Холодный дождь

Мэн Яо лишь стоит и издали смотрит, не решаясь подойти. Выглядывает, словно шпион из-за угла чьего-то забора на небольшую площадь. Уже вторая половина дня, на улице дождь, начинает вечереть. Прохожих нет, в обеих лавках закрыты ставни. На площади, даже скорее крупном перекрестке улиц всего один человек. Он стоит задрав голову к небу, подставив лицо холодному дождю и улыбается чему-то своему. Дождь течет по его лицу, размывая в цветные пятна косметику, скатываясь каплями с волос, впитываясь в пыльное до серости ханьфу на плечах. За ухом у Мо Сюань Юя заткнут подвядший цветок. Он задирает руки и кружится под дождем, танцуя. Ему не холодно — весело. Он спотыкается, будто запутавшись в собственных ногах, падает на мокрую землю и не торопится встать. Будто попытка подняться дается ему с трудом. Рядом нет никого, кто мог бы ему помочь. Или даже хуже: рискнул.

Яо, похоже, единственный во всей деревне Мо, кто сейчас есть на улицах кроме Сюань Юя. Сюань Юй начинает всхлипывать, оказавшись так и не в состоянии подняться. Яо плюет на то, что не хотел показываться и идет к нему. Просто чтоб помочь подняться.

Яо не был в деревне Мо несколько лет, даже не знал, как тут дела: деревня стояла на землях Гу Су Лань. Он тогда смалодушничал, спасая свою шкуру. Понадеялся, что дома с Мо Сюань Юем ничего больше не случится. Случилось.

Издали глядя на неловкие движения молодого мужчины Яо думал, что тот пьян. Но от Сюань Юя вином и не пахло. Он был бледен и без смытых дождем белил, он дрожал.

« Да ты совсем болен!» — мысль как страшное откровение.

Всем было известно, что матерью Мо Сюань Юя была женщина из довольно-таки небедной семьи. Но где тогда слуги, что должны искать младшего господина Мо? Где хоть кто-то, кто за ним приглядывает? Не оставили же его в таком состоянии одного?

Мо Сюань Юй смотрит мутным, не узнающим ничего и никого взглядом. Он сильно вырос и повзрослел с тех пор, как Яо видел его в последний раз четыре года назад. Только улыбка осталось все той же: по-детски открытой и наивной.

— Давай руку, я помогу тебе встать.

Мо Сюань Юй оборачивается на голос, улыбается, тянет руку, но не к руке, а к лицу.

— Это ведь ты? — вопрос адресован в пустоту. Грязные, мокрые пальцы тянутся тронуть плечо Яо. С опаской, будто Яо нежить или клубок тумана. И непонятно, что надо на этот вопрос ответить и надо ли вообще.

Это уже совсем не тот Мо Сюань Юй, который был в шестнадцать лет. Яо помогает ему встать, того шатает, руки чуть дрожат.

— Давай я отведу тебя домой, в усадьбу Мо? –Яо говорит тихо, его едва слышно через шум дождя.

Но Мо Сюань Юй тут же пугается, пытается вырвать руку из чужих ладоней, опять падает, только теперь уже в лужу, стонет, прикрывается руками, будто его собираются бить.

— Добрый человек, да оставьте вы его.Только перепачкаетесь! — слышится откуда-то сзади. В одной из лавок открыты ставни, на улицу выглядывает дородный хозяин, продолжая сквозь несильный дождь объяснять. — Это местный дурачок, лучше не связывайтесь с ним! Он совсем поехавший …

Яо вздыхает. Не этого он хотел, совсем не этого.

— Черствое у вас сердце, господин! — Яо не сознается, кто он ни за что. Пусть он будет лишь прохожим, случайным путником в этой деревне, — Он же весь вымок и от чего-то встать не может. Хоть скажите, где он живет, я его провожу до дома.

— Вот ведь жадные демоны! — восклицает лавочник и уходит от окна, но ставни не закрывает.

Через пару минут он возвращается, ставя на подоконник небольшой сверток.

— Опять небось не кормят… — ворчит он, — на вот, перекусите на пару с ним…

— Спасибо. Могу ли я купить у вас еще чего-то съестного? — лавочник уже больше заинтересован. Под плащом путника мелькают дорогие одежды, а сам он пахнет благородным сандалом.

Лавочник пакует всего понемногу. Яо кладет деньги на подоконник. Мо Сюань Юй так и сидит в луже, сжавшись и закрыв лицо руками. Цветок выпал и плавает рядом.

— А скажи мне, уважаемый, куда я могу отвести этого молодого человека, чтоб вернуть его семье?

— Семье? Он из семьи Мо, но лучше не ходите туда, вас обоих за порог выгонят. А то еще и собак вслед спустят.

