Цзинъи заранее будоражил момент, когда он вручит свой скромный подарок Не Минцзюэ. Он не знал, как сделает это и когда. Он просто хотел это сделать. Веер, который часами рассматривал перед сном, впустую сжигая свечи. Он почти влюбился в этот веер, теперь кажущийся ему произведением искусства. Веер, который давал иллюзию чистой и красивой любви, о которой пишут, дабы развлечь благородных господ. Цзинъи не был таким уж благородным, и не был крестьянином. Он был обычным. Самым обычным адептом самого обычного ордена, хотя многие Гусу Лань считали не таким уж обычным. Но чужое всегда кажется особенным. С таким же успехом Цзинъи Цинхэ Не считал необычным.

С утра было довольно тепло, но по пути поднялся сильный ветер, принося стужу и снег. Цзинъи кутался в белую меховую накидку – драгоценный дар человека, которого он любил. Он совершенно отчётливо осознавал, что испытывает к нему нечто особенное. Сперва боялся, скрывал, пытался самого себя обмануть, но, кажется, Не Минцзюэ это ничуть не беспокоило. Он словно сам внушал уверенность. Как можно влюбиться в главу чужого клана? Как?! Цзинъи клял себя на чём свет стоит и всё равно понимал, что доводы тут бесполезны. Если бы он тогда не закутался в эту накидку, если бы не привык к запаху горького сандала, который постоянно заставлял его думать об истинном владельце накидки…

Едва наставник попросил Цзинъи доставить письмо в Цинхэ, настроение сразу поднялось. Цзинъи как на крыльях летел, не замечая холода и пронизывающего ветра. Он так тщательно кутался в меховую накидку, так сильно ждал встречи, даже не думая, что Минцзюэ может и не оказаться в главном доме, что совершенно расслабился и пропустил момент, когда порыв ветра едва не скинул его с меча. Цзинъи руками взмахнул – и накидка распахнулась на его груди, увлекаемая ветром. Он мгновенно ухватился за неё… попытался ухватиться, а краешек из руки выскользнул. Затем, как назло, ослаб узелок – и накидка вовсе слетела с его плеч. Цзинъи глаза широко распахнул в священном ужасе. Он ринулся вслед за беглянкой, осознавая, что не успевает, что она вот-вот упадёт в заснеженную лужу. Лужи сейчас везде стояли. Но хорошо бы просто лужи, а в разъезженных местах они превращались в месиво из грязи. Цзинъи прямо над дорогой-двухколейкой летел и отчётливо видел, как накидка опускается прямо в такую грязную жижу, состоящую из давленного снега и грязи. В довесок к его неприятностям, по дороге как раз плелась открытая повозка. Единственной лошадью управлял сгорбившийся крестьянин. Он даже не посмотрел, что там падает вниз прямо под копыта лошади. А лошадь не посмотрела, что наступает на дорогую накидку, только фыркнула от неожиданности. Затем и колесо проехало по бесценному дару Не Минцзюэ. Когда Цзинъи отругал крестьянина, лошадь и телегу вслед, он уже от отчаяния чуть руки не заламывал. Накидка выглядела плачевно. Цзинъи даже не подумал, что сам испачкаться мог, бережно подобрал её и отряхнул, а потом к себе прижал, нос сунул в мех. В маленький клочок меха, оставшийся чистым.

- Смотреть надо, куда едешь! – прокричал напутствие Цзинъи в сторону медленно удаляющейся телеги. От холода и обиды из носа потекло, он громко шмыгнул и поднялся с корточек, продолжая ворчать. – Как будто каждый день под ноги меховые накидки падают.

Цзинъи что угодно отдал бы за то, чтобы накидка снова стала чистой. Он летел в Цинхэ и рисковал получить неодобрение Минцзюэ. Что будет, когда он посмотрит, как какой-то адепт обращается с его подарком? Обида разливалась всё сильнее и сильнее. Она достигла таких высот, что Цзинъи едва не забыл о задании и не бросился догонять крестьянина, чтобы стребовать плату и раскаяние. Только ни то, ни другое тут не поможет. Нельзя притащить этого крестьянина к Не Минцзюэ и пожаловаться, что это он испортил драгоценную накидку, но никак не Цзинъи.

Цзинъи не полетел за виновником. Он ещё раз встряхнул накидку, сам испачкавшись, затёр самые грязные места руками и снова накинул себе на плечи. Накидка уже не была столь тёплой. От воды она показалась тяжёлой и ледяной. Цзинъи только поёжился и продолжал судорожно удерживать сведённые края. Так он и взмыл в небо, ощущая всю тяжесть отвратительного настроения. Он не знал, как оправдаться. Даже веер с бесстыдной картинкой не мог развеять все его страхи в полной мере. А вдруг Не Минцзюэ тоже обидится? Что он скажет, увидев грязь на своей накидке? Скажет, что Цзинъи не умеет бережно относиться к вещам и не ценит чужих стараний. Это было не так. Цзинъи буквально пылинки с этой накидки сдувал. Если бы он мог, то бы повесил её на стену и любовался каждый день. Но это было бы слишком. Его сочли бы безумным, а накидку, скорее всего, просто выкинули бы или отдали тому, кто стал бы использовать её по назначению. Цзинъи боялся даже подумать, что скажет Минцзюэ по поводу порчи такой значимой вещи.

