После того, как развеялся дурман, и я наконец пришла в себя, меня окутал нежный мрак глубокой ночи. Все казалось спокойным и умиротворенным — звуки сверчков в высокой, густой траве, легкие, едва ощутимые дуновения холодных ветров и треск сухих веток в костре. Пламя ласково заключало их в свои объятья, лишь иногда выбрасывая вверх небольшой сноп искр.

   Костер был очень кстати. Что я, что отец — мы оба сейчас старались держаться поближе к теплу, ведь когда наваждение психоделических трав наконец спало, нас обоих начало жутко знобить.

   Мы сидели вместе с ним в обнимку, согреваясь не только от яркого пламени, отбрасывающего пляшущие отблески на сумрак вокруг, но и друг от друга. Всем телом чувствовала, как этот огромный мужчина сейчас превратился в такого же ребенка, как и я. Он обнимал своей большой рукой, дрожа всем телом, а мне оставалось лишь пытаться расслабиться, едва сдерживая слезы из раскрасневшихся от едкого наркотического дыма глаз.

   И на все это нам было плевать. Плевать на холод, на бесконечное ощущение, будто бы по твоему телу ползают сотни насекомых — сейчас мы были даже не дочерью и отцом, но двумя людьми, вместе ищущими путь из мрака нищеты в светлое, счастливое будущее. Без единого слова ощущали эту связь — связь душ двух мечтателей, двух напуганных до чертиков самой жизнью людей.

   И такими были все люди, что окружали меня. Неважно, любили они меня или ненавидели — все мы желаем одного и того же. И у всех нас одни и те же страхи. Одна судьба. Одна кровь.

   Через языки пламени изредка поглядывала на ставшего вдруг молчаливым Хьялдура. Он даже не смотрел в нашу сторону, а лишь молча снимал шкуру с убитого зверя кремневым ножом. Наверняка сейчас он думал лишь о том, как все-таки оказался сложен путь к чему-то великому. Что ж, мой отец сумел осознать это гораздо быстрее.

   — П-пап… — слова срывались с дрожащих губ, убивая тишину. — К-к-кто… ты?

   Отец усмехнулся и покрепче обнял, прижимая к своей горячей, жесткой груди. Прижалась ухом к телу и стала слушать, как ровно и спокойно бьется его медвежье сердце.

   — Ты п-поняла что… что я не отсюда, д-да? — улыбнулся он дрожащими от холода губами.

   — Это же… оч-чевидно. — ответила.

   Борт снова усмехнулся и глубоко вздохнул, пытаясь привести свое тело в порядок. Его дыхание стало ровнее, а дрожь ослабела:

   — Хьялдур, научи ее.

   Тот взглянул на нас и изучающе стал вглядываться в мои глаза.

   — Майя.

   — Д-да?

   — Ты действительно хочешь постичь мастерство друидов?

   На секунду задумалась. Невольно взгляд зацепился за него, снимающего шкуру. Узоры покрывали все лицо. Весь вид говорил о том, что этот человек так же связан с миром духов, как и с людским. Он знал и понимал то, чего не могли даже представить все те, кто сейчас мирно спал в деревне на берегу ледяного моря. Все эти люди боялись духов, Хьялдур — уважал. Пропасть в понимании была гораздо больше, чем казалось поначалу.

   — Хочу, Хьялдур.

   — Зачем?

   Он спросил настолько спокойно и непринужденно, что я сбилась с мысли и не смогла что-либо ответить. Вопрос был невероятно простым, однако ответ был не так очевиден.

   — Не отвечай, — вздохнул он, видя мое замешательство. — Ты жаждешь знаний. Того, что знаю я и другие, подобные мне.

   — Знания помогли бы…

   — Молчи, Майя, — перебил Шаман. — Неважно, зачем ты хочешь этого. Важно то, что быть друидом не значит быть умным или мудрым. Называясь друидом, ты даешь клятву двум мирам — людскому и духовному.

   — Клятву? — слегка склонила голову набок.

   — Мы нужны не для того, чтобы помогать людям. Не для того, чтобы делать лекарства или придумывать что-то новое. Мы — связующая нить между людьми и духами. Все, что мы делаем, мы делаем ради того, чтобы два мира могли существовать в гармонии и согласии.

   — И что же это за клятва, Хьялдур?

   — Не скажу, — он вдруг широко, жутковато улыбнулся и воткнул нож в землю.

