Холодная стужа скользила по коже, поднимаясь выше, к основанию затылка. Потрепав запутавшиеся волосы, она добралась до губ, и только тогда Грэм открыла глаза.

Отголоски вчерашнего дня эхом отдавались в ее голове. Как дикий зверь, они кружили вокруг воспаленного мозга, выжидая момент для нападения.

Вгрызаясь в самую мякотку, они выжирали себе путь до основания ее сознания, смешиваясь с другими воспоминаниями, превращаясь из зверя в бесформенное беснующееся нечто.

Голова раскалывалась. Ее раздирали изнутри, как брошенную в лесу палатку с едой. Поглощая все до последнего нерва, не жалея сил, назойливая память продвигалась все дальше, пока не послышался хруст.

Уже знакомый до такой степени, что Грэм вздрогнула. Сглотнув, она взглянула на свои руки. Ничего. Никаких фей. Только игры подсознания и разбушевавшегося воображения.

 — Грэм, вы встаете?

Питер. Его голос в уцелевших остатках ее подсознания прозвучал, как разбившееся стекло. Она машинально дернула рукой, будто желая защититься, как наивный ребенок, думающий — одеяло спасёт его от злых монстров.

— Грэм?

Она не воспринимала силуэт стоящий перед глазами — точно призрак, он стоял рядом и выжидал чего-то. В глубине разума она понимала, кто перед ней стоит, но это знание было так далеко, так тщательно спрятано под покровом дремы, что она едва могла до конца осознать это. Грэм невнятно промямлила:

— Я… Иду, уже иду.

Захлопав глазами, она несколько раз протерла их кулаками и едва прищурившись, посмотрела на уже знакомое лицо.

Она не боялась его. Точно. Для себя она уже давно решила, что Питер явно не тот человек, который вызывает у нее страх.

Но его голос. Он до конца пробил стену, что она выстраивала всю ночь, чтобы не думать о вчерашнем. Именно это и только это пугало ее — собственные воспоминания. Они доводили ее до слез, скручивали внутренности в животе, сжимали сердце.

То, от чего Грэм хотела отречься, и то, в чем она завидовала Питеру.

Он протянул ей руку. Она посмотрела на его тонкие загорелые пальцы с потертостями и мелкими царапинами — Питер весь был как неплохо сохранившийся антиквариат, лишь такими мелочами напоминавший о своем возрасте.

Она сжала его ладонь. Его кожа была холодная, как металл — почти буквально. В ней не чувствовалось настоящего человеческого холода, который естественен после сна на земле. Нет, тут было другое, словно ладонь Грэм крепко обвязали цепью, побывавшей в ледяной воде.

Питер улыбнулся ей, сонно и устало. Живо, естественно. И Грэм отпустило, выдернуло из жуткого полусна. Она улыбнулась в ответ.

— Вы выглядите более уставшей… Я хочу сказать, более уставшей, чем обычно.

Она кивнула. Даже на привычные колкости сейчас не было каких-либо сил. Встав с земли, она посмотрела на склон, у которого они устроили ночлег, и вздохнула.

— По крайней мере это последнее препятствие.

Он прав. Осталось пройти всего ничего, а дальше будь что будет. Даже если ее план не удастся… Это хотя бы было неплохое приключение.

Ей так казалось.

Поправляя растрепанные волосы, она вдохнула пропахший сыростью воздух и, повернувшись к Питеру, сказала:

— Ну что, вперёд?

— Только это нам и остаётся, ведь так?

Он хлопнул ее по спине и прошёл вперёд. Ей бы хотелось заглянуть в его голову. Увидеть, как он мыслит, что думает. До этого она думала, что знает Питера, как облупленного. Ей казалось, что вся его личность пропитана подлостью, эгоизмом и холодностью, но…

Что-то сломалось. Тонкая грань, стоящая между ними, отделявшая от понимания друг друга. Они как соседи, проживающие в одном большом доме, но по какой-то причине каждый из них считал дом именно своей собственностью.