Цинхэ появился впереди гораздо быстрее, чем накидка успела хоть чуть-чуть подсохнуть. Да и невозможно в такую погоду её высушить. Снегопад совсем разошёлся, снова ударил мороз. Только с утра было тепло, всё текло, а сейчас даже лужи замерзали неровными горками, на которых только спотыкаться. Цзинъи обязан встречать трудности лицом к лицу. Кем же он будет, если побоится признаться в произошедшем. Он сам виноват, что расслабился и упустил полы накидки. Он и больше никто. Он заслуживает порицания. Но он верил, что Не Минцзюэ простит его. Этот суровый человек, у которого все руки в жёстких мозолях из-за частого использования оружия. Не Минцзюэ был не таким, каким привыкли расписывать его адепты-товарищи Цзинъи. Не Минцзюэ выделял Цзинъи изо всех остальных людей на всех землях великих кланов. Цзинъи думал именно так, потому что Минцзюэ сам сделал первый шаг к сближению. А целоваться с человеком, к которому ничего не испытываешь, вряд ли приятно.

Цзинъи раскраснелся при приземлении, думал об интимных вещах и опасался встречи больше не из-за накидки, а из-за того, что долго не видел главу Не. Так долго, что начинал видеть его во снах, где Не Минцзюэ не останавливался на поцелуях. Было ужасно стыдно от собственных мыслей. Цзинъи постеснялся бы купаться с Минцзюэ в одном источнике, раздевшись догола, чего уж говорить о развратных снах. Хотя, возможно, сны Цзинъи не были столь развратными. Он сам не знал, что делать со всеми своими чувствами и как далеко можно зайти. Он вообще не думал о переменах в своей жизни. В итоге даже в видениях Не Минцзюэ лишь оголял плечи Цзинъи и бессовестно их целовал. Дальше – табу. Дальше Цзинъи сам не смел думать, ругал себя за фантазии.

А теперь он стоял посреди суетного двора, крепко сжимая на краях накидки кулаки, боясь развести полы в стороны. Стоял и закусывал губу от того, что чувствовал себя неловко из-за облепившей его грязи. Но даже будучи грязной, она продолжала источать прекраснейший на свете аромат горького сандала.

- О, Небо, юноша, что с тобой случилось? – к нему подскочила служанка, уже протягивая руку к накидке с намерением стащить её с его плеч и унести. Тогда Цзинъи больше никогда её не увидит. Тогда порвётся одна из ниточек, что была протянута между ним и Не Минцзюэ. Цзинъи воспротивился этому и отскочил в сторону:

- Не трогайте!

- Весь промок и продрог, - не одобрила служанка.

- Мне нужно передать срочное послание главе Не!

- Глава Не скоро вернётся. А ты пока подожди у печи, - служанка поняла, что бесполезно пытаться сорвать с него накидку, и подтолкнула к дверям. Цзинъи на миг потерял ниточку реальности и последовал её указкам. Уже возле печи он ощутил, как на самом деле продрог. Он снял накидку и воспользовался тёплой водой, которую ему принесли, дабы он умылся. А он накидку пытался отмыть. Он так тщательно натирал каждое пятнышко, что не заметил постороннего в конце комнаты. Он так и стоял возле двери, помахивая веером. Цзинъи только тогда спохватился, когда незнакомец сделал шаг навстречу.

Цзинъи выпрямился, мгновенно узнавая этого незнакомца – младший брат Не Минцзюэ. Цзинъи, не выпуская мокрой насквозь накидки, поклонился и громко озвучил:

- Приветствую младшего господина Не!

- Полно, - Не Хуайсан шёл размеренно, словно на прогулке. Он смотрел не на Цзинъи, а на его накидку. Ещё мгновенье – и он просто заберёт её, вместо брата обвинив нерадивого адепта. Цзинъи воспротивился этому решению и притянул накидку к себе, прижал к груди, ощущая холодную влагу, растекающуюся по телу. Он всё равно её не выпустил, лишь пальцы сильнее сжал.

- Как тебя зовут? – спросил Хуайсан, всё ещё надвигаясь, как высокая волна надвигается на берег. Он словно смотрел на накидку, а не на её владельца, несомненно узнал её и всё остальное просто перестало иметь значение. Он не мог её не узнать, так как по слухам братья Не были довольно близки. Наверное, так же близки, как глава Лань и наставник.

