Воля в кулаке

Ямагучи спит на свой любимый манер: на животе, подмяв под себя одеяло и обнимая его. Каждый раз эта картина вызывает у Тсукишимы один вопрос: ему не холодно? В конце концов, здесь ночи холоднее, чем в Мияги. Смотреть на задницу пусть и размытую благословенным зрением, но явно мерзнущую, было сложно, поэтому Кей решает заботливо поделиться с другом одеялом. «Ведь я всегда был добрым человеком», — в голове раздается голос Куроо.

Взгляд некстати скользит по бедру и цепляется за выглядывающий из-под края шорт черный узор. Тсукишима нащупывает очки и уже с нормальной видимостью смотрит на ногу друга. Рука тянется к лёгкой ткани, медленно задирает ее вверх, обнажая часть татуировки. Пальцы случайно касаются бедра, и раздается шлепок. Ямагучи ни то удивлённо, ни то испуганно смотрит на друга, сжимая его запястье.

— Тсукки?..

— Укройся, — хрипло роняет парень и, встав с места, тихо спешит из комнаты.

Мысли беспорядочными пчелами устраивают суетливый беспредел в голове — ХЭЙ-ХЭЙ-ХЭЙ — и Кей склоняется над раковиной. Его действия явно были слишком неоднозначные. В конце концов, он бы тоже выпал в осадок, если бы проснулся от того, что Ямагучи лапает его бедро. Парень вздыхает и умывается холодной водой. И все же, у Ямагучи татуировка? У его Ямагучи Тадаши, самого невинного и прилежного человека, которого он знает? Бредни, но ему не могло показаться. Переводная? Сестра нарисовала? Нет. Или да. Сложно.

Тсукишима выходит из туалета и сталкивается с Энношитой.

— А, Тсукишима, вот ты где. Все нормально?

— А… Да, просто ходил в туалет.

— Умеете же вы, первогодки, пугать, — капитан улыбается.

— Второгодки.

— Да, да… Забываю постоянно. Иди тогда. Спокойной ночи.

— Ага… Спокойной.

Кей тихо заходит в комнату. Видимо, кроме Энношиты, он никого не разбудил. Ямагучи лежал, повернувшись на бок и укрывшись своим одеялом. Парень осторожно ложится на футон и ещё какое-то время прожигает взглядом затылок парня.

— Спи, Тсукки.

Он дёргается и медленно переворачивается на другой бок.

— Угу.

— Окада, не напрягайся.

— Не получается! Слишком нервничаю!

— Перед подачей постарайся найти одну точку перед собой и сконцентрируйся на ней.

— Да-да, слушай своего семпая, он тоже через это прошел.

— Танака-сан!

Ямагучи смущённо трёт пальцем нос и улыбается.

— Ладно, попробуй ещё раз. И не расстраивайся, когда твой мяч принимают, у нас хорошие либеро.

— Знаю…

— Ямагучи, давай попринимаю! — Хината машет рукой.

— Тебя Кагеяма отшил? — Тадаши берет мяч.

— Не повторяй за Тсукишимой!

— Прости-прости.

Ямагучи видит, как Токида Окада наблюдает за его подачей. Этот первогодка не давал ему проходу, кружа вокруг с просьбами чему-нибудь научить. На недоумение и вопросы, почему именно он, нападающий с улыбкой отвечал: «Ямагучи-сепмай, ну вы ведь такой крутой!»

— Вот блин!

— Хината, лошара, когда уже научишься принимать подачи Ямагучи?!

— Заткнись, Бакагеяма!

— Ямагучи-сепмай, это было круто! Научите меня планеру?

— Ну…

— Окада, ты уже тренировал приемы? — за спиной первогодки раздается грозный голос капитана.

— А… — Токида растерянно смотрит по сторонам.

— Не будешь тренировать, что положено, будешь сидеть на скамье весь лагерь.

— В-все сделаю, Энношита-сан!

— Вот ведь шустрый, — вздыхает Чикара и улыбается. — Сильно он тебя достает?

— Да нет… Просто непривычно немного… Вроде сам недавно бегал к Шимаде-сану и просил обучить планеру, а теперь бегают ко мне.

— Разве это не показатель, что ты вырос?

— Возможно… Но я всё ещё недостаточно хорош, так что мне тоже есть чему поучиться у семпаев.

