Капелька влаги скатывалась по спине. Скользит по коже, сталкиваясь со своими товарками и бежит «слезою» дальше, повторяя контуры тела. Джи заворожено смотрит на это, краем сознания отмечая, что спину Хранителя Тумана украшают царапины, словно страстная любовница оставила на нем свои метки, тем самым заклеймив. И ему это не нравится.
Мышцы перекатываются под кожей, стоит Деймону потянуться зачем-либо. И Арчери никак не может оторвать взгляда от этого зрелища. Кто сказал, что Спейд худощав? О нет, это далеко не так. Как может быть худ тот, кто с детства занимается своим телом? Конный спорт, фехтование, борьба. Мышцы, как стальные тросы, спрятанные под тонкой оболочкой. Не вальяжный кот, коим многие представляют изнеженного аристократа, Деймон — как то дворовое животное, у которого жизнь зависит от силы лап. А грацию и изящество подарят танцы. Но он умело пользуется своим обликом домашнего зверя. И гибель тем, кто обманувшись, пытается повлиять на Туман Вонголы.
Хранитель Урагана заворожен и готов вскинуть руку, дабы коснуться спины иллюзиониста. Посчитать выступающие позвонки, попытаться стереть чужие метки и, возможно, оставить свои. Кончики пальцев жжет огнем исследователя, а не Пламенем Посмертной Воли. Хочется оказаться ближе к другому человеку. И обняв со спины, провести ладонями по груди. Почувствовать тяжесть откинутой на плечо головы, ощутить аромат и вкус кожи. Хочется…
Спейд оборачивается, словно что-то чувствует, и смотрит вопросительно. Арчери фыркает и отвлекается на Джотто, что увлеченно машет веником, вещая о том, что русский Дон посоветовал поддать жару. Джи не понимает о чем речь. Но когда один из подручных хозяина дома выливает на печь ковш воды и вверх взвиваются клубы пара, приходит и осознание.
Силуэт иллюзиониста теряется во влажной дымке и становится миражом. Хранитель Урагана прикрывает глаза ладонью и думает о том, что стоит покинуть это адское место, в которое их затащили. Но в то же время, когда он еще сможет вот так беспрепятственно полюбоваться на обнаженное тело объекта своей тайной страсти? И пусть после будет сложнее скрывать вспыхнувшие когда-то чувства, но вот сейчас, совсем чуть-чуть, но можно же себе позволить слабость.
И почему русские свое гостеприимство выражают так… странно? Почему не привычный зал, скучный бал или охота на зверя? Нет, все это тоже подразумевалось и даже было, но посетить Россию и не побывать в их банях, да под водочку и соленья? Что-то из области фантастики. Примо сразу же согласился на данное удовольствие, а Джи просто не мог оставить друга одного, пусть с русскими у них и заключен мирный договор — лучше перебдеть. А почему в это сомнительное удовольствие себя позволил втянуть Деймон — не понятно. Но как итог: вон он, лежит сейчас на полке и тихо постанывает под хлесткими ударами веника. И пойди пойми — то ли легкой боли, то ли от удовольствия. Чертов Туман.
Чужой голос врезается в сознание как сверло. Ласкает и заставляет сглатывать вязкую слюну сухим горлом. Арчери хочет отвести взгляд от представшей ему картины. И не может. Ему хочется оказаться рядом и все же коснуться спины Спейда. Схватить за влажные пряди на макушке и вздернуть вверх, заставив красивое тело изогнуться. Собрать с щеки языком капельки влаги вперемешку с соленым потом. Прикусить кожу под нижней челюстью. Заклеймить. Но. Он. Не. Может.
Джи видит, как на аристократа смотрят некоторые русские: с голодным вожделением. Его жаждут. И более, чем уверен, что и сам выглядит не лучше. Мужчина глухо рычит, вылетая вон из парилки, когда видит: парень, что орудовал веником, склоняется над иллюзионистом. Проводит по его спине ладонью с явным намеком и что-то шепчет на ухо. Немудрено понять что именно. Предложение согреть постель или просто уединиться. Арчери не хочет знать, согласится Спейд или предпочтет сохранить верность своей официальной «невесте». Он даже не уверен, что хочет знать — спит ли иллюзионист с мужчинами тоже или предпочитает исключительно женский пол. Иногда незнание — благодать.
Хранитель Урагана цедит уже не первый стакан кваса, сидя в предбаннике за накрытым столом, когда рядом с ним кто-то опускается. Джи не смотрит на того, кто почтил его своим присутствием, пытаясь разобраться в себе и обуздать своего голодного зверя, спрятанного глубоко в душе. И оттого вздрагивает, когда узкая ладонь со знакомым перстнем забирает его стакан из рук. Лучник дергается, вспыхивает возмущенно и поворачивается к наглецу, чтобы разразиться словами обвинения, но давится ими. Деймон слишком близко. Раскрасневшийся, пропахший березовым духом, вперемешку с собственным ароматом, присущем только коже аристократа. Арчери молчит, отворачиваясь, дабы не видеть потемневших от удовольствия синих глаз. И даже не требует вернуть напиток обратно, боясь что собственный голос его подведет и выдаст подавляемое желание. Мастеру интриг и чтению чужих душ хватит слабого намека, чтобы догадаться о демонах, что терзают товарища.
— Неужели таков наш ничтожный удел: Быть рабами своих вожделеющих тел? — тихий, чувственный голос Деймона, внезапно цитирующий ему чужие слова, заставил вздрогнуть и обернуться.
— Ведь ещё ни один из живущих на свете. Вожделений своих утолить не сумел.
Спейд смотрит на него из-под опущенных ресниц, прижимаясь к холодному стакану щекой. А до Арчери доходит смысл слов. И Ураган вспыхивает, вскидывается, желая опровергнуть, доказать, что это не так. Но натыкается на лукаво-понимающую усмешку и отводит взгляд. Нет желания даже огрызнуться, только позорно сбежать. Но лишь отводит с тихим рычанием взгляд. Чертов иллюзионист с его взращенной способностью интриговать и понимать намеренья людей с полувзгляда.
— На предложение руки и сердца благородная леди должна три раза отказаться, — замечает непонятно к чему Спейд. — И только на четвёртый раз согласиться.
Стакан опускается на стол, а сам Деймон потягивается всем телом, заставляя вновь обратить на себя внимание. И добавляет ехидно, наклоняясь ближе, практически шепчет интимно:
— Как хорошо, что я не леди.