— Неужто? -Яо кладет на прилавок еще монетку, но уже покрупнее и пальцем двигает ее к хозяину. - А скажи мне, почтенный, что ж такого этот бедный юноша натворил, что ему и дома не рады?

— Выгонят, зуб даю! Я его еще мальчишкой помню, — хозяин лавки кивает на Мо Сюань Юя, — забавный паренек был. Потом вроде его отец забрал, да вернул через пару лет. Тогда он приехал расстроенный, но не такой уж сумасшедший был по началу. Это его тетка с дядькой точно довели… Как его мать умерла — так в поместье Мо ни дня без скандала. Этот у младшей госпожи Мо родился, говаривают, от знатного человека. Вот старшая и бесится. Явно хочет парня со свету сжить. Он тут чуть не каждый день побирается, если его не запирают… до этого вроде неделю под замком сидел… Видать не кормили опять.

— Так где же он живет?

— Если пойдете прямо до самого конца по той улице, то в его дом и упретесь. Только смотрите, аккуратнее. Он в последнее время совсем уж дикий стал…

— Благодарю, — Яо учтиво кланяется. Кажется, в первый раз с тех пор, как он живет в башне Кои он склоняет голову пред кем-то ниже себя по статусу. Сейчас не до приличий, он здесь инкогнито.

Мо Сюань Юй даже не попытался вылезти из лужи. Его одежды насквозь вымокли, сапоги тоже напитались водой. Яо распахивает узелок и протягивает первый попавшийся под руку пирожок. Кажется, один запах еды заставил Сюань Юя слегка ожить. Он разворачивается, жадно хватает холодными руками еду, тянет в рот, будто хочет съесть все сразу, пока не отняли.

— Пойдем домой. Я купил тебе еды. Тебе надо обсохнуть.

-Это ведь ты!.. — не спрашивает — утверждает с улыбкой Сюань Юй. Яо знает, что узнать его из-за талисмана ну никак нельзя. Ни вид, ни голос. Но Сюань Юй его как-то узнал.

Яо берет его за плечо, помогает подняться. Когда-то они были одного роста, теперь Яо стал куда ниже. Он неспешно идут под дождем. С одежды Сюань Юя течет вода. Яо разглядывает эти тряпки, облепившие худое тело. Нижние одежды давно не белые, на вороте посерели от грязи, верхние тоже не сильно лучше, на них есть следы неумелой починки. Семья Мо не бедна, но одежда на Мо Сюань Юе самая дешевая и старая, будто на слуге или даже нищем. Когда он только приехал в башню Кои, будучи еще ребенком, даже тогда он был одет не в пример лучше.

Домик Мо Сюань Юя и правда ни с каким другим не перепутать. Калитка и дверь настежь, на крыльце что-то навалено. То ли обломки мебели, то ли просто какой-то мусор. По двору валяются листки для написания талисманов. Мо Сюань Юй будто не замечает всего этого.

В доме тоже не прибрано. Слуги сюда явно брезгуют заходить. Вокруг такой же погром, пыль и грязь.

Яо стаскивает плащ и ищет, куда бы его положить. Прикрывает распахнутые настежь окна и двери. В доме сыро и холодно, как на улице. Очагом давно не пользовались.

На кухне с трудом находится чайник и посуда. Вместо дров в огонь летит всякий хлам, которого в избытке на полу. Мо Сюань Юй завороженно смотрит на огонь, будто видит впервые в жизни. Тянет к нему руки, едва не обжигаясь.

Яо расставляет на столе покупки.

« Раздевайся, давай просушим твою одежду, » — едва услышав эту фразу, Мо Сюань Юй скидывает мокрые тряпки на пол, оставшись лишь в нижнем ханьфу, берет Яо за рукав и ведет за собой. В доме всего одна комнатка и непонятно, зачем им уходить из начавшей теплеть кухни.

Мо Сюань Юй ложится на свою несвежую постель, тянет Яо к себе, меж разведенных острых коленок, сам развязывает пояс нижних одежд, разводит полы в стороны. И умудряется все это одной рукой, второй все еще держа Яо за рукав, словно ребенок. Яо смотрит вниз. Мо Сюань Юй уже совсем взрослый. Не такой, каким он был лежа так же в покоях Яо пять лет назад. Тело вытянулось, плечи стали шире. Только вот нездоровая худоба и синяки. Какие-то свежие, какие-то заживают и похожи на желтые пятна.

— Что ты делаешь? — Яо не понимает сути происходящего.

— Ты ведь позаботился обо мне. Дай мне позаботится о тебе, — Сюань Юй улыбается как-то натянуто, болезненно, через силу.