И однажды они просто встретились, на лестнице, спускаясь на кухню за завтраком. Смотрели друг на друга с непониманием, злостью, ведь оба считали, что чужак заступил на их территорию.

Но чем больше они пререкались, тем больше понимали, что каждый из них знал дом, как свой собственный. Только разные его части.

Она определённо больше не видела в нем врага. Она убьёт его, точно. Не так уверенно, жестоко, безучастно, нет, теперь она на это неспособна.

И все же, она убьёт его.

— Питер, у тебя есть планы, что будешь делать дальше?

Он расслабленно хрустнул спиной:

— Может быть схожу на массаж, — он подмигнул ей — могу и вас с собой прихватить, Грэм.

Он сказал это легко, непринужденно, не подумав. Грэм посмотрела на него с виноватой улыбкой. Он откашлялся, неловко поправив воротник, и произнёс:

— Да, точно.

— Ты ко мне привык, — ехидно произнесла она.

— Не буду лукавить, оказывается я соскучился по нормальному общению с людьми за эти сотни лет.

Она нагнала его, и теперь они шли почти нога в ногу.

— Дело только в этом?

Она не знала, что хотела услышать. Наверное, подтверждение того, что не только она такая привязчивая и легко привыкает к окружающим.

— Ну, что же… Не подумайте, я не говорю этого, чтобы вы меня пожалели в случае победы, но стоит признать, мы в чем-то схожи, Грэм. Я бы сказал, что мне комфортно с вами.

Да. Этот ответ вполне удовлетворил ее. А ведь если подумать, за все то время, что она искала Питера, ни разу нормально не общалась с другими.

Видела в них средства для достижения цели, очередной пунктик на карте. Множество имен, личностей и чувств смешались в ее голове в неразборчивую кашу, и лишь одно она отчетливо выжгла в памяти: «Питер».

Совсем не замечая одного, на что сейчас ей явственно открылись глаза, — все это время, что она провела в бесконечных поисках, она постоянно чувствовала кое-что. Это чувство съедало ее, но она каждый раз загоняла его в самый дальний уголок подсознания — одиночество.

— Пожалуй, нам обоим не хватало хорошей компании.

Они оба усмехнулись. «Вот это компания. Убийца и горе-мстительница. Кому расскажи — не поверят.» — Подумала Грэм.

— Нам еще долго подниматься. Расскажете какую-нибудь историю, Грэм?

— У меня скучные истории. Самая яркая — как я собирала лягушек на болоте для одной старухи, чтобы узнать о тебе побольше.

Питер приподнял бровь:

— И много таких мелких поручений вы выполнили, пока искали меня?

— Не перечесть, Питер.

— Давно я не получал столько внимания к своей персоне…

Он замедлил шаг, и Грэм последовала его примеру. Каблуки Питера звонко постукивали по каменистой дороге, ведущей наверх и с каждой секундой их звон раздавался все громче — игра сознания, не более того. Неловкое молчание вызывает дискомфорт, и паникующий мозг старается хоть чем-то заполнить назойливую тишину.

— Что же, — наконец произнес Питер — пожалуй, это действительно то, что мне было нужно.

Он посмотрел на Грэм, и к ее удивлению, черные, напоминающие бездну глаза Питера сейчас искрились благодарностью. Она неловко провела рукой по волосам и, склонив голову набок, кивнула ему.

— Нам обоим, Питер.

Его глаза, как и мелкие отметины на коже, выдавали в Питере глубокого старика, которому только и нужен какой-нибудь любопытствующий слушатель. Она не могла разглядеть в них то, чего так хотела — жестокости. Ей очень хотелось увидеть в нем страшного опасного врага, но каждый их разговор заканчивался для нее как перепалка со старым…

Другом?

Была то магия, дурман или еще какая волшебная белиберда — она не знала. Возникшее внутри чувство не отнимало у нее желания мести. Придавало ей иной окрас, смягчило порыв, но не отняло. Пусть месть больше не жжет ее сердце, не травит жгучим ядом, заставляя торопиться. Даже несмотря на все это, она живет тихим зверем, притаившись в груди, удобно устроившись в ожидании своего часа и долгожданной жертвы.

