— Опять самолеты, — все, что говорит Вэй Ин за час в аэропорту.
Он летать всегда боялся, а Цзян Чэна в командировки отпускать еще больше. Смотрел в родные глаза, плохо скрывая собственные переживания, и повторял еще до выхода из общей квартиры:
— Не забудь позвонить.
Цзян Чэн это знал — уже выучил наизусть из-за многочисленных перелетов — не злился. Привык первым делом доставать из кармана телефон и писать короткое «прилетел», чтобы уже в отеле позвонить и заверить — все хорошо. И сейчас руку родного человека не отпускал, обнимал, пока очередь на регистрацию дожидался. Старался продлить мгновения рядом и отогнать назойливый страх. Без слов целовал в макушку, щеки и губы. Рядом.
Улетать каждый раз не хотелось.
Не хотелось раз за разом проживать момент, когда поцелуи заканчиваются, а руки чувствуют близкого лишь фантомно. Не хотелось отпускать из теплого плена самое дорогое — и душе и сердцу — на долгие дни отъезда. Не хотелось видеть в родных глазах тревогу, так бессовестно смешавшуюся с привычной нежностью, и прибывать в молчании до отлета. Не хотелось видеть, как Вэй Ин зарывается в себя, проигрывая худшие сценарии.
Когда Вэй Ин молчал, опуская глаза в пол — всегда было страшно. Всегда было что-то не так.
— Завтра, — Цзян Чэн крепче обнимает любовь всей своей жизни. — А-Лин хотел в гости прийти.
Цзян Чэн волосы поправляет, на табло, где горит «посадка» напротив нужного рейса, смотрит и не знает, как в очередной раз заставить себя уйти. Вот так просто расцепить объятия, развернувшись на девяносто градусов, и временно отдалиться от родного тепла. Где это самое «временно» становится спасательным кругом. Вэй Ин только головой качает, а вслух так ничего и не говорит, сильнее в объятиях прячется. Он после обязательно напишет сестре Цзян Чэна и уточнит все, проведет с племянником лучшие дни, даря ребенку улыбки искренние, а пока слушает родное дыхание и стук сердца. В сильных руках тепло и отпускать не хочется ни на секунду.
— Скажи что-нибудь, — сотая попытка, сопровождающая каждый отлет. — Хоть что-то…
А потом Вэй Ин отстраняется и заглядывает в глаза — ищет что-то только одному ему известное. И выдыхает. Медленно, опуская голову и теряя зрительных контакт, будто с мыслями собирается. За секунду. А чужие руки в своих держит, поглаживая.
— Я буду скучать, — и улыбка.
Улыбка обезоруживающая, любимая, невероятная.
Вэй Ин всегда отпускает первым — понимает, что надо. Что Цзян Чэна и страх за состояние любимого человека держит, и билеты в руке давят, и невозможность развернуться на выход почву из-под ног выбивает. Вэй Ин отходит, все еще касаясь, будто этим и подтверждая, что принимает обстоятельства и готов ждать здесь — в этом конце земли, где их общая квартира. Хоть всегда хотелось за ним, отбросить все страхи и полететь вместе. Только и у Вэй Ина тонны работы.
Пока Цзян Чэн мирится с бессонными ночами, Вэй Ин — с многочисленными командировками.
Цзян Чэн притягивает Вэй Ина к себе, топит в объятиях, прижимая к груди сильнее. Носом в шею утыкается, снова чувствуя родной запах, и позволяет себе смешок. Руки на талии обнимают также крепко.
— Не делай из этого прощание, — Цзян Чэн привычно возмущается, но вопреки словам в шею целует нежно, щекочет кожу, надеясь на улыбку или смех.
Все по одному и тому же сценарию.
— Не начинай, — становится ответом, сквозь плохо сдерживаемую улыбку.
В этот раз они расстаются на месяц.
***
Цзян Чэн из душа выходит, натягивая футболку.
В номере тихо. Телефон тоже молчит, больше не разрываясь сообщениями по работе и звонками начальства. Весь гул, давящий на голову днем, отдаляется, когда дверь номера закрывается за уставшим работником, а после душа вовсе пропадает, теряясь в темноте вечера под фонарями. Даже открытое окно не нарушает тишину — за ним тоже жизнь останавливается.
К позднему вечеру люди теряют силы и спасаются в объятиях дома.