Не Хуайсан не показывал лица целиком. Его глаза словно смеялись, а губы были скрыты за раскрытым веером. Это был самый обычный веер с танцующими журавлями возле водопада. Все веера в мире выглядели обычными по сравнению с тем, который Цзинъи собирался подарить главе Не. Он рассчитывал подарить его и получить что-то взамен. Он нуждался в подтверждении, что небезразличен возлюбленному, хоть об этом даже думать стыдно. Всё ещё стыдно – настолько шатким было его положение, не говоря уже о том, что половина сомнений рождалась из того, что они оба мужчины. Так ведь не бывает, чтобы мужчина любил мужчину. А Цзинъи любил. Совершенно по-глупому любил и каждый раз приписывал всё больше нежности Не Минцзюэ. Разумеется, это была иллюзорная нежность. Не Минцзюэ слыл человеком суровым и даже в какой-то степени злобным. Но Цзинъи он целовал вовсе не сурово и тем более не злобно. Цзинъи вообще не представлял, как правильно ответить на такие чувства, боясь обмануться и не находя себе из-за этого места. Он надеялся, что Не Минцзюэ сам решит за них обоих, а он вообще не давал о себе знать, не прислал ни весточки, хотя посланники из Цинхэ мелькали так же регулярно, как посланники из других орденов.

- Лань Цзинъи, - назвался Цзинъи, - адепт Гусу Лань.

Не Хуайсан наконец сложил веер. Он не улыбался. Его выражение было неожиданным. Цзинъи казалось, что он насмехается или смотрит с откровенным теплом. Этот человек был слишком загадочен, а потому подозрителен. Товарищи говорили, что Не Хуайсан сильно отличается от брата, но убедиться Цзинъи довелось только сейчас. Тем не менее, Не Хуайсан говорил мягко, почти нежно, так, как Цзинъи ждал от Не Минцзюэ и знал, что не дождётся.

- Ты выглядишь растерянным. Ты голоден?

- Нет, - Цзинъи покачал головой, продолжая удерживать накидку, о которой Хуайсан ни словом не обмолвился.

- Не время стесняться или проявлять деликатность. Я же вижу это очень отчётливо, - возразил Хуайсан тем же тоном доброго друга. Потом он руку протянул и тронул подбородок собеседника концом сложенного веера, вынуждая поднять голову. Цзинъи осознал, что смотрит только на мокрую накидку всё ещё в разводах от грязи. Едва Цзинъи вернётся домой, сразу же отстирает её как следует, а потом заботливо просушит перед печью.

- Я не стесняюсь. Меня беспокоит, что обо мне проявляют заботу такие влиятельные люди, - выпалил Цзинъи бесстрашно. Всё самое страшное он уже пережил, включая поцелуй Не Минцзюэ, после которого и умереть можно было.

- Но ты принимаешь заботу моего брата, а он куда влиятельнее меня, - Не Хуайсан тем же веером указал на накидку.

Цзинъи вспыхнул. Не думал, что смутится. Ему казалось, что уже весь мир знает о его копившихся чувствах, готовых выплеснуться на предмет своего обожания. Только он понимал, что вряд ли все разом осмелится обрушить их на Минцзюэ.

- Я просто обязан позаботиться о госте моего брата, - гнул своё Хуайсан. Говорил он по-прежнему мягко, но Цзинъи ощущал давление.

- Я всего лишь обычный посланник и прибыл с письмом для главы Не.

- Посмею возразить, что ты не обычный посланник, - покачал головой Хуайсан, - а желанный гость.

Цзинъи чувствовал, как его загоняют в ловушку. Накричать он не мог, как и на главу Не. Просто сбежать – не в его правилах. Ничего не оставалось, как пытаться и пытаться выиграть хоть немного времени, пока Не Минцзюэ не вернётся. Но он мог не вернуться до самого вечера.

- Глядя на соратника-заклинателя, - Не Хуайсан сделал паузу, давай Цзинъи осознать сказанное, - я не могу остаться равнодушным. Поэтому не отвергай моей помощи. А мокрую накидку мы можем просушить на…

- Нет! – Цзинъи сильнее в неё вцепился, глаза вытаращил, запоздало понимая, что сделал. Не Хуайсан наверняка догадался. Но вопреки смущению, Цзинъи упрямо уставился на собеседника и добавил в ответ нотку будничности. – Я сам виноват, что она испачкалась, поэтому ответственность несу только я сам.

Не Хуайсан коротко рассмеялся и, прежде чем раскрыть веер, прикоснулся им к голове гостя, а потом развернулся и первым зашагал прочь:

- У меня и в мыслях не было отбирать у тебя накидку. Следуй за мной.

Это было прямое распоряжение старшего, которого Цзинъи ослушаться не мог. Он пошёл за ним, чувствуя, что тонет всё глубже и глубже. Он не знал, что ждёт его впереди: выговор или наказание. В любом случае, если Хуайсан догадался о причине такого поведения адепта, он никак не мог одобрить, что за его братом, важной фигурой, таскается мужчина. Цзинъи голову в плечи втянул и шёл след в след, изучая спину проводника.

Проводник отвёл его в одну из просторных комнат, где Цзинъи без напоминания снял накидку и, следуя кивку Хуайсана, повесил её на перекладину перед огнём. Он сам взялся за дымящийся чайник, стоящий на столике, за который Не Хуайсан уже усаживался. Хуайсан просто наблюдал, а потом, когда Цзинъи налил ему чая, жестом пригласил сесть напротив.