— Знаете, а я ведь думал, что после встречи с наемницами наши отношения совсем пойдут на спад.

— Мы немного повздорили. Я все еще не согласна с твоими идеями, Питер, но готова принять тебя даже такой маленькой неприятной улиткой.

Он опешил, и тут же его губы расплылись в полуулыбке.

— Ну, знаете ли, Грэм. Я, может быть, и улитка, но хотя бы не злой гном.

— Ты меня назвал злым гномом?

Он пожал плечами и, сложив руки в карманы, сказал:

— Может быть вас, а может быть и нет. В мире все относительно, в том числе и мои слова, которые могли бы касаться кого угодно. Но то, что вы приняли их на свой счет…

Грэм покраснела, и, подскочив к Питеру, прописала ему пальцем по лбу и, довольная собой, сложила руки на груди.

— Вы же помните, я почти ничего не чувствую.

— Тут дело не в том, что кому-то больно. А в превосходстве.

— Вот оно как значит. Звучит глупо, но я приму эти правила.

Она усмехнулась. В голове у нее вихрем пронеслись воспоминания, как она, когда-то в детстве играла точно так же с городскими ребятами. Когда не было проблем, одиночества, когда она еще не знала, что такое смерть и потеря.

Питер отнял это у нее, но он же вернул. Можно ли считать это справедливостью? Грэм была не уверена. Единственное, что она знала — сейчас ей правда хотелось улыбаться, честно и искренне, как тогда, много лет назад.

— Кстати, Питер. А сколько тебе лет?

Он не сразу отреагировал на вопрос. Его глаза сузились, он усиленно пытался вспомнить. Видимо число затерялось где-то в осколках памяти или же было таким абсурдно большим, что он стеснялся его называть.

— Одна тысяча девятьсот пятьдесят два. Было, когда я считал в последний раз. Знаете, когда переваливает за первую сотню, ты уже не особо уверен, насколько рентабельно продолжать. Я это делал только, чтобы удивлять клиентов, или там, детей пугать.

— Ты ведь мог просто называть выдуманное число.

Он вытянул указательный палец, легко объяснив:

— Попрошу! Когда ты знаешь точное число, то звучишь гораздо убедительнее, чем когда лжешь.

— Ну знаешь ли. От человека, которого называют принцем лжи и обмана, ожидаешь как минимум, что он умеет врать и обманывать.

Он махнул рукой:

— Моя ложь — просто удобно завернутая и правильно поданная правда. Этим я качественно отличаюсь от многих лжецов, Грэм.

— Да, я помню, как ты наплел той девочке.

Он неловко почесал затылок. Грэм не уверена, стыдно ли ему на самом деле — может быть, если только, перед ней. Вряд ли он осознавал чем так ужасен его поступок на самом деле.

— Знаешь, мы будто уже говорили об этом, — вдруг заметила Грэм.

— Возможно. Собеседника всегда слушаешь лучше, когда не сосредоточен на том, как бы его поддеть.

— Я не пыталась тебя поддеть, ну, то есть, не так активно, как тебе кажется.

Питер подмигнул ей — так и поверил, ага. Она пожала ему плечами в ответ, неловко проведя рукой по щеке.

— Кстати, Пит. Мне всю дорогу не давал покоя вопрос.

— Внимательно слушаю, Грэм.

— Ты говорил, что ждал меня, или что-то вроде того. То есть, ты знаешь заранее, что произойдет?

Он махнул рукой.

— Нет, это часть представления. Люди сразу проникаются ко мне доверием чуть что.

— Как чувствовала.

— Это тоже часть плана. Люди думают, что умнее меня, и, раз так, то обязательно меня перехитрят.

Грэм от негодования прикусила губу. Вот уж черт — все продумал. Она ведь и сама решила, что это нелепый, неработающий трюк.

