезапной серьёзностью. Вновь повисла тишина; я мысленно чертыхнулась, услышав слишком громкое биение собственного сердца. — Учти, я зла не держу! — послышалось ободряющее восклицание. — Однако, — протянул Джек, — чтобы очистить совесть…

Донеслась звонкая усмешка.

— Ещё минуту назад ты сказал, что не заговоришь о подобном, — недовольно заметила ведьма.

— А ты — что не против поболтать, — парировал кэп, — но тем не менее норовишь сбежать.

Перед глазами живо предстал его облик: уверенная фигура, проникновенный взгляд с коварными огоньками в глазах и при этом серьёзное, чуть приправленное грустью лицо — комбинация, против которой не устоит ни одна женщина.

Но всё же:

— Разговор окончен, капитан Воробей.

Застучали шаги, дверь слегка дрогнула. Я заслушалась, реакция запоздала. От испуга сердце подпрыгнуло куда-то в горло, тело впало в ступор.

— Что ж, он знал, о чём предупреждать… — разочарованно заметил пират, и его голос медленно затих. Джек отошёл от двери, стукнула бутылка о стол.

В повисшей тишине я боялась лишний раз вдохнуть и отвести взгляд от тонкой щели, в которую успел проникнуть свет из комнаты. Скрипнули петли, дверь снова вплотную закрылась.

— Вы виделись? — этот вопрос будто был задан через силу, будто женщина боролась с собой, с эмоциями или запретной темой. И тем не менее капитан не собирался отвечать. — Джек! — требовательно прикрикнула она.

— А… эм… нет… Это я так, ляпнул неосмотрительно. — Это объяснение прозвучало совершенно неправдоподобно и, скорее всего, не без причины.

— Что? В чём дело, Джек? — голос её окреп от волнения, и с каждым словом заставлял моё сердце вздрагивать всё ощутимее.

В зале внизу поднялся шум. Я недовольно поморщилась и попыталась ещё больше напрячь слух.

— Нет-нет, я не стану говорить, — отозвался Джек безрадостным тоном, — не то это будет бередить твоё сердце…

— Дьявол тебя забери, Воробей! — вскричала женщина. И следом раздался грохот и звон стекла.

Поддаваясь безумному порыву сразу нескольких противоречивых чувств, я ввалилась в комнату и —  встала как вкопанная. Сердце зашлось. Джек Воробей в растерянности замер у окна; у его ног валялся грубый подсвечник и осколки бутылки. А из центра комнаты на меня смотрели сверкающие испуганным недоумением широко распахнутые глаза женщины.

— Ты… Ведьма… — только и смогла выдавить я, уткнувшись взглядом в Элизабет Тёрнер.

Я тряхнула головой и со всех ног бросилась прочь, спасаясь от лавины эмоций, что будто бы могла накрыть меня не только фигурально. Её подступающий гул отрезал от мира, от голосов в зале, от звука шагов за спиной и рассуждений внутреннего голоса. Не успела я вылететь из таверны, как рука угодила в ловкие пальцы. Джек рывком остановил меня и, ухватив за плечи, впечатал в стену.

— Что ты здесь делаешь? — прошипел он. В карих глазах полыхал огонь, и подчёркнутое густыми тенями лицо выражало то, чего я больше всего боялась: злость и разочарование.

Но страх вскипятил кровь.

— Ничего! — огрызнулась я и пихнула его локтем. — Пусти! — Он и не шевельнулся. Грозно навис надо мной, и, не знай я, что это — Джек Воробей, вполне резонно ждала бы клинка у горла. — Трус и лжец! — процедила я, прожигая его взглядом. — Ради чего все эти тайны?

Задавая вопрос, я искренне была готова услышать правдивый ответ, пусть бы он даже был о том, что всё ради того, чтобы дилетантки вроде меня не путали гению карты. Но Джек, чуть прикрыв глаза, отступил и бросил отрывистое:

— Не твоё дело.

Взгляд задрожал, глаза защипало, но лавина внутри мигом сошла.

— Да, — я часто закивала, голос звучал мягко и спокойно, — ты прав. Не моё.

Вывернувшись, я пошла прочь и с каждым пройдённым ярдом лишь ускоряла шаг, пока не бросилась в темноту не разбирая дороги, задыхаясь — но не от бега, а от душащих чувств. Их вдруг оказалось слишком много, слишком разных. Злость сменялась горечью, обида — разочарованием, боль — страхом. Душу жгло от отчаянного, одного-единственного желания: отмотать время вспять и не делать глупостей. Хотя вопрос — что именно этим вечером было глупостью — оставался открытым. Стоило ли покорно сидеть за запертой дверью и оставаться в блаженном неведении? Сидеть вечно? Несмотря на кипящий гнев, я понимала мотивы Джека, наверное, той частью души, что уже закалилась пиратскими принципами, понимала недоверие и, очевидно, закономерные опасения, ведь умела прекрасно создавать проблемы, понимала — но не могла принять, просто из-за того, как это было подано.

Силы кончились, заплетающиеся ноги вынесли меня к каменной арке, на которой дрожал под ночным бризом факел. Я запрокинула голову и невидящим взглядом уставилась на пламя. Лёгкие горели, бок колола острая боль, а горло сжимали подступающие слёзы. Я закрыла лицо руками, рвано вдыхая, как за спиной зашуршали галькой знакомые шаги. С губ сорвалось проклятье, я стиснула зубы, оборачиваясь.

— Нашёл, — довольно оскалился Воробей. От грозного пирата в нём не осталось ничего, как и во мне разочарованный гнев сменился желанием честного разговора. Но я молчала. — Что ж, — бодро выдохнул кэп, — ты стремительно примчалась, даже сквозь запертую дверь… гхм, сквозь две двери, и так же стремительно умчалась неизвестно куда. Нельзя не отметить твою целеустремлённость, но всё же, дорогуша, здесь — это делать опрометчиво.

Я глядела на него во все глаза, натыкалась на привычную невозмутимость, будто ничего и не произошло, и от этого всё былое понимание растворялось под натиском боли.

— Как ты можешь? — пролепетала я, часто качая головой.

