Сентябрь, 2018

— «Напоминаем, что в ночь на 18 сентября четыре истребителя F-16 ВВС Израиля нанесли удар управляемыми авиационными бомбами по сирийским объектам в районе города Латакия,» — вещала женщина с экрана, смотря в камеру без эмоций. 

Сухой факт для неё, немного грустных слов потом, но ни капли понимания того, как это отражается на родственниках тех людей, которые погибли. 

— А Олег Волков? — грыз очередной ноготь Серёжа, держа телефон у уха, ноги подобрав под себя. Его потряхивало, но холод он не чувствовал. 

— Был на борту в той же группе, мужчина, сколько Вам раз повторять? — недовольно отзывался голос на другом конце провода. 

У голоса хоть и не было лица, эмоций, сочувствия и понимания, не было также. 

А новости всё ещё шли фоном, хотя Сергей их даже не слушал. 

— «Сирийские подразделения ПВО, пытаясь отразить удары, сбили российский самолёт радиоэлектронной разведки и радиоэлектронной борьбы Ил-20, заходивший в это время на посадку на авиабазе Хмеймим.»

Хмеймим, Хмеймим. 

Серёжа поднял взгляд на экран, ощутив дрожь, прошедшую по телу.

— Но могло случится так, что Олег не вылетел с группой на тот раз? 

— «Все 15 человек, находившиеся на борту, погибли. Минобороны РФ в своём заявлении возложило ответственность за гибель российского самолёта на израильские, которые..»

— Детали планов разведочных групп не подлежат общественному обсуждению. Даже доверенным лицам мы не имеем права раскрывать данную информацию.

Мужской и женский голоса сшивались в один. Никто из них не намеревался помочь какому-то жалкому человеку, который всего лишь потерял самое дорогое, что у него в этой жизни было. 

— Значит он мог выжить, — настаивал Серёжа, чьи руки были леденей смерти. — Он мог не оказаться на борту. Ведь как его могли опознать, при взрыве самолёта?

— Слушай, парень, — послышались первые эмоции в этом голосе. 

Это не было проявление эмпатии, банальная человеческая усталость. Когда ты, например, так много отвечал на детские почемучки, что уже не мог придумать что-то оригинальнее «потому что», и решил объяснить всё по-взрослому, чтобы ребёнку перестал быть интересен ответ. 

Только вот Серёжа не был ребёнком. И ответ ему был нужен. 

— Список погибших формировался по найденным номерам нашивок на не сгоревшей форме и личным жетонам. Олег Волков был среди них. Ты получил похоронку, в конце концов.

— «В связи с катастрофой российское руководство приняло решение в кратчайшие сроки..»

— А проводилась генетическая экспер..

— Волков мёртв. По всем имеющимся данным. О прибытии самолётов с цинковыми гробами будет сообщено позже. Соболезную и всего хорошего.

Гудки прямо как в кино. Серёжа надеялся, что никогда не окажется в такой ситуации. 

Обычно после таких гудков в фильмах показывается, что было через несколько лет. Когда человек уже смирился с произошедшим. Когда прошёл все стадии принятия, научился более-менее жить с утратой. 

Почему никогда не передают то, что происходит на самом деле? Не искусственные слёзы и падающий телефон, а то, как ты смотришь вперёд, не видишь ничего, а потом накатывает такая пустота, что ты ощущаешь внутренний крик той части себя, что поняла всё ещё с открытием письма и начала страдать уже тогда. И ты бы поддался ей сейчас. Ты мог закричать, мог начать бить всё подряд, мог сделать больно себе, чтобы хоть как-то выпустить свои эмоции, но ты этого не делаешь. Потому что на плечах ощущаешь крепкую хватку, а на ухо навязчивый шёпот говорит «он не мёртв». 

Серёжа опустил ноги с дивана, поднял лежащее на столике фальшивое уведомление.