Только Цзян Чэн от дома сейчас далеко. Ему остается лишь в сотый раз открывать мессенджер в надежде увидеть сообщение от одного человека, но тот с вероятностью в единицу зарылся в работу с головой. Вэй Ин — хорошо — если отвлечется от компьютера, хоть на несколько минут выпрямится и свернет многочисленные вкладки. Вспомнит, что нужно поесть, поспать и с новыми силами в новый день.
Но в диалогах тихо.
«не забудь поесть.» — короткое сообщение в одно нажатие отправляется в другую точку земли.
Цзян Чэн лицом в белые простыни падает и тоже выдыхает — вместе с миром. Сейчас душ смыл поверхностную усталость, позволяя почувствовать себя человеком. Он так устал держать лицо, выбирать слова и объяснять тысячу раз одни и те же пункты документов. И мысль, что день закончен — никто из партнеров внезапно не позвонит, не выдернет из тишины к назойливым звукам — давала силы подняться и самому вспомнить о еде. Хотя больше хотелось не этого — хотелось раствориться в тепле родных рук и мягкости одеяла с запахом кондиционера.
Телефон по-прежнему молчит, и Цзян Чэн, стараясь отогнать навязчивые мысли, углубляется в изучение меню. Получается плохо, потому что организм тщетно пытается не уснуть — зевота нападет безжалостно.
Внезапный стук в дверь прерывает тишину и спокойствие, стягивая сонное состояние, как будильник в шесть утра. Цзян Чэн хмурится, поворачиваясь к источнику шума, будто правда может увидеть через стены, кто стал причиной резкой смены обстановки.
— Уборка номеров, — и снова стук.
Хотелось выругаться, сразу набрать ресепшн и пожаловаться на бестактный персонал. Один из лучших отелей города — где отзывы стабильные на пять и четыре звезды, где заботятся о каждом госте и приветствуют со всей присущей таким местам вежливостью — убирается в номерах глубокими вечерами?
Цзян Чэн к двери подходит, не переставая хмурится, и ручки касается в надежде не с кем не ругаться.
Но черты разглаживаются, сменяясь удивлением, когда по ту сторону букет цветов закрывает лицо человека. Приходится взгляд перевести вниз и гадать по одежде, кто перед ним поздним вечером тишину нарушает. Только мысли в голове в картину собраться не успевают — букет опускают и прямо в руки Цзян Чэну протягивают.
Тот шаг назад делает, продолжая не понимать происходящее, и взгляд к лицу вечернего гостя поднимает. Жизнь замедляется. Цзян Чэн за родную улыбку цепляется, в блеске глаз тонет и забывает выдохнуть — только глазами хлопает. Цветы лишь чудом не падают.
— Привет, А-Чэн.
Вэй Ин — собственной персоной — стоит перед Цзян Чэном с улыбкой немного неловкой. Взгляд то отводит, то возвращает к родному лицу — ждет, когда хоть что-то услышит в ответ. И легкую дрожь скрывает, пряча руки за спину.
— Ты… — не договаривает.
Цзян Чэн притягивает свою любовь в объятия крепкие, роняя букет из семи красных пионов и забывая об усталости, накопившейся за день. Сердце стучит под ребрами, а головой все еще не верится в реальность происходящего. Только тепло, обволакивающее с ног до головы, обезоруживает, воздух из легких выбивает в секунду, заполняя все вокруг чем-то родным. И только руки на талии, что прижимают ближе к себе, все объясняют.
Дом приехал к нему. К Цзян Чэну приехал Вэй Ин.
И, возможно, через много лет — в тишине спальни — Цзян Чэн узнает, как любовь всей его жизни срывала телефон Вэнь Цин в надежде получить хоть какие-то слова, способные укротить и выбить страх из любящего сердца. Узнает, как Вэй Ин каждую секунду смотрел на часы и сверял место, билеты и время; как потерялся в аэропорту, а потом собрался с силами все узнал и нашел нужный выход; как боялся смотреть в окно иллюминатора, а потом разговорился с соседом, рассказывая про свой план, получая улыбки, понимающие и поддерживающие в ответ. И как, приземлившись, выдохнул, в полной мере осознав, на что пошел, лишь бы прямо сейчас оказаться в объятиях самого дорогого ему человека.
А пока Цзян Чэн крадет один из множества поцелуев с губ человека, преодолевшего километры и города ради момента, когда шепотом сможет произнести:
— Не хочу тебя отпускать.