Джек дёрнул бровь и послал мне назидательный взгляд:

— Ну, я знаю, о чём говорю…

— После всего, что я сделала! Что мы пережили вместе! — воскликнула я, подаваясь вперёд. — Я всё ещё не достойна того, чтобы знать правду! Всё ещё не заслуживаю твоего доверия!

Кэп приподнял руку с указательным пальцем:

— Я этого не говорил.

— А и не надо! — голос сорвался на высоких нотах. Я всплеснула руками: — И что дальше? Элизабет бы пришла на «Жемчужину», а меня бы ты продолжал держать в кладовке? Почему нельзя было сказать всё как есть? Думаешь, я бы не поняла, не осталась бы на корабле, чтоб не мешать тебе соблазнять её? — Джек открыл было рот и тут же захлопнул. Его брови чуть сошлись к переносице, губа приподнялась, а взгляд съехал куда-то к моему плечу. Повисшую тишину заполнил далёкий лай разъярённого пса. Я поджала губы и снова покачала головой. — Знаешь, Джек, — холодно проговорила я, — раз ты мне настолько не доверяешь, я лучше буду держаться от тебя подальше.

— Между прочим, подслушивать нехорошо, — прилетел укор, едва я направилась прочь.

Я круто обернулась.

— Как и обманывать.

Джек повёл глазами, шумно вздыхая, и широко расставил руки.

— Элизабет — всего лишь обязательная часть моего плана по спасению меня. Единственная, кто может помочь с проклятьем. — И тут же торопливо добавил, качнувшись вперёд: — И это не моя идея — а слова ведьмы.

Я скрестила руки на груди и язвительно фыркнула.

— Ты с ней не говорил. Забыл?

— Нет, не той, — он тряхнул пальцами, — другой. — Я раздражённо закатила глаза. — И, к слову, — кэп приблизился на шаг, голос зазвучал тише, доверительнее: — Я тебя не обманул, а скорее, не раскрыл всей правды, решил придержать до благоприятного момента и чтобы ты лишний раз не скиталась по незнакомым местам. И людям… Видишь? — просиял он. Его глаза светились кристальной искренностью, губы скрашивала тёплая улыбка, придавая шарм его обворожительной честности. Впрочем, это могла быть очередная маска под ситуацию.

— Да, — закивала я, — вижу. Ты запутался в собственном вранье. — Пиратская улыбка мигом померкла. — Не утруждай себя больше. — Я небрежно махнула рукой: — Всего доброго.

— Ты что же, собираешься уйти? — не сразу послал мне вслед Воробей.

— Уже ухожу.

— И куда же?

— Не твоё дело, — бросила я через плечо, а затем оглянулась в последний раз: — Глядишь, без меня тебе с удачей больше повезёт.

Каждый шаг прочь сопровождался шипящим «Чёрт возьми!» сквозь зубы. Меня будто на части разрывали, хотелось выть от отчаяния. Всё снова пошло не по задумке, проклятье это или обыкновенная человеческая глупость, но одна часть меня хотела сбежать как можно дальше и забыть весь этот цирк, забыть Джека, а другая — чтобы капитан окликнул, догнал, остановил. Но Джек не остановил… Только неопределённо хмыкнул. Видимо, решил, что от меня больше не будет пользы. Ни на «Чёрной Жемчужине», ни в его жизни. Кое-как я преодолела несколько кварталов и, не выдержав, зашлась слезами, проклиная всё подряд и в первую очередь себя — за наивность и излишнее самомнение, ведь даже после такого расставания больнее всего жгла одна мысль. «Единственная, кто может помочь…» Почему Элизабет? Почему… не я?!

Нога в очередной раз запнулась, я пролетела несколько ярдов и с трудом устояла. Пришлось возвращаться в реальный мир и напряжённо оглядываться по сторонам. Из темноты поднимались очертания невысоких крыш, окружавших площадь. Ближайший источник света виднелся в узких окнах здания впереди, там же у входа мерцал затухающий фонарь, за спиной в неизвестность уходили тесные улицы, размытые ночной мглой. Я обречённо выдохнула, раздумывая, какой из путей выбрать. Позади стукнула дверь, и, не успела я обернуться, меня окликнул гнусавый, насквозь пропитанный алкоголем голос:

— А-а, что? Тоже выгнали, черти жлобские? — В слабом свете фонаря проступала сгорбленная, но всё ещё крепкая фигура; на макушке поблёскивала потом лысина. Взмахнув рукой с объёмной бутылью, незнакомец поплёлся ко мне на кривых ногах. Бежать сломя голову было бы странно, да и неизвестно, куда меня могло занести, поэтому я сунула большие пальцы за ремень и расправила плечи, чтобы максимально сойти за юношу. — Ны-а, — незнакомец едва не ткнул бутылкой мне в нос, — хлебни, малой.

Я мысленно выдохнула — маскировка сработала, но теперь пришлось придерживаться образа. Я неохотно взяла предложенную бутылку, поднесла к губам и тут же отдёрнула руку, до того омерзительный был запах.

— Чего, брезгуешь? — низким тоном протянул здоровяк.

Я замотала головой и как можно более по-мужски отозвалась:

— Вовсе нет.

— Так пей! — он хлопнул меня по плечу, так что колени подогнулись.

— Не могу, — я отступила на полшага, — капитан… на судно не пустит.

Здоровяк расхохотался, захлёбываясь слюной. Я скривилась и отступила ещё, протягивая ему бутылку.

— Капитан его не пустит… Пей, сказал! — щедрость в его голосе покорёжило нотами гнева. Я с сомнением глянула на бутылку и, качнув головой, сунула её ему прямо в руки. — Отказывать? — взревел он. — Мне? — И не успела я сделать и шага, как широкая ладонь хватанула меня за шиворот, как щенка. Здоровяк обхватил меня рукой, так что я оказалась у него подмышкой: мигом вскипела кровь от испуга и мерзкого ощущения чужих потных рук. Я дёрнулась, но он прижал сильнее и сунул бутылку под нос. Стекло звякнуло по зубам, пойло тут же обожгло губы и будто высосало весь воздух из горла и лёгких. Я зашлась частым кашлем под его довольный сиплый смех. Он сделал новую попытку влить в меня очередную порцию. Я резко дёрнулась, выворачиваясь, и наугад пихнула его куда-то в колено. Он охнул, выпуская бутылку, — но не меня. Стекло разлетелось вдребезги, алкоголь растёкся под сапогами. — Паскуда! — его глаза даже в темноте вспыхнули ярким нездоровым огнём.