«Извещаю Вас о том, что Ваш —

Волков Олег Давидович

погиб в результате выполнения секретного 

задания на территории военных действий»

Здесь была только одна правда. Олег был Серёжиным. И тот факт, что они не стали никаким образом описывать их род отношений в этой графе, показывало то, насколько трусливо это было. 

Он смотрел на замусоленный клочок бумаги под новости уже о сборе средств на лечение очередного больного ребёнка, имя которого Серёжа запомнил, чтобы перевести сумму на счёт родителей позже. 

Олег не мог погибнуть. 

— Открыть окно, — приказал он компьютеру, который выполнил запрос без вопросов и предупреждений о том, что это может быть опасно. 

Холода Сергей не ощущал, стоя напротив сильных струй воздуха, развевающих его волосы и халат. Подойдя близко к краю, он посмотрел вниз. 

Сколько отсюда падать? До земли больше 450 метров. Высота на ускорение свободного падения.. лететь он будет примерно со скоростью 95 метров в секунду, если не будет сопротивляться. То есть около пяти секунд? Так мало? Успеет он пожалеть о своём поступке за пять секунд? 

«Ты этого не сделаешь. Слишком боишься сделать больно этому бесполезному телу, тряпка». 

На плечах всё ещё ощущался груз в виде новости смерти Олега. Губы трясло до тех пор, пока Серёжа не закусил нижнюю настолько, что ощутил вкус крови. 

— Ты не умер, — прошептал он в листок, что держал напротив губ. 

Чья-то чужая рука, не его собственная, коснулась окровавленной губы, а затем слова «погиб». Серёжа стал складывать самолётик. Кривой, некрасивый, но он никогда не умел их делать. 

— Он не умер, — повторил Сергей не своим голосом, пуская самолётик в открытое окно.

Белая бумажка опускалась вниз куда медленнее, чем он сам, если бы решился. Он наблюдал за тем, как плавно опускался самолётик и ощущал, как пробирает до костей холодный ветер, но совершенно ничего не собирался делать с этим. 

— Из пустоты без твоей красоты не родится юности вольная птица. 

Смех.

— С каких пор ты такой романтик?

— Ты против? 

— Конечно, нет.

Самолётик опускался ниже, превращался в маленькую точку, падающую медленно, плавно, неспешно, пока сердце внутри Серёжи билось на адреналине, будто он был тем самым самолётиком, стремящимся к земле. 

«Так хочешь прыгнуть?»

Со слезами на глазах Серёжа начал качать головой и попятился, пока не споткнулся, падая назад. 

То, что удерживало его эмоции в себе упорхнуло так же быстро как и появилось, оставляя его самогó разбитого и потерянного, осознающего, что он хотел совершить. Что всё ещё испытывал желание наделать глупостей, хотя они с Олегом обещали не ввязываться в неприятности. Олег начал первым, значит, и Серёже теперь можно было. 

По накатанной приходило осознание, что значило то уведомление. 

Дыхание сбилось, волосы свисали перед глазами спутанными локонами, в которые Серёжа зарылся пальцами. Из гортани вырвался задушенный хрип. Он наклонился пряча голову между колен, сжимая волосы на затылке до боли и царапая его ногтями, пока изо рта раздавался немой крик, а самого трясло из стороны в сторону. 

— Ты в душе береги свою птицу. Не дай ей разбиться.

— Ты флиртолософствуешь, только когда выпьешь? 

Смех.

— Как ты выговорил это после четырёх бутылок? 

— А ты уезжай почаще. 

— Это будет последний.

Олег хоть в чём-то не соврал. Только вот он обещал вернуться после этого. 

Спазмы в горле не давали сделать нормального вдоха, пока хрипы от сухого плача были единственным звуком, раздражающим кабинет. 

«Он вернётся. Я тебе обещаю» — снова навязчивый шёпот на ухо. 

А ведь личные вещи Олега не передали.