- Почему ты не налил чая себе? – спросил Не Хуайсан. Он сам взялся за чайник и поставил полную чашу перед гостем.

- Я слишком незначителен по сравнению с вами, - ответил Цзинъи.

Голос Хуайсана словно усыплял бдительность. Предчувствие голосило, Цзинъи нервничал, принялся теребить краешек стола, уткнувшись взглядом в чай.

- Мой брат проявляет к тебе внимание. А значит, я должен сделать это вместо него, пока его нет дома.

- Глава Не просто…        

- Мне знакомы твои сомнения.

- Что? – Цзинъи на него взгляд вскинул в удивлении.

Раскрыт. Точно раскрыт.

- Полагаю, моему брату теперь тоже.

- О чём вы говорите, господин Не?! – Цзинъи немедленно захотел услышать подтверждение своим опасениям или опровержение оных. Если он тонет, то лучше сразу об этом узнать.

Не Хуайсан не ответил, просто взял чашу в одну руку и сделал первый глоток, на миг опуская веки от удовольствия. Цзинъи слишком сильно нервничал, чтобы соблюдать этикет или бояться сделать что-то не так. Он тоже взялся за чашу и выпил сразу половину. Чай казался кипятком, больно продвигаясь по горлу и заставляя морщиться. Цзинъи не ощутил аромата, который вдыхал носом. Ему сейчас вообще хотелось раскашляться и запить холодной водой, но он остался на месте. А когда взял себя в руки, сгладил выражение лица. Боль уже прошла. Доказывая, что он может стерпеть что угодно, он сделал ещё один глоток, более удачный. На сей раз аромат достиг цели. Это был изумительный чай, которым Не Минцзюэ никогда не угощал его.

Когда Цзинъи опомнился и посмотрел на Не Хуайсана, тот пристально изучал его самого, явно делая какие-то тайные выводы.

- Я не понимаю, чего вы ожидаете от меня услышать, - упрямо заявил Цзинъи, смирившись с недосказанностью. Нельзя давить на столь важного господина.

- О, всего лишь увериться, что тебе тепло и уютно.

Как может быть уютно в компании мало знакомого и настолько влиятельного человека?

- Мне вполне уютно, господин, - соврал Цзинъи, не моргнув глазом. – Благодарю вас за заботу и понимание. По пути в Цинхэ случилась неприятность, и я испачкал накидку. Спасибо, что позволили просушить её.

Долой один из страхов. По крайней мере, Минцзюэ не будет смотреть так хмуро из-за страшных разводов грязи на его подарке, ибо на сырой ткани грязь выделялась отчётливее.

- Как учат летописи, мы все должны быть добрее друг к другу. Если бы все люди чтили это правило, в мире не было бы крупных конфликтов и ненависти, - Хуайсан просто поддерживал беседу. Напряжение ушло, словно он получил ответы на все свои вопросы. Зато Цзинъи от этого стало совсем не по себе, но он отважно поддержал разговор:

- Но они также учат защищать себя и близких, - возразил он. – Как же найти тот баланс между добротой и необходимостью сражаться?

- Это очень глубокий вопрос. Философы бьются над ним не один год, - Хуайсан развернул веер и начал медленно, словно лениво, обмахиваться им. Цзинъи заворожился этим видом. Он представил, как точно так же будет обмахиваться Не Минцзюэ веером с бесстыдной картинкой. Он будет делать это только наедине, чтобы никто не упрекнул его за этот разврат. Возможно, он не постесняется и Цзинъи. Но он наверняка очень обрадуется подарку. Ведь принимать внимание от любимых всегда приятно.

Цзинъи поёжился. Никогда не угадаешь, что на уме у этого сурового человека. Иногда казалось, что он готов обласкать, а порой оттолкнуть грозным взглядом. Снова фантазии не менее бесстыдные, чем картинка на веере, даже более откровенные. Цзинъи прикрылся чаем, допил чашу до конца, и Хуайсан тут же подлил ещё сперва ему, а потом себе.

За окном поднялась суета. Цзинъи услышал голоса, оповещающие, что вернулся некто важный. Он мигом осознал, но остался сидеть на месте, на котором его удерживал брат главы Не. Словно не замечая метаний гостя, Хуайсан продолжал говорить:

- Мой брат вернулся. Наверно, сердитый из-за бунта в соседнем клане. Ещё бы немного – и разгорелся один из таких конфликтов, а всё из-за непонятой любви.

Цзинъи вздрогнул.

- Как из-за любви могут разгораться серьёзные конфликты? – не поверил он.

- Не те конфликты, которые ставят сотни жизней на кон, - заверил Хуайсан, хитро выглядывая из-за веера. Журавли на нём почти танцевали – так ловко Хуайсан чуть сворачивал и расправлял веер при каждом взмахе.

Чаша перед Цзинъи оставалась полной. Он хотел схватить накидку и сигануть во двор прямо через окно. Его распирало от эмоций, а он просто сидел и смотрел на собеседника, на танцующих у водопада журавлей. Нехорошо таращиться в глаза старшим.

- Боюсь, если я задержу тебя ещё ненадолго, брат мне этого не простит, - произнёс Хуайсан.