Не дожидаясь, пока хватка на моей шее станет сильнее, я укусила его за руку. И тут же покатилась по земле от яростного удара наотмашь. Здоровяк пошёл на меня, и в его намерениях не осталось ничего доброжелательного. Я пыталась ухватить эфес сабли и попутно собрать ноги вместе, но в глазах болтался лёгкий туман. Пришлось отползать. Пусть у противника не было оружия, ему ничто не мешало расправиться со мной и голыми руками. Наконец пальцы ухватили рукоять, клинок чиркнул по земле.

— Стоять! — рявкнула я, указывая на здоровяка саблей. Он приостановился и выпустил воздух, как разгорячённый жеребец. Рациональная часть меня совершенно не желала конфликта — в любых его проявлениях, но с каждой секундой верх брала другая: та, что только и ждала повода, лишь бы дать выход скопившимся и забродившим, как вечный ром, эмоциям и чувствам. В конце концов, лучшая защита — нападение, а если что, можно последовать благороднейшей из пиратских традиций. Я рывком поднялась и приняла стойку. Здоровяк подался вперёд, наклоняя голову, словно таран. — Слушай, ты, завтрак для амёбы! — голос зазвенел громко и запальчиво. — Либо ты сейчас же убираешь подальше свою вонючую тушу, либо пойдёшь на фарш для подкормки портовых псов! Я нашинкую тебя так мелко, что мишленовский шеф-повар обзавидуется!

Его лицо вытянулось, голова склонилась ещё ниже. Каждая мышца в моём теле напряглась, готовая отражать удар, сердце заколотилось громко, но в разуме с удивительной ясностью проступал каждый следующий шаг: нельзя не признать — у меня был отличный учитель. Здоровяк сжал кулаки, напружинился. Под моими сапогами тихо зашуршал гравий.

— Эй, Бэсси! — вдруг донеслось откуда-то. Я невольно вздрогнула, а здоровяк аж взвыл и резко мотнулся в сторону. У дверей под фонарём не совсем твёрдо стояли двое: один махал рукой, другой, подбоченясь, хихикал. — Ты чего, на сопляков перешёл, а? Пошли! У меня ещё полгинеи осталось, а у тебя с десяток зубов! — И оба зашлись весёлым хохотом. «Бэсси» тут же позабыл про меня и, кренясь то в одну сторону, то в другую, покатил к приятелям. Вскоре за ними захлопнулась дверь и наступила тишина.

Ещё с минуту я непонимающе тыкала в темноту оголённой саблей, пока сердце пробиралось откуда-то из пяток на законное место. Затем адреналин спал, я поплелась к ближайшему зданию и привалилась к стене. С вернувшимся на место сердцем вернулась и боль: я приложила ладонь к гудящей скуле, на пальцы попало что-то мокрое. «Чтоб тебе оставшиеся зубы выбили», — прохныкала я, ощупывая разбитый нос. Как бы ни жаждала битвы пиратская сторона души, больше я не отважилась искать приключений, а решила искать дорогу в порт — единственной место, где по крайней мере мне знакомы устои и локации. К счастью, хаотичные блуждания по городу увели меня не так далеко от гавани — большую часть проделанного пути я ходила кругами, — а потому довольно скоро вновь приковыляла к злосчастной таверне. Бросив на двери мрачный взгляд, я сориентировалась и направилась в порт.

С каждым шагом бездна вопросов на тему «Что мне, чёрт возьми, делать дальше?» разверзалась лишь сильнее. «Жемчужина» должна была уйти затемно, внутренние часы отказывались подсказывать, сколько прошло времени, потому я начала морально готовиться к тому, что в гавани её могу и не увидеть. Да если бы и увидела?.. Тут уж всё было сказано. Я решила не думать, хотя бы пока что, даже бросила сквозь зубы горячее: «Будь что будет!». Но сердцу плевать было на мои слова. Вновь к горлу подбирался ком, вновь к душе подкрадывались кошки с острыми когтями, но теперь вместо злости и обиды главенствовала горечь. Прощание выдалось не из лучших, но тоска сцепила свои липкие объятья слишком рано — и слишком сильно, почти как на Исла-де-Лагримас, когда я думала, что потеряла его навсегда. Теперь же всё чувствовалось острее, потому что Джек был жив, был так близко, а я по собственной глупости оказалась за бортом.

Перед самым носом возник патруль. Двое солдат молча уставились на меня, а я на них. Через несколько секунд дошло, что моя подбитая, окровавленная физиономия с подступающими слезами может вызвать ненужные вопросы. Я выдавила улыбку и качнулась туда-сюда. Спиртом от меня, похоже, несло за версту, так что солдаты смерили меня быстрыми взглядами и дружно расступились. Я, пошатываясь, поплелась дальше и, едва они отвернулись, юркнула в проулок, благо впереди уже маячили огни порта. У первого же факела я остановилась, пытаясь разглядеть отражение в стекле здания, а затем стянула с головы повязку, чтобы отереть кровь. Из мрака появилась фигура и замерла у края света. Я моргнула и обернулась под обречённый выдох.

Капитан молча смотрел на меня, уложив пальцы на эфес сабли и чуть прикрыв глаза. А я молча смотрела на него, боясь, что от любой лишней мысли, не то что действия, самообладание поднимет белый флаг и слёзы хлынут из глаз.

Джек дёрнул губой, прищуриваясь ещё больше, и резко шагнул вперёд. Я отступила назад, вжимаясь в стену. Рыжий свет упал на лицо.

— Что с тобой случилось? — по-капитански спросил Воробей.