— Тогда дай мне свою лучшую подачу, Ямагучи, — капитан с вызовом протягивает мяч. — Но не обижайся, когда я ее приму.

Ямагучи с улыбкой забирает мяч.

— Ос!

Тсукишима сидит у стены и наблюдает за тренировкой. Ему протягивают бутылочку воды, и он задирает голову.

— Лев… Спасибо.

Парень садится рядом. Они медленно пьют воду, наблюдая за носящимися по площадке игроками. Очевидно, что сейчас у них одни мысли на двоих, но Тсукишима этого никогда не признает.

— Сейчас бы с Куроо и Бокуто сыграть… скорее бы Акааши приехал, может, хоть он согласится.

— Угу. А почему Фукуродани ещё не приехали?

— У них какой-то школьный фестиваль, завтра приедут. А вы прям составом не изменились. Сколько ушло, столько и пришло. А нас вот поубавилось… — Хайба поджимает ноги. — Не думал, что будет так непривычно без третьегодок.

«Зачем ты мне это рассказываешь?»

— Нет, понимал, конечно, что они уйдут, но все же. Когда к тебе обращаются как к семпаю, а ты и сам недавно был таким же маленьким и неумелым… Грустно становится. Вот блин… Прости, что разболтался тут, немного не с кем теперь поговорить… Может, потренируемся?

— Пошли.

— Вы так давно дружите.

Замирает даже Тсукишима. Ямагучи удивленно хлопает глазами, а у первогодки дёргается бровь в истерическом Я-СКАЗАЛ-ЭТО-ВСЛУХ.

— Ну, что-то вроде того, — Ямагучи трет пальцем кончик носа.

А Хината решает, что сейчас самый подходящий момент задать волнующий всех вопрос:

— Как ты терпишь этого гада?!

— В отличие от тебя, придурка, меня терпеть не приходится.

— Ну вот, опять!

— Ещё хоть одно оскорбление и погоню на штрафную пробежку, — строгий голос мгновенно обрывает зарождающуюся перепалку.

— Энношита-сан!

— Вы, наверно, часто ссоритесь, — задумчиво произносит Танака.

— Наверняка, — согласно кивает Нишиноя.

— В какой момент все решили обсуждать наши отношения? — раздражённо произносит Тсукишима.

— Да нет, — Ямагучи продолжает есть, словно его совсем не волнуют эти вопросы. — Мы только один раз сильно ссорились. Долго не общались. Где-то год?

— Вроде того, — безразлично роняет парень, мысленно добавляя «и семь месяцев».

— А ну прекратить обсуждение, мальчикам некомфортно! — Нарита стучит палочками по столу. — Лучше подумайте над завтрашним матчем.

— Ос!

Да, в какой-то момент всё просто дало трещинки, а потом и вовсе рассыпалось, стирая крупицы в лёгкую пыль. Иногда это отдается неприятным воспоминанием, стоит Кею увидеть друга поникшим. Физически, конечно, реакции ноль, но внутри его передёргивает. Все же, гораздо привычнее, когда Ямагучи улыбается.

Средняя школа многое поменяла в их отношениях, в особенности второй год. Он начался с заметного ухудшения состояния Тсукишимы. Он слишком закрылся, слишком углубился и все чаще грубил всем подряд, за исключением учителей. Ямагучи, как ему было свойственно, переживал. Вот только в этот момент его присутствие утратило свое целебное действие, а приятное обычно уху «Тсукки!» отдавалось где-то внутри мерзким скрежетом. Эти натянутые отношения продлились месяц, пока Тсукишима не сорвался. Он не помнит, когда ещё столько кричал. Тем более на Ямагучи. Тадаши, может, и выглядит простодушным и всепрощающим, но он далеко не мягкотелый. Этот случай его задел. И пусть больно, пусть непривычно, но он отвернулся от Тсукишимы.

Все были, мягко говоря, в шоке, когда вечный тандем Тсукки-Ямагучи разошелся. Но быстро успокоили себя: не могут же лучшие друзья так долго быть в ссоре. Ошибались… Они перестали общаться. Вплоть до выпускного. Кей пропадал в себе, ему было не интересно все происходящее. Тадаши пропадал в параллельном классе, увлеченный кем-то чем-то своим.