Яо думал, что хуже того, что он видел до сих пор, быть не могло. Но было. Либо брат окончательно потерял связь с реальностью, либо… второе « либо» было слишком страшным. Яо не хотел, чтоб оно вообще имело право на существование. Прыгнуть в постель с первым встречным просто от того, что тебя накормили…

— Я знаю, что это ты… — опять продолжил свое Сюань Юй. Скрываться бесполезно.

Яо начинает говорить. Спрашивает.

— Откуда синяки?

Сюань Юй кружит пальцами по своей груди, улыбается, будто хвастается:

— Этот братец Цзыюань поставил… Этот — дети камнями кидались… Этот… не помню… Упал…наверное…

— Ты давно ел?

— Не помню…

— Нормально спал? — кровать под ними жесткая, постельное белье старое, несвежее.

— Не знаю…

— У тебя есть во что переодеться? — не о таких вещах говорят люди в постели, в такой вот интимной позе, находясь губами буквально в половине цуня друг от друга.

— Может быть… — Сюань Юй пожимает плечами, протягивает руки и обнимает Яо, — Я же точно знаю, что это ты…

Яо вздыхает. Он шел сюда не для этого. Сюань Юй был таким… сладким. Это первое слово, которое пришло на ум. И первое воспоминание: это Сюань Юй с яркими и сладкими от сока вишен губами, который смущенно улыбается после их первого поцелуя. Как Яо гладит его по шее кончиками пальцев, а Сюань Юй чуть усмехается, приподнимая плечи: ему щекотно и приятно одновременно.

И тот мужчина под ним в мокрых нижних одеждах так не похож на того юношу! Будто это разные люди. Мокрые волосы тусклые, на лице пятна белил. Вместо красной точки киновари меж бровей — красные потеки на щеках.

Яо не сдерживается и наклоняется к шее. Не поцеловать — понюхать. Запах примерно тот же. Нет больше тех масел и благовоний, что забивали его в башне Кои. Мо Сюань Юй пахнет собой, дождем, травой, чуть мускусными нотками. Кажется, запах — единственное, что осталось от того Сюань Юя.

Яо гладит его по волосам, по шее, по рукам, заставляет разогнуть ноги, свести их, расслабиться.

— Давай сначала поедим и попьем чая. Ты ледяной, — Яо старается говорить как можно мягче.

— Но я хочу! — возмущается Сюань Юй

— Я знаю. Хочешь, я увезу тебя с собой в Лань Лин? Тебе ведь здесь совсем не лучше, чем там…

В ответ Мо Сюань Юй неожиданно ловко выбирается из-под Яо и забивается в угол постели, пождав коленки к груди:

— Я не поеду, не поеду… не хочу! Нет, пожалуйста, — Сюань Юй напуган, паникует и готов, кажется, заплакать от страха.

— Почему не хочешь?

— Я боюсь. Его боюсь…

— Кого?

— Его. Отца…

Яо понимающе кивает и отстраняется.

— Хорошо, тогда ты останешься здесь… — взгляд Сюань Юя становится совсем уж потерянным. Он теперь еще сильнее не понимает происходящее. На его лице отчаянье, — тут есть кто-то, кто о тебе заботится?

В ответ лишь он медленно отрицательно мотает головой. Взгляд опять потерянный, будто он только сейчас это осознал. Пожалуй, Яо стоит найти кого-то, кто бы смотрел за Сюань Юем. Яо правда жаль, что все именно так.

Сюань Юй дрожит в своей мокрой одежде. Яо вздыхает, сидя к нему теперь уже боком, поворачивается обратно, тянет руки к его плечам. Сюань Юй заметно дергается.

— Не бойся. Я всего лишь хочу помочь тебе, — и подтверждение своих слов вытаскивает из рукава платок и протирает им все еще влажное от дождя лицо, стирает остатки белил и румян.

Сюань Юй пытается увернуться, прячет лицо в ладони.

— Ты чего? — Яо удивлен.

— Я теперь некрасивый!..

— Перестань! Ты без косметики куда лучше, — Мо Сюань Юй смотрит сквозь пальцы и нехотя отводит ладони от лица. Без косметики он правда куда красивее. И привычнее. Он почти похож так на себя прежнего. Под белилами на лице тоже синяк. Яо отводит взгляд.

— Я тебе не нравлюсь?..

— Нравишься. Очень, — успокаивает он брата, словно ребенка, — Но тебе надо снять одежду и просушить. Иначе ты заболеешь, — Яо так же доносил когда-то эти прописные истины трехлетнему племяннику. А-Лин сейчас, в свои десять, и то куда более приспособлен к жизни, чем двадцатилетний Сюань Юй.