Я взглянула на него исподлобья и процедила:

— Порт-Ройал, чтоб его…

— А я говорил… — протянул Джек и тут же осёкся, поймав мой гневный взгляд. — Ладно, дорогуша, — выдохнул он, подходя ближе, — слушай. Возможно, запирать тебя было излишней мерой, но мне казалось, это проще, чем убедить тебя остаться. И да, Элизабет я не соблазнял, — его голос упал, будто под тяжестью сожаления, — а уговаривал, — он повёл глазами, — может, даже больше шантажировал, и, если тебе интересно, вполне успешно. — Карий взгляд, подсвеченный пламенем, задержался на мне. — Не без твоей помощи, кстати. — Я сухо хмыкнула. А Джек, помрачнев, протараторил вполголоса: — Кажется, ей стало легче от мысли, что есть ещё чья-то голова для неприятностей, что последуют за помощь мне, — он гордо вздёрнул подбородок, — хотя я по-прежнему считаю это чистой клеветой! — Кэп слегка развёл руками и послал мне выразительный взгляд. — Если бы дело было в недоверии, я бы позволил губернаторскому сынку забрать тебя с собой, как он этого, по всей видимости, и хотел. — Я фыркнула и церемонно скрестила руки на груди. Но попытку что-либо сказать опередил бархатный голос, что будто бы и впрямь мог бережно обернуть все мои колкости, чтобы потом упрятать их в футляр с секретным замочком. — Признаю я это или нет, но в твоём присутствии удача мне как раз-таки благоприятствует, а потому с моей стороны было бы откровенной глупостью позволить тебе вот так просто уйти. — Джек подступил совсем близко и, поймав мой взгляд, улыбнулся: — Смекаешь?

Сердце зашлось, к горлу подобрался нервный смех, все претензии и сожаления развеялись, будто под свежим бризом, и, понимая, что не могу оторвать взгляда от танцующего пламени в ромовых глазах, я иронично усмехнулась:

— Я для тебя что, корабельный брауни¹?

Джекки наморщил нос, отступая.

— Очевидно, я не это хотел сказать… — с лёгким смятением проговорил он. Я сжала зубы, чтобы не расплыться в улыбке. Кэп тряхнул головой и задумчиво глянул в сторону гавани. — Словом, до рассвета осталось не так много времени, да и мне хотелось бы убраться поскорее. — Он обернулся ко мне с внимательным взглядом и протянул руку. Возможно, стоило что-то сказать, спросить или даже потребовать, но я поддалась не рассуждениям, а чувствам: странному, но страстному, единственному в тот момент желанию — ощутить тепло его прикосновения. Я коснулась его руки; горячие, шершавые пальцы крепко сжали мою ладонь. — Чудно! — ухмыльнулся Джек. — Тогда пошли.

Довольно скоро «Чёрная Жемчужина» оставила город за кормой. Я отсиживалась в каюте, притворялась спящей, ведь где-то за дверью меня поджидал сюрприз, хоть и вполне закономерный. Уснуть так и не удалось. С рассветом я выбралась на палубу и, примостившись на любимой пушке, устроилась локтями на планшире. От Порт-Ройала на горизонте осталось размытое пятно, а на мили вокруг не было ни земли, ни чужих парусов. Взгляд елозил по низким облакам над самой водой, поднимался по тросам к бизани, чтобы потом ненароком сорваться вниз и заглянуть в окна кормовой каюты.

— Так ты — Диана, верно? — Элизабет приблизилась после вежливого покашливания и дружелюбно улыбнулась. — Та, что помогла Джеку отыскать затерянную книгу?

Придирчивый взгляд прошёлся по ней от макушки до пят, я сухо хмыкнула: даже в скромном платье горожанки губернаторская дочка оставалась собой — благородной девицей с горячей душой. Развернувшись, я оседлала пушку верхом и уставилась на миссис Тёрнер.

— А ты — Элизабет, — губы разъехались в ненатуральной улыбке. — Та, что помогла Джеку отправиться в мир иной, благодаря чему понадобилась затерянная книга и много, очень много упорства.

Она недоумённо умолкла, брови растерянно приподнялись.

— Откуда ты… — настороженно начала она.

— О, — махнула я рукой, — я многое знаю. Джек Воробей ведь не водится абы с кем, — я послала ей многозначительный взгляд.

Элизабет медленно кивнула, но уточнять не стала. Мне же стало очевидно, что Джек не раскрыл ей подробности наших злоключений. Неужто и здесь ждал благоприятного момента или вовсе не намеревался выкладывать все карты?

— Мы с тобой не встречались, — вновь заговорила Элизабет, подойдя к фальшборту, так что пришлось менять позу, — но почему ты назвала меня ведьмой?

Я раздражённо повела глазами.

— Случайно сорвалось. Не ожидала тебя там увидеть. Вернее, может, ожидала, где-то очень в глубине души, но не в тот момент, когда вошла, а в тот момент, когда вошла и увидела тебя, я немного, гхм, удивилась, ведь там должна была быть ведьма, а не ты…

Она чему-то усмехнулась, а затем спохватилась:

— Ты узнала меня?

Губы растянулись в уклончивой улыбке.

— То, что мы не встречались, не значит, что я тебя не знаю. — Я развела руками. — Извини, я не стану раскрывать душу в рамках светской беседы.

— Это всё же несправедливо, — с посылом заметила Лиз, — ведь, похоже, ты обо мне знаешь достаточно…

— Ну, нам же не детей крестить, верно? — саркастично отмахнулась я.

— …и как будто не очень рада, что я здесь, — невозмутимо закончила она. В её взгляде было слишком много проницательности, былое настороженное недоумение в её глазах мне куда больше приходилось по душе. Элизабет мягко улыбнулась. — Я нужна Джеку для обряда, а ты?

На этот вопрос не нашлось вразумительного и честного ответа, а присваивать себе титул домового «Жемчужины» я всё же не собиралась, поэтому голос прозвучал холодно и резко:

— Это уже не похоже на светскую беседу.

— Я не хотела тебя задеть, — торопливо проговорила Лиззи извиняющимся тоном.

Я надменно хмыкнула, губы дёрнулись в искусственной улыбке.

— У тебя и не получилось.