Но… Именно эта ссора сделала выпускной незабываемым, ведь Тсуккишима до сих пор вспоминает его с приятной лёгкостью.


— Я пойду в Карасуно.

— Мне все равно. Мог и не говорить.

— Я не забываю своих обещаний. Обещал сказать тебе первым, вот, говорю.

— Ммм, — Кей поднимается с места и направляется к выходу из класса. — Я иду туда же. Как видишь, я тоже держу обещания.

— Жаль, что в них больше нет смысла.

Тсукишима замирает.

— Что?

— Мы дали эти обещания, чтобы точно знать, что будем вместе даже в старшей школе. Но теперь это не нужно. Все равно не общаемся.

— А кто сказал, что не будем?

Ямагучи утыкается взглядом в спину Кея, долго и мучительно, а потом медленно подходит, порывисто сжимая рубашку бывшего одноклассника.

— А мы будем?

Тсукишима бурчит невнятное «Угу» и поворачивается к нему лицом. Он мнется, пытаясь подобрать слова. Все же, это из-за него они поссорились, надо бы извиниться.

— Не надо, я знаю, — Ямагучи улыбается.

— Надо, — он приподнимает очки и устало трет глаза. — Прости меня. Я тогда… Черт его, если честно. Не знаю, почему сорвался. Но без тебя было плохо. Я больше так не хочу, — нависает пауза, а потом Кей вспоминает привычку друга и поспешно добавляет: — Прощаешь?

Тадаши кивает. Тсуккишима облегчённо улыбается. Тихое «Иди сюда», немного неуклюжие объятия остались где-то там, на втором этаже, чуть больше года назад.


А чувство свободы и лёгкости до сих пор отдает куда-то в спину, заставляя напряжение пропадать. Кто ж знал, что этот момент будет для Кея успокаивающим. Прошло не так много времени, но удивительно многое поменялось. В особенности сам Тадаши.

Просто в какой-то момент он начал тренироваться до победного. Пожалуй, незадолго до ухода третьегодок. Тсукишима внимательно наблюдал за ним. Как парень оттачивал планер, все чаще после своей подачи бежал к сетке — «Я ведь тоже центральный блокирующий!» — и осваивал прием. Тсукишима уверен, что всему виной Сугавара Коуши, который перед национальными стал уделять кохаю много внимания, из-за чего Тадаши не ходил с другом по утрам в школу, а пропадал на «предутренних» тренировках. Они сбилизись, это Кей понял в день выпуска. Пусть Дайчи, как капитан, произносил душевную речь от лица третьегодок, доведя всю команду до слёз, но именно вице-капитан после их собрания говорил о чем-то с Ямагучи наедине. Тсукишима не специально стал свидетелем этого разговора, просто потерял Тадаши и вернулся за ним. Он не подслушивал, просто смотрел через окно, как Сугавара что-то говорил парню, а потом они недолго обнимались.

С того дня Ямагучи начал выкладываться ещё больше. Иногда он даже пугал своим упорством, будто его Хината цапнул и заразил своим волейбольным бешенством. А теперь это бешенство цепной реакцией передается новоиспеченному кохаю Ямагучи. Тсукишима немного побаивался тренировочного лагеря — черт знает, до чего этот неугомонный парень доведет себя. И когда он увидел лежащего на полу без сил Тадаши, он понял, что не зря, и всё же не нашел сил его отругать, хоть и многое придумал.

— Поднимайся. Пошли в душ.

— Дай… Минутку…

— Идиот, — вздыхает Кей и протягивает руку.

Ямагучи улыбается и все же поднимается с пола. Они идут не спеша, все же парень не набрался сил, да и торопиться некуда. Тсукишима уже привык всегда быть последними, когда дело касалось похода в душ.

— Я раньше всегда бурчал на тебя, что ты медлишь и попадаешь в душ последним, — чуть заглушенным шумом воды голосом произносит Кей.

— Прости. Я не мог сказать, поэтому делал вид, что нерасторопный.

— Теперь я понял, — Тсукишима задумчиво смотрит перед собой, и все спрашивает: — Ты ведь бросишь волейбол после старшей школы, разве нет?

— А? Ну, в общем-то да. Но буду всегда рад сыграть с тобой, Тсукки!

