Один и тот же сон преследовал Лань Ванцзи уже несколько дней: голый камень утёса и тёмное озеро внизу. Не в силах сдвинуться с места или оторвать взгляд от воды, Лань Ванцзи стоял на краю, наблюдая за мелкими волнами на поверхности озера. Всё вокруг казалось реальным.

Всё вокруг казалось до боли неправильным.

В давящей тишине, в неспособности пошевелиться, поднять голову и посмотреть на небо, пряталось нечто жуткое. Лань Ванцзи знал, что это сон, помнил, как ложился в кровать; знал — что всё вокруг лишь его воображение, но не мог избавиться от тревоги. Чем дольше он стоял, чем дольше смотрел, тем больше росло беспокойство: тёплой тяжестью оно опустилось в живот, лёгкие обожгло холодом.

Довело до исступления и, когда Лань Ванцзи уже готов был кричать от безнадёжности, выпустило, позволив проснуться.

Сон пугал своей пустотой.

Ночь за ночью Лань Ванцзи закрывал глаза и оказывался на утёсе над озером, смотрел в воду, ждал чего-то. Кого-то. Ждал в прерывистой бесконечности сна.

Наверное, какая-то логика была. Озеро и утёс появились в ночь, когда потный и пыльный адепт вассального клана Юньмэн Цзян свалился с меча перед воротами Облачных Глубин и рассказал о падении Пристани Лотоса. Принёс весть об огне, уничтожившем резиденцию Великого клана, о смерти четы Цзян; о пропаже Цзян Ваньиня, Цзян Яньли и Вэй Ина.

Лань Ванцзи слушал, стоя за спиной дяди — в груди ширился тугой мучительный холод. А после холода пришёл сон.

Спустя неделю Лань Ванцзи обнаружил, что может поднять голову, шевельнуть руками, сделать шаг. Облегчение открытия исчезло, как только он глянул вверх — на небо. Неба не было. «Что-то, что-то точно должно быть!» — судорожно думал Лань Ванцзи, но разум никак не мог ухватить то, что видели глаза: всё расплывалось. То, повинуясь Лань Ванцзи, появлялись сизые тучи, пузатые от непролитого дождя, то смазывалось в скользкие, тонкие лучи запрятанного в рассвет солнца; пространство крутилось лицами — сплошь незнакомыми, далёким громом грохотали голоса — гневные и рыдающие.

Лань Ванцзи очнулся от нового сна, словно из-под воды вынырнул, хватая ртом воздух и цепляясь скрюченными пальцами за жёсткую траву. Трава под руками ощущалась влажной от росы и живой, на краю высокого утреннего неба просыпалось солнце, радостно щебетали серые пичужки в кустах — и жуткий сон, испугавшись яркой реальности, уполз на задворки разума.

Конечно вернулся следующей же ночью, снова кричал на Лань Ванцзи бездной отсутствующего неба и невидимого берега.

Через месяц Лань Ванцзи впервые смог спуститься к озеру.

В реальности они с Цзян Ваньинем направлялись в Цишань за своими мечами и любой крохой сведений о Вэй Ине.

И тогда же появилась тропка. Лань Ванцзи был уверен — её не было раньше, а тут появилась. Плохо протоптанная, узкая, будто небрежно брошенная и вросшая в землю верёвка, тропка вилась вниз к каменистому пляжу.

Лань Ванцзи шёл осторожно, не зная, чего ждать после неба-не неба. Изначальное чувство страха несколько притупилось за время, сон стал старым надоедливым знакомым, всё ещё неприятным, но терпимым. Лань Ванцзи приучился игнорировать странности, старался не вслушиваться в бормочущие голоса и тучи-лица, сон всё равно отпускал с наступлением утра, никогда не задерживал.

На пляже было тихо, так же серо и пусто, как на утёсе, мягким пухом колыхался над тёмной водой туман, лизал влажные береговые камни. Он казался живым — единственным, кроме Лань Ванцзи, движением в замершем безмолвии.

Или нет.

На другом конце пляжа, под тенью утёса, на крупном плоском камне сидел человек…

Впервые Лань Ванцзи не желал просыпаться, но сон вытолкнул его прежде, чем он смог что-то сказать или рассмотреть чужое лицо. Вытолкнул, оставив в сердце горькую на вкус надежду.

Им удалось поспать только через несколько дней. Обессиленный морально и физически, Лань Ванцзи свалился на едва расправленные по лесной подстилке мантии и тут же провалился в гостеприимно ждущий его сон.

Он снова спустился с утёса, подмечая, что в его отсутствие тропка стала шире, а пространство вверху больше не играло образами — обратилось жгущей глаза серостью, не давало на себя смотреть. И туман на пляже был гуще, облепил Лань Ванцзи влажными объятиями, поцелуями оставил капельки воды на бровях и ресницах.

В мареве невозможно было разглядеть камень и человека, но тот внезапно вырос у Лань Ванцзи перед глазами. У того в горле застряли крик-стон-имя. Туман — ну точно, пух! — забился в лёгкие.

Бесстыдно обнажённый до пояса Вэй Ин обернулся на короткий задушенный всхлип и просиял удивлённой улыбкой.

— Лань Чжань! — воскликнул радостно, мотнул убранными в высокий хвост волосами: алая лента прорезала серость. — Ты меня нашёл! Ну и долго же шёл, — проворчал, по-детски надув губы, будто укорил.

Ноги не держали Лань Ванцзи, подогнулись, и он упал на острые камни — распятый и коленопреклонённый перед улыбающимся Вэй Ином.