Элизабет понимающе кивнула, вроде даже слишком понимающе, чем хотелось бы. В её открытом взгляде, лёгкой располагающей улыбке, в небрежной, но элегантной позе читалось спокойствие, точно она принимала гостей в своём особняке, а я, как один из таких не самых желанных гостей, чувствовала себя не в своей тарелке. Огонь раздражения в груди разгорался всё больше, хоть я всё ещё старалась сохранить если не радушие, то мягкий нейтралитет.

Я подалась вперёд с заинтересованной улыбкой.

— Что такого Джек пообещал тебе, что ты покинула дом и сына, если не ошибаюсь, ради спасения его шкуры? — но несмотря на улыбку, в голосе всё же прозвучали ехидные нотки.

— Это… — Элизабет слегка поджала губы, — личное.

— О, ну да, весьма очевидно, — выразительно кивнула я. — Рандеву с «Летучим Голландцем»? — Лиззи промолчала, не утратив выдержки, а меня кольнуло завистью. — Что ж, — беззлобно усмехнулась я, — смею тебя заверить, он не лукавил. — Я повела глазами, добавляя: — По крайней мере, если сказал, что недавно видел Уилла. — Взгляд Элизабет ярко заблестел, губы дрогнули от пойманной улыбки, и щёки согрела краска лёгкого смущения. У меня даже отпало желание язвить. — Он… в порядке. Возмужал, выглядит впечатляюще, под стать «Голландцу»… в хорошем смысле, — успокаивающе улыбнулась я.

Её глаза подсветила невидимая улыбка. Сам собой напрашивался вопрос, и не один, но Элизабет, как бы ей ни хотелось их задать, лишь слегка качнула головой, приподняв брови. Похоже, это и впрямь была уже совсем не та девушка, что с наивной самоуверенностью заявилась парламентёром на пиратский корабль. В иных обстоятельствах я бы искренне радовалась нашему знакомству, взгляд бы, наверное, так же сверкал восторгом, что и при встрече с Уильямом. Каруселью пронёсся в воспоминаниях день появления «Летучего Голландца» и разговор двух капитанов.

— А знаешь, — усмехнулась я, — это забавно, но, похоже, и в обещании встречи Джек не слукавил. — Элизабет вопросительно приподняла брови. Я поморщилась, недоумённо качая головой. — Я только теперь поняла, о чём была та угроза… Боже, он любое «нельзя» априори принимает как вызов?..

— Похоже, вас с ним многое связывает, — проницательно заметила она. Я неопределённо передёрнула плечами и отвернулась к бушприту, давая понять, что продолжать разговор не намерена.

К счастью, при следующей и довольно скорой встрече с Элизабет на борту «Жемчужины» наша с ней беседа вышла достойной по светским меркам — вежливой, сухой и бессмысленной. Где-то после полудня капитан Джек Воробей пригласил нас обеих на завтрак в каюту. Вид у него при этом был совершенно невинный, что только обостряло предчувствие подвоха: на последней званой трапезе кэп использовал меня как инструмент переговоров, и теперь было нелегко довериться его гостеприимству. Первым делом Воробей не упустил возможности предложить рома, но, услышав обоюдное нет, с готовностью наполнил бокалы для дам красным вином. Мы с Элизабет обменялись натянутыми улыбками и одновременно уткнулись взглядами в небогатый стол. Несколько минут в неуютной тишине постукивали приборы да хрустели овощи, а затем Джек резко опустил кружку — и завязался диалог. Миссис Тёрнер держалась до зависти непринуждённо, будто все последние годы провела на «Жемчужине», а подобные застолья стали для неё доброй традицией. На пару с кэпом они принялись листать книгу воспоминаний, преимущественно забавных или приятных, но ещё и тех, которым я не была свидетелем. Но вместо того, чтобы с упоением слушать об устоях города Погибших кораблей или о попытке Джека сбежать с «Разящего» под самым носом у Норрингтона всего за полчаса до прибытия в Порт-Ройал, я угрюмо ковырялась в тарелке, и с каждым словом или усмешкой скапливающийся в душе яд становился всё крепче. Все мои недовольные взгляды и раздражённые вздохи адресата не достигали, будто капитану стало не до шхуны, едва на горизонте объявилась каравелла. Покончив с завтраком и запасами терпения, я решила удалиться, сославшись на усталость. Джек Воробей в ответ одарил меня снисходительным взглядом и кивнул: «Как тебе будет угодно».

— Как мне будет угодно, чтоб тебя! — я со всей силы хлопнула дверью каюты; из простреленной дыры посыпалась труха.

Радость от недавнего примирения с готовностью отступила, с такой лёгкостью, будто была всего лишь иллюзией. В душе тяжелело что-то мрачное и вязкое, мысли стягивались в эту мглу, как в воронку штормового водоворота. Я принялась расхаживать по каюте и уговаривать себя, что стоит потерпеть всего немного — день, максимум два, а затем на горизонте появится Тортуга, Джек наконец проведёт обряд и утратит необходимость быть настолько бессовестно обворожительным с Лиззи Тёрнер. Ведь всё ради этого? Или это привычка? Или же встреча со старой подругой принесла ему не только терпкий вкус ностальгии? Я резко остановилась, запрокидывая голову. Из горла вывалился нервный смех. Кровь кипела от небывалой лютой ревности, но от этого хотелось лишь больше смеяться, пусть и сквозь слёзы, ведь я ревновала того, чьё сердце мне не принадлежало. Разве могло у меня быть на это право? Или же это была банальная зависть? Мысли с каждой секундой становилось всё труднее распутывать, и, когда сердце сжало в тиски чувство потерянности, я тряхнула головой и занялась чисткой оружия, только бы отвлечься.

Как назло, ветер ушёл вслед за штормом, «Чёрной Жемчужине» остались бледные порывы, оттого на Тортугу мы прибыли лишь к концу второго дня пути. Разглядев на горизонте горбатый силуэт острова, я впервые за эти дни расщедрилась на искреннюю улыбку. Всё это время на душе было столь скверно, что даже в кубрике, где обыкновенно на меня мало обращали внимания, теперь стали посылать насторожённые взгляды, а потом и вовсе матросы порой подходили и ухмылялись: «Одна баба на корабле — куда ни шло, а две — уже перебор, правда ведь?». Я в ответ сухо посмеивалась и сбегала. Снова. А Джек Воробей всего этого не замечал: не замечал, как убегаю и от него, не замечал, как исчезаю с палубы, стоит объявиться Элизабет, не замечал, что скоро врасту в свою каюту. А быть может, замечал, просто не считал это чем-то существенным. И вот, бродя по кораблю неприкаянным призраком, я впервые за долгое время чувствовала себя слабой и совершенно одинокой.