Сюань Юй нехотя стаскивает с себя мокрые нижние одежды, снимает все так и не высохшие нижние штаны. Одежда грязная, потрепанная. Яо накидывает на обнаженные плечи одеяло:

— Вот так будет лучше. Теперь не замерзнешь, — запахивает на груди, чтоб не смотреть, не видеть больше синяков. Всего того, что происходит по его, Яо, вине, — пойдем поближе к огню, чтоб ты согрелся.

Сюань Юй кивает и неловко, держа одеяло изнутри руками, плетется за Яо на кухню.

У огня он наконец расслабляется. Пока Яо хлопочет с чаем и едой. Еды много, наверное, хватит на пару дней.

Сюань Юй теперь уже не так торопится есть, но все-таки пару раз давится. Яо хлопает его по спине, протягивает чашку с чаем, чтоб запить, поправляет сползшее одеяло.

После еды Мо Сюань Юй как-то незаметно засыпает здесь же, на пыльной циновке у огня, улегшись рядом с Яо. Яо отваживается наконец погладить его под одеялом, по спине, груди, плечам, шее, подложенным под щеку рукам. Кожа такая же привычно-гладка, как была раньше и, наконец, теплая. Волосы тоже подсыхают. Яо автоматически перебирает их, приглаживает выбившиеся из хвоста пряди.

По крыше глухо стучат капли. В углу кухни лужица от набежавшей сквозь прохудившуюся крышу воды.

Яо мерзко. Мерзко не от грязи окружающей обстановки и разрушенного разума Мо Сюань Юя. Мерзко от самого себя, от своего малодушия. Ведь это он, Цзинь Гуань Яо, виноват во всем этом. Это он первым коснулся сладких и ярких после вишен губ, он уложил Сюань Юя под собой на шелковые простыни, он разделил с ним то, что должен делить лишь с женой. Именно он был беспечен, поглощен страстью, забыв запереть дверь, и их застали в самый неподходящий момент. Тогда Яо не думал о последствиях, спасал лишь себя, свою репутацию и положение. Именно он раздул огонь, в котором сгинул Мо Сюань Юй. Из-за собственной глупости и паники. Ему слишком важна тогда была репутация. Сейчас, впрочем, этот скандал еще не улегся. Даже скоропостижная женитьба не помогла.

А что поможет Мо Сюань Юю? Или хотя бы кто? Сам Яо, после того как отец публично отрекся от младшего сына, в дела семьи Мо уже вмешаться по праву родственника не мог. Да и это опять дало бы новый толчок сплетням, которые совершенно не нужны. Не сейчас, когда Яо наконец стал главой клана. Он не мог хотя бы оставить здесь слугу или адепта, кто бы приглядывал за Сюань Юем: эти земли — территория Гу Су Лань. Людям из ордена Лань Лин Цзинь здесь нечего делать. Он не мог и сам здесь просто так появляться. Даже времени на это практически не было. Яо, если б мог, давно бы пришел сюда. Но … он думал, что все нормально. Ведь Мо Сюань Юй был дома, со своей семьей. Думал, но не проверил….

Жаловаться Лань Си Ченю напрямую — это будет выглядеть глупо. « Дорогой второй брат, на твоих землях творится беспредел. Моего сводного брата, с которым нас застукали в постели, обижают родственники.» Глупее не придумаешь.

Не похитить же Сюань Юя и тайно увезти в башню Кои, где он будет жаться по углам, пугаясь любой тени, хоть отдаленно похожей на тень их отца? Еще Сюэ Ян этот, демоны б его побрали! Наверняка он найдет забавным эту способность пугаться всего и не даст Сюань Юю спокойной жизни. Просто потому что Сюэ Яна это будет смешить.

Сюань Юй вздыхает, ворочается, стонет во сне. Яо гладит его по волосам, успокаивает, кладет его голову себе на колени.

Может, сказать Не Хуай Сану, чтоб тот навестил деревню Мо? Тем более сейчас такой повод! Раньше они с Сюань Юем вроде дружили и даже общались еще какое-то время когда он был уже опять здесь, в деревне Мо. Хуай Сан с его мнительностью наверняка наделает достаточно шуму и выглядеть это будет будто Яо вынужден будет увезти брата отсюда. Пожалуй, это правильный расклад. Все будет как нужно. Надо лишь сказать Хуай Сану, что у Мо Сюань Юя был день совершеннолетия*.

Не был. Есть. Прямо сегодня. В этот не по-летнему холодный и дождливый день.

Яо наклоняется и целует Мо Сюань Юя в висок:

«С днем рождения, брат!»

06.08.2019


Примечание

В древнем Китае у мужчин совершеннолетие наступало в 20 лет.