Знал, знал, что Вэй Ина рядом нет, это всё кошмар, а всё равно спросил:

— Где ты? Вэй Ин, где ты?

Вэй Ин рассмеялся, запрокинул голову вверх, ответил вопросом:

— А ты не знаешь, Лань Чжань?

«Сброшен молодым господином Вэнем в Могильные курганы», — выплыло из памяти Лань Ванцзи и повисло в воздухе. Лань Ванцзи только научился вдохнуть, а горло снова забило — уже не пухом, а осклизлым страхом.

— Неправда, — прошептал он, отплёвываясь от воспоминания, как меч Вэй Ина отказался выходить из ножен. — Неправда.

— Ой ли? Погляди, разве вокруг не Могильные курганы? — Вэй Ин, не опуская головы, развёл руки. Лань Ванцзи послушно повёл глазами следом.

Прежде голый утёс прикрылся ломким белым мхом, меж камней повылезали чёрные кусты травы, на другом берегу озера выросли и упёрлись безлистными ветвями в небо деревья.

Небо! Тускло-голубое, расчерченное тонкими перьями пепельных облаков, оно куполом накрыло утёс, озеро и Лань Ванцзи с Вэй Ином. Больше никаких лиц и сводящей с ума изменчивости.

— Это не могут быть Могильные курганы… — Лань Ванцзи отшатнулся от протянутой Вэй Ином руки. Сон-сон-сон, это всё сон, его придумал Лань Ванцзи. Он никогда не был на Могильных курганах, никогда не видел.

— Но это они, — заметил Вэй Ин. Понимающе улыбнулся растерянному Лань Ванцзи, и сон распался.

Другой ночью Вэй Ин всё так же ждал Лань Ванцзи на камне, всё так же без рубашки. Лань Ванцзи поспешил к нему, ругая себя, если взгляд опускался ниже лица Вэй Ина — к его ключицам, выпирающим рёбрам, плоскому животу. Не первый раз Вэй Ин снился ему без одежды, но то были другие сны, они дышали любовью и обоюдной страстью. А тут тревога, острая, как любимые Вэй Ином специи, пропитывала всё — от маслянистой воды в озере до болезненного, больше похожего на гаснущий фонарь, солнца.

— Ты снова пришёл! — Вэй Ин улыбнулся и соскользнул ему навстречу. Соскользнул плавно и странно, будто стёк по гладкому боку камня.

Лань Ванцзи остановился, а затем сделал шаг назад, и ещё два. То, что он принял за тёмные штаны на ногах Вэй Ина оказалось хвостом. Вэй Ин полз к Лань Ванцзи, подтягивая тело руками, а чёрный рыбий хвост волочился за ним. Чешуя обдиралась об острые камни, но Вэй Ин не замечал ран и боли — полз. Выпала, уцепившись за сухую ветку, из волос алая лента, тёмная копна рассыпалась по плечам и спине, кончиками искупалась в крови.

Вэй Ин ничего не замечал — улыбался безмятежно, почти счастливо. Лань Ванцзи отступал. Отчаянно хотел проснуться или, хотя бы, закрыть глаза, сбежать. Кошмар не разрешил. Жабры меж рёбрами Вэй Ина приоткрылись, сверкнув блестящим розовым нутром.

— Не хочешь узнать, что сделали со мной? — выдохнул подобравшийся совсем близко Вэй Ин. На глазах Лань Ванцзи жабры затопило кровью: не отличить от колотых ран. В воздухе тяжело пахло железом и потом, пахло гарью и лотосами, солнцем и магнолиями. — Ты так искал меня, а теперь бежишь. Почему ты вечно бежишь от меня, Лань Чжань?

Как в воздухе мешались смерть и любовь, так в голосе Вэй Ина сплелись насмешка и грусть. Лань Ванцзи не смел ответить. Или не успел — проснулся.

Три месяца прошло, как кошмар захватил ночи Лань Ванцзи. Он перестал меняться: Вэй Ин с тёмным хвостом, зубастым ртом и дикими глазами задавал Лань Ванцзи вопросы, на которые не было ответов, и всё больше ранился. Спуталась в волосах запёкшаяся кровь, ободранный хвост обвили шрамы, синяки вспыхнули по телу — Лань Ванцзи содрогался от собственной боли при взгляде на избитое тело Вэй Ина.

Привычная мантра: «Это сон» — перестала спасать. Как могла, если пальцы Вэй Ина в руках Лань Ванцзи ощущались теплом и жизнью, глаза мерцали тем же огнём, что в первую их встречу на стене Облачных Глубин. Как же это могло быть сном?

— Ты бы хотел, чтобы я вернулся? — спросил Вэй Ин. Он всегда спрашивал, но Лань Ванцзи просыпался раньше, чем успевал ответить. А тут успел. Сжал чужую горячую ладонь, прошептал в синяк на шее:

— Да. Вэй Ин, да.

— Щекотно, — захихикал Вэй Ин, убирая выпавшую из причёски Лань Ванцзи прядь. — Тогда я вернусь. Подожди ещё чуть-чуть, поищи ещё немного.

Лань Ванцзи кивнул.

Следующей ночью он не спал. Но его сон пришёл в реальность — смешался с нею как сладкий ядовитый дурман с исцеляющими благовониями.

В безымянном надзорном пункте в Илине одетый в чёрное Вэй Ин смотрел на него дикими глазами, спутанные волосы тяжело лежали на плечах. У него больше не было острых зубов во рту, но слова, что он говорил, терзали сильнее; не было израненного хвоста, но кровавый шлейф тянулся за ним и его темной флейтой.