Цзинъи промолчал. Он хотел ответить, но не знал, что именно, поэтому пожал плечами, словно его мало волновало, что там подумает глава Не.

- Беги, - подтолкнул Не Хуайсан, - встречай его.

- Что? – Цзинъи таки поднял на него взгляд. Глаза Хуайсана всё так же улыбались. Мягкий взгляд, обещающий тепло и заботу. Был ли он таким на самом деле, или это всего лишь притворство? В Гусу ходили легенды, что Не Минцзюэ терпеть не может людей, которые говорят одно с улыбкой на губах, но делают противоположное, выплёскивая своё негодование. Не может быть, чтобы брат такого нетерпимого человека настолько откровенно лукавил. Они были родными, но отличались друг от друга как небо и земля.

- Беги же скорей, - подстегнул Хуайсан, поднося чашу с чаем к губам и неторопливо делая глоток, с наслаждением опуская веки, чтобы лучше распробовать необыкновенный аромат.

- Простите, я пойду, - Цзинъи поклонился и быстро подхватил мокрую накидку. Он на ходу закинул её себе на плечи, снова ощущал прикосновение холодной сырости. Хотелось скинуть и накидку, и всю одежду вообще, и закутаться в тёплое одеяло, продолжая распивать тот ароматный чай. Дом был огромным. Цзинъи нервничал тем сильнее, чем дольше шагал по светлым коридорам. И на улицу он выскочил почти бегом, остановился только у низеньких перилец, взглядом шаря по громадному двору. Он не мог отделаться от чувства, что разболтал лишнего. Не Хуайсан внушал куда больше страха, чем глава Не. Человек, к которому стремится сердце, не может быть пугающим. Цзинъи мог бы с опаской отнестись к кому угодно, даже к собственному наставнику, но не к Минцзюэ. Его губы сами собой хотели растянуться в улыбке, а сердце бухало в предвкушении. Так долго не видеться – это настоящее испытание.

Не Минцзюэ широким шагом шёл впереди, а за ним хвостом следовали четверо. Вся процессия остановилась, когда Цзинъи слетел со ступеней во двор и остановился перед Не Минцзюэ. Его жест выглядел наглым. Цзинъи и это понимал и как будто к месту приклеился. Он не удержался, уголки его губ дрогнули. Он просто стоял и смотрел Не Минцзюэ в глаза. Хмурому Не Минцзюэ, явно негодующему мгновенье назад. Он только ещё сильнее нахмурился и махнул рукой, не оборачиваясь:

- Чего смотрим? А ну пошли!

Его сопровождение сорвалось с места, не смея ослушаться приказа.

Насколько разными были эти два человека. Один из них сердит и резок, а второй мягок и учтив. Но именно мягкость и пугала Цзинъи.

- Господин Не… - вырвалось у него. И на помощь пришло послание, ютившееся на груди. Цзинъи вытащил свёрнутый листок и протянул ему с поклоном. – Глава Лань передаёт вам письмо.

Взгляд Не Минцзюэ остановился на плечах Цзинъи. Цзинъи поёжился, мгновенно вспоминая, что его накидка пропитана грязью и без специального средства её не отстирать. А он её, считай, только в простой воде пожамкал, тщетно пытаясь тереть.

Минцзюэ явно не одобрил вида гостя, но ничего по этому поводу не сказал. Он сломал сургучную печать, развернул письмо, начиная его читать прямо здесь, в быстро пустеющем дворе. Люди расходились, слуги прятались. Ни одного заклинателя не осталось на виду. Цзинъи поклясться мог, что никто не осмелится подслушивать, так как Минцзюэ не жаловал шпионов. Шпионаж – это особая военная стратегия, а не средство выведать личную информацию ради любопытства.

Не Минцзюэ дочитал письмо и таки опустил свою ладонь на плечи Цзинъи, который всё это время смотрел только на него и ждал хоть какого-нибудь шага.

- Почему мокрый весь? – осудил Минцзюэ, проявляя ту же заботу, что и его брат, но в иной форме. – Не болел давно?

- Это не моя вина! – выпалил Цзинъи. – Случилось происшествие по пути в Цинхэ, и ваша накидка… это была случайность! Она просто упала и…

- Я разве спросил, что с твоей накидкой? – рыкнул Минцзюэ.

- Нет, - отважно откликнулся Цзинъи. Ему было всё равно, что Минцзюэ начал с упрёков. Он часто так делал.