Оба они становились все медленнее и все разговорчивее, пока не дошли до развилки. Можно было подняться либо выше, либо пойти напрямую в пещеру.

— Что там на карте, Грэм?

Она всмотрелась, стараясь как можно дальше оттянуть момент ответа. Грэм не могла понять, куда указывает карта, именно в этом месте было такое количество троп и дорог, что легко запутаться.

Питер заглянул за ее плечо и сказал:

— Мы на месте, — сообщил он с некоторой печалью в голосе.

Грэм и сама почувствовала себя будто холоднее, чем обычно. Словно она только что съела большой кусок льда.

— Послушайте, Грэм… Может, нам стоит остановиться здесь?

— О чем ты, Питер?

Он со вздохом отвернулся от нее, поправив скосившуюся набок шляпу.

— Я не могу нарушить условия контракта, таково мое нутро. Как рыба не может жить без воды, так и я не имею право нарушать условия любого заключенного контракта.

И тут ее проняло. Серьезное и жуткое понимание неотвратимости, острое и тонкое, как игла, проходящая через все тело. Она посмотрела на Питера с жалостью.

— Не поймите меня неправильно, Грэм. Это может показаться страхом или чем-то вроде этого, но… Это мгновенье так приятно. Нам незачем обрывать его.

— Ты ведь говорил, что лучше коснуться солнца, даже если рискуешь сгореть.

Он опустил взгляд в землю. Виновато, как нашкодивший ребенок. Грэм сделала шаг к нему и дала свою руку.

— Пройдем этот путь вместе, Питер.

Он хотел было протянуть ей ладонь, но дрогнул. Она сама обхватила его руку, и они оба двинулись вперед, в глубь холодной смрадной пещеры. Она уходила глубоко вниз, дальше под землю. Грэм было неуютно, она чувствовала как каменистые стены сжимались вокруг нее, становились уже, и казалось, что воздуха тоже становилось меньше.

Только казалось.

Они набрели на первые зачатки сокровищ, и Грэм остановилась, опустившись на землю.

— Мы здесь, Питер.

Питер сделал еще несколько шагов вперед и посмотрел на Грэм.

— Странно.

— Что такое?

— Я ничего не чувствую. При выполнении контракта… Обычно я понимаю, что выполнил все условия.

Она наклонилась вперед, поставив руку на колено и как-то внезапно даже для себя, холодно ответила:

— Может, ты и не выполнил всех условий, Питер.

Он с непониманием посмотрел на нее.

— В контракте. Там прописано, что ты должен найти для меня сокровище рода Нортед. У нашего рода и правда был фамильный склеп с множеством сокровищ. Только дело в том, что он не принадлежал нам уже двадцать лет назад, пришлось переписать его, и все, что внутри на одного графа, чтобы закончить междоусобные сражения.

Глазами Питера овладел шок. Он застыл на месте и ждал, пока Грэм продолжит.

— Так что «сокровище» — игра слов. Папа называл так свою семью. А ты ее всю уничтожил, Питер. Даже моя несчастная выжившая сестра не подходит под понятие «в целости и сохранности». Ведь ментально она полностью сломлена.

— Но, простите, — возразил Питер, — это так не работает. Какая бы игра слов не подразумевалась, сокровища, вот они.

— «Принадлежащее роду Нортед», Питер. Эти сокровища не наши уже как двадцать лет.

Она встала и отряхнувшись, почувствовала какую-то «грязную» гордость. Она победила. Она переиграла повелителя желаний, и не могла не гордиться этим.

Но при этом чувство отравилось другим, липким, как болотная тина, не дающая до конца насладиться победой.

— И поскольку единственное «сокровище», которое принадлежало Нортедам, — семья, которой отец так гордился. И ее больше нет, Питер.

Даже старинное поместье, что когда-то было частью их семьи, она сожгла дотла, чтобы желание вернуться не взяло над ней верх. Она подошла ближе, и сказала:

— Я победила тебя, Питер Кингсли.