Передав в кубрик, что на горизонте объявилась земля, я уселась на нижней ступени трапа у фок-мачты и принялась воевать с жёсткими волосами, что с каждым разом всё труднее укладывались в косы. Вскоре за спиной послышались аккуратные шаги. Косой взгляд опознал тень, с губ слетел мрачный выдох. Элизабет неторопливо спустилась и уселась рядом. Повисла тишина.

— Чем-то могу помочь? — наконец не выдержала я, когда молчание стало неуютным до дрожи.

Она живо обернулась и пытливо взглянула на меня.

— Всего лишь ответь, отчего ты так странно себя ведёшь, — мягко проговорила миссис Тёрнер. При этом взгляд её был излишне красноречивым.

Я фыркнула, изгибая бровь.

— Не понимаю, о чём ты.

Её губы тронула улыбка.

— Во-первых, с самого Порт-Ройала ты глядишь на меня как на врага. Во-вторых, скрываешься почти ото всех…

— Считай, у меня боязнь людей, — оборвала я, — не люблю толпу.

— … и в-третьих, — невозмутимо продолжила Лиззи, — выкручиваешься, будто что-то натворила. — Я раздражённо закатила глаза. — Однако, — вздохнула она, — полагаю, я знаю причину и, поскольку невольно связана с этим, считаю, что должна объясниться.

По спине прошёлся холод: я поняла, к чему она клонит, но совершенно не желала продолжать разговор. Как назло, по близости не было никого, кто мог бы нарушить наше частное одиночество.

— Прости, — я поднялась и натянула вежливую улыбку, — беседы со мной — не лучшее развлечение. — Я кивнула и уже поставила ногу на ступеньку выше, как прозвучало уверенное:

— У тебя нет причин для ревности.

Я круто обернулась. Вспыхнувший взгляд впился в открытое лицо Элизабет. Она тут же победно улыбнулась и многозначительно приподняла брови.

— Мне не нравятся твои намёки, — хмуро проговорила я, бухнувшись обратно, и воткнула тяжёлый взгляд в щели орудийного порта.

— Прости, но мне как женщине это трудно не заметить. — Элизабет сцепила руки на колене и проникновенно взглянула на меня, как на добрую подругу, что искала поддержки. — Я всё понимаю. И, уверяю, у тебя нет повода.

С моих губ слетела язвительная усмешка.

— Хм, какая самоуверенность! — Я бегло обернулась из-за мельком скользнувшей тени, но наверху никого не оказалось. Зато проницательный взгляд Лиззи поймал мои мрачные глаза. Я вздёрнула подбородок. — С чего ты взяла, что я ревную Джека к тебе? С чего ты взяла, что я вообще ревную? — голос приправило холодное ехидство. Лицо Элизабет вновь скрасила многозначительная улыбка, она слегка пожала плечами, безмолвно заявляя, догадайся, мол, сама. — Я так и думала, — сухо подытожила я.

Элизабет вздохнула и кротко отвела взгляд. Едва во мне зажглась радость, как оказалось, что победу праздновать рано.

— Мне кажется, — ненавязчиво заметила Королева пиратов с тактом губернаторской дочки, — ты пытаешься обмануть не только меня.

— Никого я не пытаюсь обмануть, — раздражённо отмахнулась я. По её губам скользнула недоверчивая улыбка. — Вообще, извини, но это явно не твоё дело, — я решительно поднялась, — мы едва знакомы. — С губ сорвался обречённый выдох: на её лице читалось неприкрытое упрямство, как у человека, что не готов сдаваться в шаге от лёгкой победы. Мне отчаянно не хотелось видеть в ней что-то кроме желания проверить женскую интуицию и позабавиться от нечего делать. — Ты что, не отстанешь? — Она только слегка дёрнула бровью. — Хорошо, — я тяжело опустилась на ступени. Искоса брошенный на Лиззи взгляд подметил тень на её плече, которая тут же исчезла. Элизабет обернулась ко мне с ненавязчивой участливостью. — Считаешь, у меня к Джеку романтичные чувства, так? — мои глаза дерзко сверкнули. — Прости, если огорчу, но к нему у меня лишь бесконечная благодарность, которую мне трудно выразить. Я обязана ему жизнью. Это во-первых. Во-вторых, твоя женская натура подсказывает, что я ревную его к тебе? — Я вкрадчиво покачала головой. — Вовсе нет. Я не ревную Джека. Даже к тебе. — На губах расцвела искусственная улыбка. Внимательный взгляд миссис Тёрнер смягчала недоверчивая задумчивость, и я решила переступить последний барьер вежливости: — Суть в том — что я зла на тебя. — Она смятённо вскинула брови. — Ты, конечно, помогла спасти его из Тайника, но именно ты его туда и определила, именно из-за тебя он остался с чёрной меткой, именно из-за тебя на каждом шагу его ждёт прогулка на тот свет, а ты строишь из себя благородную леди и желаешь, чтобы тебя уговаривали исправить твою же вину! — Элизабет поморщилась, часто заморгала, а я наконец позволила себе победную усмешку. — На этом у меня всё. Позволь откланяться.

Я даже успела взбежать на две ступени, ухо уловило какой-то судорожный шорох наверху, а затем меня, как наброшенное лассо, поймало звонкое и торжествующее:

— Ты лжёшь!

Я возмущённо обернулась, в крутом пике едва не потеряла равновесие. Элизабет же глядела на меня так, словно я ей ноутбук вручила, ей-богу: в глазах искрила смесь удивления и недоверия, пропитанная неподдельным азартом.

— Ты меня вообще слушала? — всплеснула я руками.

Её взгляд стал излишне красноречивым.

— Ты могла уйти и оставить меня при моих заблуждениях. Но ты осталась. Я верю в твою злость и могу её понять. Я не хочу лезть к тебе в душу…

— Хм, заметно. — Я со вздохом уселась обратно.