   Обеими руками стал буквально стягивать остатки шкуры с трупа зверя, оголяя мышцы, кости, вены, сухожилия. По локоть мужчина был испачкан кровью, а сейчас она брызгала на его лицо и одежду.

   — Но ты должна уяснить одно. Это будет твой первый настоящий урок.

   Он снова схватился за нож и срезал с ноги зверя небольшой кусок мяса. Подняв его в воздух, подмигнул и кинул его через костер прямо мне в руки.

   — Если ты убиваешь ради пропитания, то ты охотник. Это и есть суть мироздания. Но если ты убиваешь ради развлечения… — протянул и срезал еще кусок, тут же закинув его себе в рот. Он стал жевать сырое мясо, уже остывшая кровь стекала с губ, — ...то ты — убийца, и нет тебе места ни в человеческом мире, ни в мире духов.

   Медленно кивнула и перевела взгляд на кусок мяса у меня в руках. С рваных краев отреза стекали капельки липкой, холодной крови. Руки и так были красными после охоты, но свежая, еще не загустевшая кровь стекала по ладоням и капала на землю.

   Взглянув на отца, встретила лишь одобряющий, полный отцовской любви взгляд. Он кивнул мне, и я, закрыв глаза и перестав дышать, протолкнула кусок мяса в рот и стала жевать.

   Через пару секунд не выдержала, и меня вырвало. Отец и Хьялдур громко засмеялись.

   — А если пищу не готовишь, то ты сама животное! — весело загоготал друид.

***

   Хьялдур не отказался от моего обучения. Возможно, именно в ту ночь, именно после разговора с моим отцом, он наконец понял, что все куда серьезнее, чем ему казалось. Из сиделки, рассказывающего сказки, добрый волшебник превратился в строгого учителя, который теперь уже со всей серьезностью занялся обучением. Сказать, что меня это радует, значит ничего не сказать.

   — Майя, не витай в облаках! — он вырвал меня из потока мыслей хлестким ударом прутика по спине.

   Да, без подвохов здесь не обошлось. Что ж, во всяком случае, теперь я хотя бы и вправду получаю образование, пусть и уровня каменного века.

   — А какой был вопрос? — взглянула на него.

   Друид вздохнул и ткнул прутиком в руны, нацарапанные на деревянных брусках, лежащих передо мной на столе.

   — Прочти эти руны, Майя.

   Руны. С рунами была одна большая проблема.

   Несмотря на то, что они, в общем-то, представляли из себя пусть и сильно упрощенный, но алфавит, их не использовали для письма в привычном мне понимании.

   Каждая руна отвечала не столько за звук или слог, сколько за какой-либо смысл. Причем комбинации из разных рун могли значит что-то совершенно иное, нежели все они по-отдельности.

   — Хьялдур, скажи, а почему руны читают именно так?

   — Хм? — друид вскинул бровь и склонился над столом.

   — Вот смотри… Это акс, это урс… так, ис, эва... 

   — Ну? И что же это значит? — нетерпеливо спросил он меня.

   А я понятия не имела, как трактовать такое расположение рун.

   Дело в том, что акс, в целом, значила что-то хорошее. Однако ей здесь была противопоставлена руна урс, которая означала погибель. То, что они были в одном предложении, уже не имело смысла с моей точки зрения.

   — Ну, смотри… Я хочу сказать, Хьялдур, что это ведь, ну…

   — Майя, не выкабенивайся. Что говорят руны?

   — Да подожди! Смотри…

   Стала переставлять руны в другом порядке, добавляя к ним еще и недостающие.

   — Вот смотри, смотри! Я поставила руны ман, акс, ис и еще одну ас…

   — Это плохой знак!

   — Это не знак вообще! — возразила. — Это мое имя! Смотри, руна ман это “м”...

   — Берешь первый звук? Хм… — Хьялдур положил прутик в сторону и стал с интересом разглядывать руны.

   Облегченно вздохнула, когда увидела, как он убирает прочь это орудие пыток. В то же время, мне всякий раз было приятно, когда удавалось заставить Хьялдура подумать над чем-то нестандартным. В данном случае — над иной концепцией письменности.

   — М… а… Ма-йя. — медленно, по буквам прочел он.

   — Видишь? И так ведь можно записывать разные слова, а потом ставить эти слова вместе! Как если бы записать то, что ты говоришь, чтобы другой человек смог прочесть это и понять в точности то, что ты хотел сказать!