Ей хотелось, чтобы эти слова получше отпечатались у него в голове, чтобы смерть ее семьи отозвалась в его сердце той же болью, чтобы он наконец понял каково ей было.

— Ты должен мне контракт, Питер.

Он кивнул. На его лице ничего не отображалось, кроме этого серьезного выражения, будто работа для него была важнее происходящего. Но Грэм знала, что это не так.

— Какое ваше желание, Грэм?

— Я хочу чтобы человек по имени Питер Кингсли, так же известный, как повелитель желаний, умер.

Очередной кивок. В воздухе из-ниоткуда явился лист и перо с чернилами.

— Но вы должны знать, Грэм. Моя сила, даже после моей смерти, никуда не исчезнет. Она будет искать хозяина. Повелитель желаний, каким бы он ни был, — часть этого мира. И всегда будет существовать.

— Допустим так. Но он у меня уже ничего не отнимет.

Питер засмеялся. Звонко, как ребенок. Отражаясь от стен, его смех звучал эхом как тысяча других и это отдавало безумием. Грэм не торопила его. Ей уже некуда спешить.

Она победила.

Он закончил смеяться и стерев слезы с глаз, протянул Грэм контракт.

— Прощай, Питер.

Она попыталась улыбнуться ему напоследок, чтобы почувствовать себя немного лучше, но вышло лишь что-то несуразное.

Питер сложил руки в карманы и спокойно улыбнулся Грэм. По-своему, живо, как мальчишка.

— Жаль, что эта история закончится вот так.

— Да, Питер.

— И все-таки… Я был не прав, Грэм. Умирать, даже на самом пике, это еще более неприятно, чем обычная смерть.

— Я рада, что ты принял это.

Она вывела в контракте ровную букву Г, и Питер тут же дрогнул, будто его ударила молния. Упав на землю, он медленно захрипел. Его пальцы дрожали, а губы едва выводили слова.

Грэм подошла к нему и встав на одно колено, обхватила его ладонь. Он продолжал смотреть на нее, и слабо, едва-едва, его пальцы обхватили ее руку.

— Вы такая теплая, Грэм Нортед…

Он вдохнул полной грудью. Будто давно не ощущал хоть какого-то воздуха. Питер медленно закрывал глаза, не отпуская руку Грэм. Тепло, казалось, было для него чем-то особенным, чем-то, чего он давно не чувствовал.

— Ты и правда ничего не чувствовал, Питер…

Он покачал головой. Медленно, будто засыпая. Его глаза закрылись, и в самый последний момент, его слабые пальцы совсем отпустили руку Грэм.

Она отстранилась от него. Внутри будто зашевелилось тысяча различных червей, желая вырваться наружу. Грэм, сдерживая рвотные позывы, направилась к выходу.

Рой мыслей затуманил разум, до нее едва доходило, каким это образом она делает очередной шаг. Будто она зашла глубоко в речку, где все еще может ходить, но совершенно не чувствует тело.

Оступившись, она упала на четвереньки, и не выдержав вырвала на каменистый пол пещеры. Отвратительный гулкий звук эхом отдавался по стенкам, крепче давя на голову, лучше любых стальных тисков.

Девушка обхватила голову руками, едва сдерживая наступившие слезы. Ее не покидало мерзкое ощущение бесконечности времени, будто эта пытка никогда не закончится. От отчаяния она издала истошный крик, который за шумом собственных мыслей прозвучал гулко, сдавленно.

Она почувствовала резкий разряд — как когда до тебя касается человек и внезапно бьет током, только, если бы их было тысячи. Ее тело дрожало, Грэм едва ощутила это за мгновение до того, как все чувства пропали.

Будто она умерла. Стало холодно и при этом по-странному легко. Казалось, она лишилась тела, и каким-то образом осталась бродить по миру в виде неприкаянной души.

Медленно тысячи мыслей в голове сформировали голос. Не тот самый, что всегда предупреждал ее из глубин подсознания, нет, этот голос был чужой, крепкий и звучал так близко и настолько естественно, что Грэм была уверена, — стоит оглянуться, она увидит кого-то за своей спиной.