— …но, кажется, тебе стоит выговориться. — Я надменно фыркнула. Элизабет помолчала, а затем заговорила, отведя взгляд к изящным пальцам: — Я могу понять не только твою злость. Мне это знакомо. Твоё… смятение. Я понимаю, от этого трудно удержаться. Джек… невероятно очарователен. Особенно, когда ему что-то нужно, — добавила она с улыбкой, и я едва успела прикусить губу. — Оттого в него невозможно не влюбиться, наверное. Как и ты, я даже себе не решалась в этом признаться и злилась, хоть всё же, полагаю, мои чувства были несколько… иными.

Я покосилась на неё, скептично изогнув бровь.

— Это «иные чувства» подтолкнули тебя на то, чтобы так легко убить его?

— Легко? — Она прямо взглянула на меня и покачала головой. — Нет. Честно говоря, я не знаю, был ли у меня выбор… — Её лицо покрыло искреннее смятение, так что даже отступил тот едкий дьяволёнок, что покалывал меня вилами, помогая отбиваться саркастичными ухмылками. Элизабет повела глазами. — Знаю, что не должна была, но, да, я корыстно воспользовалась тем, что Джек принялся уговаривать меня. Дело не в нём, — с чувством заявила она, — я всего лишь хочу увидеть Уилла.

Я вновь бросила взгляд через плечо, но впервые потому, что не хотела, чтобы нас вдруг прервали.

— Правда веришь, что получится?

Она приподняла плечо и хрупко улыбнулась.

— Если есть хоть малейший шанс — я не могу его упустить.

— Чудно, — выдохнула я, — значит, потом мы будем скитаться по морям в поисках «Голландца»… — К Элизабет обратился примирительный взгляд с ободряющей улыбкой. — Хотя это ничем не хуже, чем искать книгу. Если быть честной, меня это восхищает — твоя верность и готовность ждать, эм, сколько придётся.

— Со временем стало легче, но всё же порой кажется, что этот день никогда не наступит, что мы не увидимся вновь, а я даже не знаю, может, он совсем рядом. — В тот момент нам обеим стало неловко от подобной откровенности, хотя я вроде и так это знала, но для Лиз это было как будто в новинку. Может, она потому и поделилась — убедила себя, что я и без того достаточно осведомлена. — Потому я не могу упустить эту возможность ещё раз увидеть его, обнять, сказать, как он дорог мне… — её голос пропитала теплота, и слова были похожи объятия, которые она не могла подарить любимому. Эта теплота будто бы окончательно развеяла язвительную холодность в моей душе. — Но ты и Джек, — внезапно сменила тему Элизабет, — твои чувства чище и…

— Боже, Элизабет!.. — взмолилась я.

— Ты любишь его, — с непоколебимой уверенностью заявила она.

Я уронила голову, закрывая лицо руками. То ли хвалёная женская интуиция действительно работала, то ли мне всё же тайно хотелось обменять откровенность на откровенность, но я сдалась.

— Да. — Я взглянула на неё, голос прозвучал едва слышно: — Люблю. Но ты не посмеешь ему сказать, — тут же прошипела я, — иначе… — Я неровно вдохнула, отводя взгляд. — Джек не узнает.

Лиззи подалась ближе с искренним недоумением.

— Я… я не… Почему?

— Потому, что так надо, — проговорила я через силу. — Потому, что я не уверена, что смогу остаться с ним. Ты просто не всё знаешь… Моё признание для Джека явно не первое… и не последнее, так что вряд ли оно для него будет что-нибудь значить, — а для меня это будет невыносимо. Пусть лучше так. — Я искоса глянула на неё с опаской, но в её глазах читалось лишь грустное понимание, из-за чего стало чуточку спокойнее. — Я просто могу быть с ним рядом. Иногда достаточно и этого.

Тяжёлый разговор был закончен, но легче от этого не стало. Если раньше мои мысли о Джеке были худо-бедно регламентированы, то теперь вновь воцарился хаос, в котором руководило сердце, а отнюдь не разум.

Тортуга не менялась — и в этом было что-то вдохновляющее: думалось, что, даже когда пройдут столетия и мир изменится до неузнаваемости, пиратский рай по-прежнему будет оставаться оплотом свободы, беззакония и нелюбви ко всяким порядкам. Не успели закрепить швартовые концы, как на пристань начали стекаться все, у кого к «Жемчужине» или её морякам было хоть какое-то дело: от пьяных вусмерть ремесленников до знающих себе цену девок. Команда сходила на берег почти в полном составе с приказом вернуться до заката и напоминанием, что за теми, кто отстал, не стоит возвращаться. В обнимку с ящиком для овощей я топала вслед за коком мистером Фишером и полквартала провожала взглядом уходящего в другую сторону капитана Воробья: я справедливо рассудила, что на пороге важного события стоит держаться от него подальше, чтобы своим присутствием не навлечь беду. Элизабет же вовсе не пожелала покидать борт корабля, возможно, по сходным мотивам. К концу прогулки по городу с истинно женскими заботами, волоча мешок кукурузы в одной руке и прижимая к бедру бочонок с маслом другой, я начинала сожалеть, что не осталась на «Жемчужине», пусть даже наедине с миссис Тёрнер и её проницательностью.

Поразительно, но команда не ослушалась капитана, и мы с коком и несколькими матросами возвращались в числе последних. На борту вовсю кипела работа — готовились к отплытию. Джек Воробей тоже даром времени не терял: ещё до того, как под сапогами заскрипели доски пристани, я разглядела у фальшборта статную фигуру незнакомки, что взирала на суетящихся моряков со спокойной надменностью. «Вот ты точно похожа на ведьму», — мысленно ухмыльнулась я, подойдя ближе и разглядывая её многослойный наряд из тёмных тканей. Она обернулась спиной ко мне и пошла вдоль борта. Мистер Фишер ловко забрался по сходням. Я приостановилась, пропуская бочки с порохом, затем уверенно поднялась по доскам и уже готова была поставить ногу на палубу, как перед носом возникла широкая ладонь.

— Ты не идёшь, — глубоким и завораживающим голосом заявила ведьма.