   — Хм… — задумчиво протянул, а затем вдруг резко схватился за прутик и стеганул меня по спине. — Ну-ка не издевайся над письмом духов!

   — Ну Хья… ай! — вскрикнула, когда он снова ударил уже по рукам.

   Друид провел ладонью по столу, смахивая построенное слово. Руны перемешались и наставник облегченно вздохнул.

   — Эй, Хьялдур, — ухмыльнулась, разглядывая хаотично перемешанные деревяшки. — Взгляни на эти.

   Друид стал пристально разглядывать маленькие дощечки, которые сам и перемешал, беззвучно шевеля губами.

   — Руны говорят… Пение весенней птицы — добрая весть.

   Еще шире ухмыльнулась, пристально глядя на него, и облокотилась на руку.

   — Ну? — ехидно хмыкнула.

   — Ничего не знаю! — обиженно проворчал он и быстро собрал все руны со стола в небольшой мешочек. — Это злодей Ун играется.

   — Ну-ну. Споришь с рунами, м? — просто не могла перестать самодовольно ухмыляться. — Даже они сказали что я права.

   Мужчина вздохнул и провел ладонью по своему лицу, глядя куда-то вверх, будто бы обращаясь к небесам за помощью.

   — За что ж мне досталась такая наглая ученица?! — сказал он шутливо и ласково погладил меня по голове.

   Помимо рун он обучал и другим навыкам, необходимым настоящему друиду. Теперь я усиленно изучала травничество, медицину и, как ни странно, философию. Оказалось, друиды действительно были в первую очередь теоретиками, большую часть времени размышляющими о том, как не допустить конфликта между людьми и духами. Для этого и нужна была, к примеру, медицина. Друиды готовят снадобья и лечат людей не только для того, чтобы помочь простому люду, но и чтобы люди не обвиняли в ненужных смертях духов. 

   С другой стороны друиды действительно общаются и с потусторонними сущностями, при этом общение бывает крайне разнообразным. Некоторые духи умеют разговаривать и охотно идут на контакт, в то время как другие либо неразумны, подобно животным, либо попросту не имеют никакого желания контактировать с людьми. В большинстве своем они хотят одного — покоя. Единственное условие большинства духов для мирного сосуществования — чтобы их не трогали. Это касается и их “жилищ” — в нашем случае это лес, рядом с которым мы живем. Эйва и другие духи помладше спокойно проводят вечность среди гигантских деревьев и по этой причине нам нельзя вырубать слишком много.

   Иногда дело доходило даже до практики.

   — Давай, Майя, — Хьялдур положил мне руку на плечо. — Я позову младшего духа, а ты попробуй с ним поговорить.

   Неуверенно кивнула, чувствуя, как от волнения мелко дрожит все тело. Шаман сел в позу лотоса напротив меня на полянке перед домом и стал раскуривать трубку. Вместе с тем из его губ стало доноситься низкое, гортанное пение, рокочущее среди густого дыма.

   Будто бы по велению друида клубы дыма стали закручиваться в причудливые спирали, смешиваясь, сталкиваясь, но постоянно сохраняя один узор. Все больше и больше мелкие спирали соединялись в одну большую, а затем Хьялдур прикрикнул:

   — Гун дарр!

   От его крика дымная завеса вмиг рассеялась, а на ее месте, словно выйдя из тумана, появился маленький, тусклый огонек, казалось, не имеющий ни веса, ни сущности. Лишь маленькая, бестелесная вспышка света, витающая в воздухе вокруг меня. Ее движения были сперва хаотичными, а затем я поняла, что существо движется вокруг моей головы.

   Хьялдур, взглянув на меня, улыбнулся и кивнул.

   — Эм… Привет? — неуверенно сказала искорке.

   Та вдруг остановилась прямо перед моим лицом. Казалось, будто бы она приглядывается ко мне.

   Но стоило улыбнуться, как искорка стала будто бы скакать перед мой. Она кружила совсем рядом, иногда слегка касаясь кончика носа и щекоча его. Невольно весело засмеялась и стала пытаться прикоснуться к ней, но искорка улетала прямо сквозь пальцы, играясь.

   — Эти называются ярошами. Маленькие, веселые духи, которые очень любят детей и не любят…

   Он не успел договорить, как из-за моей спины послышался свист, а затем веселый крик моего отца:

   — Хэ-хэй, умники! — судя по голосу он уже был немного пьян. Ровно настолько, чтобы потерять совесть и стать разговорчивым.