Она попыталась встать. Это было просто и так плавно, — она даже почувствовала себя порхающим по воздуху листом. Теперь каждый шаг ощущался другим. Легким, плавным.

Её не отпускала мысль, что, возможно, она уже умерла, попросту обречена скитаться по миру за свою жестокость. Но между тем, было в этом состоянии что-то такое, неосязаемое и едва объяснимое, из-за чего назвать его полноценной смертью ей было сложно.

Пробирающий до костей холод не отпускал, и Грэм надеялась, что выбравшись из пещеры, она почувствует хоть каплю тепла. Выйдя наружу, она встала перед входом, и осмотрела все окружающее её.

Ей казалось, что это уже другой мир. Он ощущался иначе. Более живым, значимым, связанным. Она видела, как падающие листья угасают, как маленький желудь срываясь с ветки, вскоре продолжит дело большого дуба.

Как тысячи корней пронзают землю, слово дети впившиеся в грудь матери. И то, насколько это правильно. Она увидела изнанку мира, другую сторону, которая закрыта для людей. Если бы она могла, возможно, даже бы охнула.

— Вот, как ты видел мир, Питер.

Она произнесла это медленно. Голос в голове мешал отчетливо мыслить, и приходилось выговаривать каждое слово так, словно она только что научилась говорить.

Ей хотелось, чтобы все наконец утихло, побыть в тишине, — эта чертовщина проникшая в голову никак не давала хотя бы обдумать дальнейшие действия.

«Перестань, — думала она — перестань, перестань, я не собираюсь поддаваться тебе…»

Он зазвучал громче, и Грэм показалось, что ее голова сосредоточила в себе все оставшиеся чувства. Так и представила себе, как от очередной «вспышки» этой мрази, ее черепушка разлетается на части, оставляя на камнях кровавые ошметки.

«Я уже победила. И тебя, и Питера»

Она прокрутила эту мысль несколько раз, то тихо, то громко, старалась перекричать нечто засевшее в ее голове, пока боль не стала настолько невыносимой, что Грэм закричала, медленно скатившись на землю.

— Я убью себя, ублюдок. Убью, но тебе не отдамся.

Эти слова дались ей с трудом. Она уже собиралась исполнить задуманное, как перед ней засверкало что-то. Отдаленно это напоминало фею, или, точнее, золотистый комок эльфийской пыли.

Это маленькое нечто приземлилось на руку Грэм, и резко залетело ей куда-то в области груди.

Все стихло.

Движения стали нормальными, ощущение, что она под водой испарилось. Что это было? Она ощупала лицо, желая убедиться, существует ли оно до сих пор, не стала ли сама невнятным сгустком не пойми чего, оставленным блуждать в потемках этого мира, как тень былого существования.

Все на месте. Посмотрев вниз она убедилась что и ее ноги тоже при ней. Она все еще человек, физический существующий, не отвергнутый материальным бытием.

И все же, что это было? Голова уже пришла в себя, и Грэм могла размышлять дальше, спокойно, насколько это возможно в ее ситуации.

Может, это из-за контракта с Питером? Ее первым контрактом? Она не была уверена, но пока это единственное объяснение, которое она находила возможным.

Формально, она исполнила желание Питера, и возможно, его душа принадлежала ей с того момента, как они начали считать друг друга друзьями.

Грэм сглотнула. До нее окончательно дошло, в каком положении она сейчас оказалась. Хотелось заплакать, но слез не шло. У нее остались слабые отголоски былых чувств где-то на периферии разума, и лишь их эхо доходило до нее. Как ошметки сознания, которые бессмысленно собирать обратно во что-то цельное — это потеряно для нее навсегда.

Осталось лишь понимание.

Она уничтожила его. Во всех смыслах.

И тело, и душу.

— Хватит сожалений, — тихо сказала она, — нужно понять как избежать повторения всей этой чертовщины.