Минцзюэ просунул руку под накидку и пощупал одежду на груди Цзинъи. Всё ещё влажная. Стало вовсе неуютно. Прикосновение превратилось во что-то иное. Минцзюэ ограничился одним выговором. Он просто скомкал ханьфу на груди Цзинъи под накидкой, сжал крепко-крепко и потянул на себя. Посреди двора. Цзинъи не успокаивало, что это совершенно пустой двор, и слуги не выйдут раньше, чем убедятся, что двор абсолютно пуст. Цзинъи неожиданно смутила близость на открытом месте. Он поначалу принялся сопротивляться, но рывок главы Не получился грубым – и Цзинъи опомнился, когда уже ощутил вкус поцелуя. Он расслабился. Если его встречают так, то всё в порядке. Глубоко в душе он всхлипнул от облегчения. А он терзался из-за грязи на накидке. Теперь он её ещё сильнее будет беречь. Цзинъи сам к нему потянулся, будто влезая в объятия. Он ощущал нажим сильных рук на своей спине, чувствовал дыхание на своём лице, остро реагировал на каждое движение партнёра. Минцзюэ провёл руками чуть вниз, дотрагиваясь до пояса, а потом и вовсе до ягодицы. Всего одной рукой, кончиками пальцев, а Цзинъи чуть не задохнулся, глаза широко распахнул и неосознанно упёрся раскрытой ладонью в грудь Не Минцзюэ.

- Что, не ждал? – Минцзюэ больше не сверкал глазами. Он выглядел довольным и в какой-то мере даже счастливым, и не помышляя отпускать пленника. Цзинъи за него одной рукой крепко цеплялся, а другую упирал в грудь.

А чего Цзинъи вообще ждал? Чувства ведут к тесному телесному контакту. Он дышал часто, не успевая вклинить слово между вдохами, а потом махнул головой и, не глядя в лицо Минцзюэ, ответил:

- Если для вас это развлечение, то для меня всё серьёзно, - Цзинъи чувствовал защищённость в его объятиях, снова закопал лицо на его широкой груди и слушал ускоренный стук сердца. Для Минцзюэ это тоже не обыденность. Он тоже чувствовал влечение.

- Неопытен ты ещё, не отличаешь лжи от правды, - словно обвинил Не Минцзюэ. – Или ты подумал, что глава Не захочет лгать?

- Никогда, - помахал головой Цзинъи у него на груди, ощущая его всего. Он бы не стал сопротивляться, даже если бы Минцзюэ решил увлечь его в свои покои. Цзинъи, наверное, не смог бы остановить его, если бы он захотел претендовать на его лобную ленту и всё за этим следующее. Едва он подумал о ленте, как сердце сжалось, встречая протест. Цзинъи не мог себе представить, чтобы лечь с Не Минцзюэ в кровать совершенно голым. Чувство стыда стало чаще посещать его, словно мир каждый раз рушился, от каждого слова главы Не, от каждого его жеста.

Не Минцзюэ поцеловал его голову, задержав на ней губы, а потом отодвинул от себя.

- Живо в дом. И чтобы не смел мне мокрым в такой холод выскакивать.

Цзинъи улыбнулся. Минцзюэ проявлял заботу, какой не проявляют старшие к обычным адептам. Он не знал, что толкнуло его на ещё большую откровенность. Он полагал, что сможет отдать подарок далеко не с первого и даже не со второго раза, а сейчас просто сунул руку за отворот ханьфу и вытащил коробочку с веером.

- Я подумал, что несправедливо, если подарками только вы меня одариваете, - он протягивал коробочку к Не Минцзюэ и лицезрел его перемену. Нехорошую перемену. Всё, от чего Не Минцзюэ избавился некоторое время назад, стремительно возвращалось.

- Это что такое? – тихо спросил он. Но это был отнюдь не дружеский тон. От него у Цзинъи сердце снова в пятки ухнуло. Он хотел спрятать веер, но было уже поздно.

- Это знак моего внимания, - отбарабанил Цзинъи.

- Вот это? – Не Минцзюэ откинул крышку, не беря коробочку в руки, и достал веер, мгновенно его разворачивая. Цзиньи почти вздрогнул, когда крышка стукнулась о заледеневшую землю, присыпанную свежим снегом. Он мог бы испугаться, если бы не был озадачен такой реакцией. Картинка с бесстыдно ласкающимися любовниками приковала к себе внимание Цзинъи. Он растерялся. Только Не Минцзюэ был способен вызывать в нём растерянность такой силы, что становилось страшно.

- Я подумал, что это похоже…

- Что за расточительство?! – рявкнул Минцзюэ. – Ты когда-нибудь видел меня с веером?!

- Но я видел с веером вашего брата.

- Веер – это развлечение для бездельников! – не понижал тона Минцзюэ. – А ты с таким ходом мыслей только показываешь, насколько неразборчив в людях. Что из тебя получится, если уже сейчас ты проявляешь чудовищное неуважение к другим?

- Но это же просто веер! – вслед за собеседником повысил голос и Цзинъи. – Что в нём плохого? Многие используют веер. Или я в чём-то не прав?

Не Минцзюэ помрачнел. Он явно переживал какие-то внутренние конфликты. Цзинъи слишком поздно осознал, что не следовало дарить такому человеку то, что понравилось ему самому. Вкусы у всех разные, а Не Минцзюэ ещё и от «разных» значительно отличался. Он был совершенно особенным. Но остановить досаду Цзинъи из-за отвергнутого подарка, который он выбирал со всей душой, было уже невозможно. Он оскорбился.

- Забери и уйди с глаз моих, - распорядился Не Минцзюэ, силой вкладывая веер ему в руку.