   Искорка при звуке криков отца тут же испарилась в воздухе, будто бы растворяясь в лучах солнечного света.

   — Они не любят… — вздохнул Хьялдур, — взрослых. Особенно пьяниц.

   — Эй, это кто это тут пьянь, а?! — наигранно сердито прикрикнул Борт и упал на колени рядом со мной, приобнимая за плечо. — Сам-то только после браги раскололся, про дочку мою рассказал!

   — Эх, Борт. Да если б я пил столько, сколько и ты, то давно бы уже был вместе с духами, — улыбаясь, вздохнул учитель и протянул руку.

   — Это потому что ты не воин, друже! — ухмыляясь, ответил отец и пожал руку друида. — Ну как вы тут?

   — Хьялдур учит меня разговаривать с духами, — гордая собой, широко улыбнулась.

   — С духами? — отец удивленно вскинул бровь. — С теми, что…

   — Да, Борт, пустая ты головешка, — вздохнул учитель. — А ты сейчас помешал ей говорить с ними.

   — Грм-м-м… — вздохнул в ответ папа, а затем махнул рукой, посмеиваясь. — Да и к черту их! Майя, пошли давай!

   — А? — непонимающе взглянула на него. — Куда идти?

   — Надо уметь не только травы собирать и с духами лобызаться, но и за себя постоять! Пойдем-пойдем давай!

   После этих слов он, прежде чем я или Хьялдур успели бы что-то ответить, резко подхватил меня за ноги и спину и поднял в воздух. Вскрикнула от неожиданности, но папа лишь закинул меня на плечо болтаться, как мешок картошки, и, насвистывая себе под нос, пошел из леса.

   — Спасибо, Хьялдур! — махнул рукой друиду, не оборачиваясь.

   — Ага, давай, давай… — вздохнул тот в ответ и устало улыбнулся, глядя нам вслед.

   Отец поудобнее положил меня себе на плечо и бодро зашагал прочь. От него, как и всегда, пахло потом, кровью и спиртом. Запах за долгие годы стал мне уже привычным, ибо им буквально был заполнен наш дом, если только мама не готовила что-нибудь вкусное, вроде рыбы или мяса. Жаль, что раньше я не понимала того, насколько мне, оказывается, дорог этот запах и сам здоровяк, несущий меня на себе. Жаль, что раньше не понимала того, насколько он меня любит и насколько сильно я на него всегда полагалась.

   Когда мы уже вышли за пределы древнего леса, папа наконец-таки поставил меня на ноги и взял за руку, ведя за собой.

   — Ты знаешь, куда мы идем? — улыбнулся он.

   — Вот то-то и оно что нет, ты же не сказал, — стараясь не засмеяться, ответила.

   — Будем учиться! Учиться тому, что я умею, а Хьялдур — нет!

   — Пить брагу?

   — Хм, — отец ухмыльнулся. — Это потом, как подрастешь. А сейчас буду учить тебя бить людей.

   — Бить людей?

   — Прям по морде!

   Видя, с каким удовольствием родитель говорит об этом, невольно тихо прыснула от смеха.

   — Чего смешного? — непонимающе спросил.

   — Пап, я же слабая. Да и зачем мне это?

   — Как это зачем?! — воскликнул вдруг он неожиданно громко. — Ты должна уметь постоять за себя! За свою правду! Всегда будет много несогласных, кто будут тебе мешать.

   — Но ведь всегда можно договориться, и…

   — Дочь, послушай, — папа остановился и встал передо мной на колени, чтобы смотреть прямо в глаза. — Ты не понимаешь людей. На твоем пути встретятся самые разные люди, которые будут тебя ненавидеть, завидовать, понимаешь? И они сделают все, чтобы ты не добилась того, к чему идешь. Думаешь, с ними можно договориться?

   — Всегда можно договориться, пап.

   — Эх, Майя… — он покачал головой. — А если волки?

   — Волки? — ухмыльнувшись, переспросила.

   — Волки, — кивнул папа. — С волками ведь не договоришься!

   — Пап, меня есть кому защитить. Не волнуйся.

   Борт задумчиво уставился, едва не прожигая во мне дырку своим напряженным взглядом. Будто бы он пытался понять, до конца ли я с ним честна и стоит ли прислушаться ко мне.