Она посмотрела в небо и сжав кулаки, отправилась вперед. Одно она знала точно — ни одна душа больше не станет жертвой этой твари, что живет у нее внутри.

Скитаясь много лет по земле, она научилась применять силы на благо, контракты перестали быть оружием и стали протянутой рукой помощи нуждающимся.

Так Грэм Нортед заменила своего друга и врага, и пусть прозвище «Повелителя Желаний» стерлось, растворилось, как песок под водой, она существовала и применяла все свои силы, чтобы сделать жизнь людей лучше.

— Да чтоб меня! — Стукнул по столу бородатый мужчина, сидевший в середине

Грэм улыбнулась своим слушателям. Шум таверны придавал её истории некоторого лоска — слушая о грязных болотах и холодных пещерах в уютных теплых стенах с кружкой пива на столе всяко приятнее, чем на морозе, под дождем.

И оказала на слушателей она, воистину, прекрасный эффект.

— А ваша сестра? — Спросил бородач.

— Я вызволила ее с помощью небольшой лазейки в контракте.

Она подмигнула им, от чего девушка, сидевшая рядом с бородачом, хихикнула.

— Странно это — сказала другая, со шрамом, — то есть вы уверяете, что нашли способ, как обмануть злого демона, живущего в вашем теле?

— Скорее, нашла компромисс, — довольно заявила Грэм, — мы с ним, скажем так, неплохо сошлись характерами.

Бородач развел руками и посмотрев на своих подруг, сказал:

— Ну слушайте, если контракт нам ничем не грозит, так давайте подпишем?

— И судя по истории, Грэм защищала людей от нападок Питера, — заявила смешинка, как про себя прозвала ее Грэм.

— Не знаю, — девушка со шрамом прищурилась, смотря на Грэм, — это сильно все подозрительно. Мне вот не хочется однажды утром проснуться и выяснить, что меня хочет разорвать толпа или там… Осознать, что у меня рук нет. Или обеих!

—Ну это ты пересказываешь нам ее историю, — возмутился бородач, — стала бы она рассказывать такое, если до сих пор на такой основе все заключается? Это же глупо.

Смешинка с любопытством и гордостью смотрела на Грэм. Та улыбнулась ей, от чего Смешинка покраснела, и сказала:

— Мне кажется она хорошая.

— Ну не может же быть контракт безвозмездным, — сказала Шрамик, — в чем подвох-то?

— Подвоха нет, с вас деньги, с меня контракт. Знаете ли, даже повелительнице желаний нужно на что-то жить да есть. А эта работа снабжает приличным таким доходом.

Смешинка посмотрела на Шрамик с надеждой.

— В конце-концов, — сказала Грэм, — контракт окупится, так или иначе.

— А что тебе мешает самой назазключать контрактов и стать невыносимо богатой? — Спросила Шрамик.

— У меня был один бесплатный контракт, — сказала она, — а больше и не полагается. Банально не сработает.

Бородач наконец заговорил:

— Ну не знаю девочки, ну очень это классно звучит. Давайте рискнем. В конце-концов, я про этого Питера Кингсли столько злого слышал. А Грэм, вон, и от него избавилась, и людям помогает.

Шрамик махнула рукой. Смешинка активно закивала.

Грэм протянула им контракт и когда тот оказался подписан, махнула рукой на прощание.

Довольные посетители — это всё в ее работе. Довольные и наивные. Она улыбнулась сама себе, отпив из кружки пива несколько глотков. Как хорошо было чувствовать его вкус — а всего-то несколько оболтусов заставить подписать ее бумажки.

Грэм хорошая. Грэм не такая, как Питер.

Конечно, она не такая. Довольная собой, она подумала: «Я гораздо хитрее тебя, Питер»

Мир может меняться тысячи и миллионы раз. Города будут разрушаться, целые империи исчезнут из мировой истории. И только одно останется неизменным: Всегда будет Повелитель Желаний.

Или, точнее.

Их Повелительница.