Потом он просто прошёл мимо, занёс ногу над первой ступенькой.

- Глава Не!

Он сейчас уйдёт. Сердитый и разочарованный. А Цзинъи слишком сильно сердился, чтобы попытаться сгладить ситуацию или хотя бы попросить прощения за чудовищную ошибку. Он просто хотел ощутить его тепло, его ласки, его поцелуи, а получил вот это. Не Мнцзюэ, этот титан мира заклинателей, просто наплевал в душу человеку. Цзиньи в самом деле всхлипнул. Его мир разрушился, и теперь осыпались его остатки.

Не Минцзюэ отреагировал на обращение, развернулся всем телом. Цзинъи демонстративно, полыхая гневом не меньшим, чем глава Не, поднял руку с веером и сжал его посередине, со всей силы, ещё сильнее, добавил толику Ци – и тонкие деревянные рейки просто треснули. Цзинъи выронил бесполезную безделушку и схватился за меч.

Очень зрело – продемонстрировать свой протест и убежать. Но только побег и выглядел единственным выходом.

- А ну стой! – рявкнул Минцзюэ, к нему шагнул, а Цзинъи уже на мече стоял, думая ещё и накидку в грязь швырнуть. Он даже завязки ослабил.

Не Минцзюэ молча тыкал в него пальцем в предупреждении.

Нет, с накидкой он расстаться не мог. Это же последнее, что связывает его с человеком, которого он так опрометчиво полюбил.

- Это несправедливо! – воскликнул Цзинъи. Брошенная накидка и правда выглядела бы внушительным жестом. И последним. У него сердце сжималось, когда он думал, что только что натворил. Цзинъи открыто бросил вызов Не Минцзюэ. Сейчас это выглядело правильным. Сейчас он сам лично предпочёл гордость, жертвуя чувствами, едва не выдал, что ни за что не приедет обучаться в Цинхэ. Слова просто застряли у него в горле.

Он не мог больше сдерживаться, иначе развязал бы тот самый конфликт, о котором упоминал брат главы. Он направил меч в небо, даже не позаботившись спросить об ответе на письмо главы Лань. Цзинъи летел сквозь всё усиливающийся ветер и ощущал холод на щеках. Своими руками разрушил то, чего так хотел. Он не замечал мелькающих заснеженных полей внизу. Сырая одежда только подкрепляла злость. Мир Цзинъи рушился. Мир, который будет очень трудно собрать заново по кусочкам. Вот что значит преданная любовь.

Он оглянулся. Конечно же, Не Минцзюэ не считал нужным посылать погоню, что сделал бы сам Цзинъи. Значит, не так сильно он и был нужен этому жестокому человеку. Цзинъи промёрз до костей задолго до того, как покинул территории клана Не. У него ноги задеревенели, а он упрямо летел, невзирая на невзгоды. Какое теперь всё это имеет значение…

Не Минцзюэ мог бы сыпать проклятьями, если бы понимал, что произошло. Всего лишь высказал своё мнение, а мальчишка взбунтовался и сбежал. И как тут рассчитывать на какую-то стабильность?

Он развернулся за тихий звук, почти шелест. Так тихо ходил брат. Не Минцзюэ оторвал взгляд от неба, где исчез беглец, и повернулся на шум. Не Хуайсан аккуратно поднял сломанный веер, не стесняясь прикрывать нижнюю часть лица своим. Как будто понимал, что сейчас Не Минцзюэ заботил другой веер, тот, который лежал у него в руке со сломанными рейками. Парнишка так рассердился, что сломал их все.

- Если хочешь, я могу его починить, - заговорил Хуайсан.

- Подглядываешь? – нахмурился Минцзюэ. У него как будто сил не осталось сердиться ещё и на брата. Он вообще ни на кого конкретно не сердился, а на саму эту ситуацию. А Цзинъи сбежал, полагая, что на него.

- Да, - подтвердил Хуайсан. – Подглядываю с самого начала. С того момента, как ты обнял его. Теперь я понимаю, к чему были твои слова, что не каждый может стать супругой главы ордена. Зачем ты так с юношей?

- По-твоему, я должен был наплевать на свои принципы?

- Иногда стоит ими поступаться, если это касается кого-то ещё, - Не Хуайсан бережно расправил веер и теперь рассматривал срамную картинку. Не Минцзюэ только рукой махнул и завладел сломанной вещицей, сам в неё всмотрелся и находил в одном из запечатлённых персонажей сходство с самим собой. Как будто он был списан с него, могучий и решительный. Не Минцзюэ пожалел о резкости, только сейчас разглядев особенность подарка. Брат несомненно был в чём-то прав. Но Минцзюэ именно перед ним совсем недавно распинался, что его любимый человек не станет дарить ему вееров. Запоздалое сожаление влилось в мешанину всех чувств, что яростно метались в нём. И проблемы какого-то там второстепенного клана сейчас его вовсе не заботили.

- Мальчик слишком юн, чтобы мыслить рассудительно. Он подвержен эмоциям, особенно если это его первая любовь. Боюсь, он может совершить какую-нибудь глупость, - покачал головой Хуайсан.