— Я не про это. Я могу понять рвение Хинаты. Он волейболом живёт, мне кажется, даже при смерти отобьёт пас. Но зачем ты так напрягаешься? Ты и так хороший игрок.

Ямагучи выключает воду и обтирается полотенцем, но молчит — либо думает, либо зацепило. Когда Тсукишима выходит в раздевалку, парень сидит с полотенцем на бедрах и смотрит на него.

— Почему я, по-твоему, играю в волейбол?

— А?.. — парень поджимает губы. — Не знаю.

Да. Он действительно не знал. Никогда не задумывался. Ямагучи был рядом всегда. По дороге в школу, в спортзале, на площадке, по пути домой. Тадаши всегда с ним — аксиома его жизни. Но почему-то он не задумывался, когда это началось. А главное — почему?

— Когда мы впервые встретились?

— Ты задаешь эти вопросы, чтобы я почувствовал себя плохим другом?

— Чего? Тсукки, блин, вовсе нет! Просто ты не помнишь, но мы встретились немного раньше, чем когда столкнулись у спортзала. Меня ведь часто дразнили. И один раз ты мне помог, хоть сам и не заметил. Тогда я начал на тебя ровняться. Но в волейбол я пришел не за тобой. Я хотел стать сильнее. А потом получилось так, что я ходил с тобой. Я не шибко одаренный, как в учебе, так и в спорте, но… Каждый раз, падая на площадке без сил, я испытываю облегчение. Я… Стал сильнее. Это то, чего я всегда хотел, — Ямагучи улыбается и трет нос. — Только не смотри на меня этим своим взглядом и скажи что-нибудь.

— Я… Понимаю Окаду. Ты правда крутой, Тадаши.

Он слегка улыбается в ответ, наблюдая как Ямагучи дёргается на своё имя, краснеет и отворачивается.

— Не говори такие вещи так просто! И вообще… — он поворачивает голову. — Мне было на кого ровняться, Кей, — и опять краснеет, поспешно переводя тему. — Так, мы сейчас замёрзнем, давай одеваться.

Тсукишима встаёт рядом, и взгляд падает вниз. Ямагучи замечает это, трёт нос и оттягивает белье. Немного внезапно, Кей даже покраснел, но не отвёл взгляд, рассматривая татуировку. Ворон, окружённый маками. Стремительно падающий… В небо. Тсукишима одернул себя, чтобы не коснуться и не рассмотреть татуировку поближе.

— Тебе так понравилось в Карасуно?..

— Нет, — Ямагучи поправил белье. — Я сделать ее на третьем году средней школы.

— Что? Разве не должны делать только совершеннолетним?

— Я знал мастера, так что он согласился.

— Тогда почему ворон?

— Ворон и маки. Символы одиночества. Птицы падают в небо. Я перефразировал фразу из одной книги… Единственной, которая мне понравилась.

— Вот как… Дашь мне ее почитать, когда вернёмся?

— Н-нет. Ты такое не любишь. Пошли уже.

Тсукишима удивлённо провожает взглядом парня — «И что это значит?»— и нагоняет друга.

— Ладно. Тогда, сходим в кино, как вернёмся домой?

— Хорошо. А на что?

— Без понятия, поручаю это тебе.

— Тсукки!

Если бы сейчас был прошлый год, тренировка оборвалась бы громким криком, привлекающим к себе всё внимание. Но время идёт, поэтому волейболисты не сразу заметили прибывшую команду.

— Фукуродани!

Тренировка прервалась, ведь все хотят поприветствовать друзей и новичков. Они собираются вокруг команды. Знакомые рады встречи, а Акааши чуть подталкивает первогодок, чтобы те представились:

— Рику Кусаваки, центральный блокирующий, рад знакомству.

— Гай Ошио, связующий.

— Рокуро Нитагаи, нападающий.

— Мэттью Шарп, центральный блокирующий, надеюсь поладим.

Тсукишима видит, как Ямагучи дёрнулся и резко обернулся. Он пересекается взглядом с первогодкой под тринадцатым номером из Фукуродани, и тот тоже удивлённо смотрит на парня. Тадаши разворачивается и максимально незаметно уходит подальше. Тсукишима смеряет первогодку недобрым взглядом и направляется за другом — нашел, от кого убегать.