Я удобнее перехватила бочонок и возмущённо вскинула подбородок.

— Это ещё с чего?

Только теперь она обернулась, на меня уставились большие равнодушные глаза.

— Тебе тут не место, — констатировала ведьма, причём таким тоном, будто напоминала что-то совершенно очевидное. — Ты помешаешь тем, что держишь его.

— О чём… — Взгляд зацепился за деловитую фигуру капитана. — Джек! — вскрикнула я.

Воробей подошёл бодрой походкой и, расцветая улыбкой, мягким тоном поинтересовался:

— В чём дело, дамы?

Не успело из моего горла вырваться и звука, ведьма сказала как отрезала:

— Ей не место на корабле. Она должна остаться, или никакого ритуала не будет. — Ведьма глянула на кэпа, как строгая учительница: — Выбор за тобой, — и церемонной походкой ушла прочь.

Я проводила её недоумённым взглядом и обернулась к Воробью; пальцы разжались, и мешок кукурузы неуклюже распластался на сходнях: на пиратских губах светилась тёплая, но извиняющаяся улыбка, и всё стало ясно. Я вздохнула, кивая, а затем ободряюще улыбнулась:

— Это ведь недолго?

— На Тортуге время всегда летит незаметно, дорогуша, — с понятным намёком отозвался Джекки. Я покачала головой.

— И на этом наконец-то всё?

— О да! — с жаром заверил капитан.

Я поджала губы и снова закивала. Кэп перехватил мешок с припасами, и я спустилась на пристань: мне надо остаться — я понимала это, но ни аргументы почему. При этом покорность перед этим решением далась куда проще, чем в Порт-Ройале. Даже мелькнула мысль обратить внимание капитана Воробья на подобный нюанс — быть может, учёл бы на будущее.

— Я вернусь, — в его голосе звучала ободряющая уверенность и даже оттенок шутливой угрозы, мол, попробуй только учинить что-нибудь без моего ведома.

Невольно губы растянулись в светлой улыбке, я подняла голову. Джек стоял чуть в стороне, чтобы не мешать матросам убирать сходни, и его яркий взгляд был столь внимательным, что, даже если бы хотела, я не смогла бы дать волю печали и беспокойству. Я бодро помахала и, провожая капитана взглядом на полуют, выдохнула: «Я знаю».

«Чёрной Жемчужине» предстояло отправиться на поиски участка моря без земли, людей, кораблей и ветра (что, как заверял Джек, не так уж и сложно), а мне — провести на Тортуге несколько дней наедине с самой собой (что, как я знала, не так уж и легко).

В полумиле от города, за стеной из кустарника и полосой острых булыжников, скрывался небольшой пляж, который для большинства местных оставался недоступным: на Тортуге не каждый мог с первого раза дойти в порт по широкой прямой улице, чего уж говорить о подобных препятствиях. Мне следовало держаться подальше от неприятностей, и лучшего места для этого на острове было не сыскать. Прикупив еды и воды, я отыскала уютное место, откуда открывался вид на нужный мне горизонт.

Одиночество на берегу вечного моря благоприятствовало веренице мыслей, с которыми можно было вволю позабавиться, как молочному котёнку с клубком ниток. В таких обстоятельствах денёк-другой на пляже грозил обернуться не желанным отпуском, а очередной пыткой ожиданием. Я то и дело возмущённо фыркала, вспоминая непоколебимый взгляд ведьмы и её категоричное заявление, и оно уязвляло оттого сильнее, что снова Джек Воробей предпочёл Элизабет, пусть и не совсем по собственной воле. Как вообще я могла помешать, когда хотела избавиться от чёрной метки едва ли не сильнее самого капитана?! «Ты мешаешь тем, что его держишь», да, только вот в тот момент я держала лишь мешок с провиантом, и вряд ли могла кому-то этим помешать. Куда скорее, как положено ведьме, её слова имели чуть менее буквальное значение. И это пугало. Неужели я и правда превращалась в кого-то, кто мог «держать» Джека Воробья? Последнее дело, когда хочешь быть рядом с кем-то, кто столь же свободолюбив, как ветер. И вызвало ли это опасения у самого Джека? Я посмеивалась над самой собой, потому что не сомневалась — Джекки вернётся за мной, как и пообещал. Чтобы потом мы бороздили моря вечность в поисках «Летучего Голландца», ведь на радостях в кэпе вновь воспрянет пиратское благородство, что не позволит ему обмануть ожидания женщины, вернее, женщины по имени Элизабет Суонн. Обидно и забавно становилось от мысли, что я была, пожалуй, единственной, кто не пытался вставить Воробью палки в колёса или подножку во время побега, но именно я частенько напарывалась на познавательную хитрость капитана с иронично-торжествующим: «Ха! Поверила! Опять!». Хотя, возможно, благодаря этому я постепенно превращалась из изнеженной дочери двадцать первого века во всё ещё достаточно наивную, но уже, кажется, вполне пиратку. И несмотря на всё издевательство своего положения, я продолжала верить капитану с приятной лёгкостью, чем бы мне это ни грозило. И это была, пожалуй, единственная вещь, которой я могла его удивить, словно Джек Воробей отвык, что ему могут полностью доверять и по-настоящему верить.

«Чёрная Жемчужина» вернулась так скоро, что, разглядев её силуэт у горизонта, я принялась тереть глаза, разгоняя негу послеполуденной сиесты, ведь и суток не прошло. Но пиратский фрегат оставался реальным. В суетливых сборах я путалась в собственной одежде, перепутала уже разношенные, как надо, сапоги, судорожно похватала остатки припасов (которые после всё равно растеряла по пути) и со всех ног бросилась в порт. Повороты шумных улиц сменялись друг за другом, я неслась на парусах внезапной радости, как «Жемчужина» под крепким бейдевиндом. Вдалеке показались вершины мачт, ветер принёс в лицо запах порта. Я перемахнула через лужу и вылетела к каменной лестнице, что спускалась к гавани. Приостановившись и переведя дыхание, я церемонным движением поправила съехавшую треуголку, сделала решительный шаг — и рухнула в густую пыль с хриплым вскриком, который тут же заткнул сдавленный стон.