- Ты тоже был подвержен эмоциям и уже сох по своей первой любви в его возрасте, - выделил Минцзюэ, опуская руку со сломанным веером вниз, больше не желая его растоптать на месте.

- То я, - ответил Хуайсан. – Он же больше похож на тебя, так же порывист и скор на решения. Что бы почувствовал ты, если бы человек, которому хочется довериться, внезапно оттолкнул тебя?

Не Минцзюэ не перечил. Он и сам чувствовал что-то похожее, правда, не так ярко. Он уже давно пережил взрывной возраст, когда любая неприятность выглядела катастрофической настолько, что хотелось схватиться за оружие.

- Хочешь сказать, что я должен прыгать на меч и мчаться за ним? – усмехнулся он. – Мужчина должен держать себя в руках. А он уже не мальчик, значит обязан принимать реальность такой, какая она есть.

- Реальность, в которой его возлюбленный топнул ногой и заявил, что юноша и мизинца его не стоит?

- Я этого не говорил.

- А ему показалось, что сказал. Более того – показал, - покачал головой Хуайсан. – А он так переживал из-за испачканной накидки, которую ты ему подарил. Он ни мгновенья не посидел, всё пытался отстирать. Сам озябший и наверняка проголодавшийся, но продолжал беспокоиться о том, что скажешь ты, брат.

- Блажь всё это, - подчеркнул Минцзюэ, не переставая сердиться. - Это же просто накидка. Как будто глава ордена не знает, что вещи могут испачкаться.

- А он об этом не подумал. Для него было важнее сохранить знак твоего внимания в идеальной чистоте, - Хуайсан помедлил, прежде чем продолжить, вдохнул поглубже и подытожил. - Я не стану вмешиваться. Он же приедет учиться в Цинхэ? Ты лучше меня знаешь, что он хочет услышать.

- Вообще-то это тебя не касается, - ткнул в него пальцем Не Минцзюэ. – Что за привычка? Вечно искать недочёты других. Ну да, я погорячился. Но и он хорош, – он затряс веером перед собой, - не знает, что подарок должен быть со смыслом.

- Откуда же ему знать, как доставить тебе радость? Хорошее оружие слишком дорогое. Я уверен, это первое, о чём он должен был подумать. А дарить низкосортный ножик – проявить неуважение, - Хуайсан подошёл, протянул руку, указывая на веер в руке брата. – А этот веер показывает, что он подошёл к выбору подарка тщательно, вдумчиво. Обычным людям невдомёк, что глава Не презирает мелочи, призванные создавать уют.

- Учти, я слушаю тебя только потому…

- Потому что я твой брат. Я знаю, - Не Хуайсан опустил свой веер, не переставая тянуть руку к вееру Минцзюэ. – Поэтому говорю тебе всё это я, а не кто-то другой. И я могу понять твою увлечённость юношей.

- Да-а-а, - прищёлкнул языком Минцзюэ,- говорить красиво ты научился. В следующий раз поедешь на заключение договора с соседним кланом.

- Я всегда рад помочь тебе с делами клана.

- Да смотри, чтобы не выделялся своими привычками. Безо всяких твоих вееров и украшений, - Минцзюэ поводил раскрытой ладонью перед братом, указывая на все безделушки, свисающие с него. – Не хватало ещё, чтобы другие насмехались над кланом Не из-за твоих излишеств.

- Я постараюсь, брат.

Он всё ещё ждал, что Минцзюэ отдаст ему веер на починку. Но если Минцзюэ сделает это, он признает компромисс. А он терпеть не мог, когда люди вместо дела увлекаются всякой ерундой. Но Хуайсан прав и в том, что ради близких нужно чем-то жертвовать. Поступиться каким-нибудь одним принципом – это же такой пустяк. Минцзюэ уже однажды поступился ими, когда смирился с увлечениями брата всякими красивостями.

- Ну же… - мягко подтолкнул его Хуайсан, предусмотрительно сложив свой веер.

Не Минцзюэ было паршиво. Напрасно он швырнул своё недовольство в лицо влюблённому мальчишке. И правда же слишком впечатлителен. Но сожалеть было поздно. Лететь следом глупо. И посылать погоню – поступок опрометчивый. Какой глава будет гоняться за адептами? Окружающие неминуемо зададутся вопросом, что произошло, и скорее подумают, что юноша натворил что-нибудь. Глядишь, по пути в Цинхэ ещё и тумака получит.

Не Минцзюэ поднёс сломанный веер к глазам, не до конца расправляя картинку, а потом вложил в ладонь брата. Он задержал свою руку в его руке, сжал пальцы, рискуя доломать ещё не сломанное.

- Но это не значит, что я одобряю всё это.

- Я знаю, - подтвердил Хуайсан. – Не волнуйся, твой образ не рассыплется от одного веера.

Не говоря уже о том, что этот веер стыдно будет на людях показать. Ишь, выбрал какой-то срам. Не Минцзюэ рукой махнул и шагнул мимо брата к ступеням. Надо было возвращаться к делам. И первое, что он сделает – это ответит на письмо из Гусу.