— У Фукуродани тоже иностранец, как у Некомы! Почему у Карасуно их нет?

— Эй, я не иностранец! — деловито заявляет Лев.

— Ямагучи.

— О, Тсукки, Лев предлагал потренироваться. Сказал вы обычно делали это с Куроо и Бокуто, но теперь…

— Заткнись, Ямагучи.

Парень поворачивается к другу и чуть наклоняет голову на бок.

— Что это было?

— Ничего, правда. Пошли поиграем.

— Тадаши.

Ямагучи чуть дёргается, но его спасают:

— Эй, вы идете? — вездесущий Хайба налетает на них.

— Нет, Лев, в другой раз. Предложи Танаке с Нишиноей.

Парень уходит, но рядом снова появляется фигура. Тсукишима поджимает губы.

— Извините… Привет, Тад-

— Ямагучи. Привет, Шарп.

— А… Вот как, — парень опускает голову и трет шею. — Можем поговорить?

— Нет, — влезает Кей. — Мы уходим. Пошли, Тадаши.

— Пару минут, — Мэттью поднимает голову и смотрит в упор на Тсукишиму.

— Делайте, что хотите, — фыркает Кей и уходит.

— Тсукки… — Ямагучи вздыхает и смотрит на Мэттью. — У тебя две минуты.

Они выходят во двор. Мэттью слегка касается руки Тадаши, но тот отдергивает ее, сложив руки на груди.

— Я скучал по тебе, Тадаши.

— Не называй меня так больше.

— Ты всё ещё злишься?

— Я не злюсь.

— Значит обижаешься.

— Уже нет.

— Тогда в чем дело?

— Шарп, ты серьезно сейчас? Какой реакции ты ожидал? Думал, я кинусь тебе на шею? Нет. Надо было думать раньше. Больше объясняться с тобой не собираюсь, как и ты со мной. А теперь иди к своей команде, не заставляй Акааши переживать. Мне нужно идти, — Ямагучи собирается догнать Тсукишиму.

— Неужели ты не скучал?

Тадаши глубоко вздыхает:

— Это уже не важно. Иди в зал.

Ямагучи спешит за угол и сталкивается с парнем. Тсукишима смотрит спокойным взглядом. У него в руках две баночки — газировка и кофе. Вторую он протягивает другу.

— Тсукки… Спасибо.

— Пройдемся?

— Угу.

Они медленно идут рядом. Ямагучи понимает, что друг ждёт объяснений. Они садятся на скамейку.

— Тсукки.

— М?

— Мне… Я…

— Если не хочешь, не рассказывай. В конце концов, ты…

— Я гей.

Тсукишима замирает и чуть вздрагивает от лёгкого порыва ветра. Ямагучи сидит, опустив голову, и баночка дрожит в его руках.

— Не молчи…

— Я не знаю, что должен тебе сказать. Я даже примерно не знаю, как реагировать. Я не задумывался над тем, кто тебе нравится, сам ведь знаешь, у нас это последняя тема. Но, в любом случае, это ничего не меняет. Ну, разве что ты теперь можешь рассказывать про парней, что тебе нравятся, а я буду над тобой шутить на тренировках.

Тсукишима смотрит на друга, но тот все также сидит, опустив голову и теребя банку. Парень вздыхает, чуть толкает его плечом, опускает голову ему на макушку и накрывает ладони своей.

— Все хорошо, Ямагучи. Все по-прежнему, — «А может даже лучше, черт, а сколько я ещё не знаю?»

— Я встречался с ним в средней школе.

Мыслительные процессы немного затянулись, прежде чем Кей понял, о ком идёт речь, и удивлённо уставился на друга.

— Чего?

— Он ходил с нами в одну среднюю школу. Просто был в параллельном классе. Мы провстречались около года.

— Когда мы были в ссоре?

— Да.

— Это… Тебе больно? Ну, в плане, все это вспоминать и…

— Нет. Уже нет. Хотя, я бы хотел послушать объяснения от него, но все же это лишнее.

— Вот как.

Они не общались год (и семь месяцев), но у них в жизни всякое произошло. Это время осталось пустым пространством, окном в их дружбе, и оба хотели это окно закрыть, но как-то не решались. Выходит, подвернулся случай? Кто знает, но Кей решает не упускать возможность и спрашивает:

— Расскажешь?