   Не спорю, позиция отца мне абсолютно ясна, однако также понимаю и то, что на тренировки я буду тратить время, которое могла бы тратить на улучшение жизни людей. Понятия не имею, как и что дальше случится со мной, поэтому терять время было категорически нельзя.

   — И кто же? — вздохнул наконец папа.

   — Снорри, Варс… — начала перечислять своих верных пиявок.

   — Снорри? — отец усмехнулся. — Тот толстый мальчишка, которого ты спасла от несмертных? И Варс… Его брат? Майя, я тебе клянусь, его пятки в тот день сверкали сильнее, чем самые красивые монеты из-за моря.

   — Плохо ты их знаешь, — слабо улыбнулась и положила руку на плечо отцу. — А если хочешь тренировать меня, то почему бы не тренировать их? Вместе ведь мы сильнее, так?

   — Хм… — Борт нахмурился, задумавшись. — В твоих словах есть смысл.

   Лишь кивнула в ответ, и мы направились в деревню, искать пиявок.

   Денек был погожий, один из тех, когда лень — лучшее занятие, которое можно придумать. Пока шли через деревню, местные мужики то и дело здоровались с отцом и предлагали выпить, но тот мужественно отказывался от такого заманчивого предложения, ведь у нас были и другие дела.

   В такие хорошие деньки не только мужчины, но и женщины, и дети вываливаются на улицу чтобы подышать свежим воздухом, насладиться теплом пока еще яркого солнца и просто размять косточки. Деревенская детвора, как правило, собиралась одной большой компанией, где они уже сами придумывали, чем им заняться. Разумеется, в такой группе было некоторое деление по полам и возрастам, но, в целом, все держались более-менее дружно.

   Разумеется, таких маленьких идиотов, как я и пиявки, в этом клубе не жаловали. Впрочем, нам оно и не надо было — мы всегда находили кучу других занятий помимо игр с другими детьми. И, само собой, зачастую эти занятия оборачивались чем-то страшным, как в случае инцидента в лесу.

   Был и у нашего статуса изгоев однозначный плюс — найти пиявок было легче, чем какого-то из других детей. Хочешь найти маленьких вредителей? Ищи проблемы, а мы будем где-то рядом.

   Так было и в этот раз.

   — Да убери ты ее! — Варс громко кричал откуда-то сверху, сидя на высокой березе. В его голосе слышался страх и нотки обиды.

   — Хе-хе, трус! — дразнилась откуда-то снизу Кира.

   В ее руках была длинная конопляная веревка, на которой как на поводке она держала блохастую собаку кого-то из местных.

   — Ну-ка, волчонок, фас его, фас! — смеясь, радостно кричала девчонка, а собака на поводке отвечала ей громким, радостным лаем.

   — Кира, прекрати уже, — нахмурившись, пытался остановить ее Снорри, но, впрочем, делал это крайне лениво и даже не пытался прогнать собаку прочь.

   — А что я? Это ж твой братец на дерево полез, как только собачку увидел! — возразила та, хитро ухмыляясь. — Дыа? Кто тут хорошая девочка, м? Кто хорошая шобачка?

   Она принялась сюсюкаться с псиной, на что та лишь радостно виляла хвостом и прыгала вокруг нее. Животное было очень добрым, и я вообще не могла представить, как эта прелесть могла бы на кого-нибудь напасть.

   — Ну убери-и-и! — не прекращал ныть Варс.

   — Ну все, хватит, — на этом моменте уже вмешался отец. — Привет, пиявки!

   Мои компаньоны переглянулись, а затем разом взглянули на меня, будто бы спрашивая без слов о том, откуда папа знает о названии нашей банды.

   — Ну что? А почему это должно было быть секретом? — пожала плечами. — Короче, идем, будем драться!

   — Драться? — лениво протянул Снорри.

   — Драться?! — возбужденно воскликнула Кира, хищно улыбаясь.

   — Д-драться..? — неуверенно промямлил Варс.

   Я лишь улыбнулась и уверенно кивнула.

***

   Для тренировок отец отвел нас на берег, западнее того места, где черпали воду солевары. По пути обломали пару хороших, крепких ветвей и теперь зачищали их каменными ножами, сидя на теплых валунах побережья.

   — Значит… — прервал тишину Борт. — Вы друзья Майи?

   — Па-а-ап, — протянула, чувствуя, как от его неловких вопросов краснеют уши.

   — Что? Я же должен знать тех, кто будет защищать мою дочь.

   — Пап, ну серьезно…

   — Ну-ка все, цыц! — оборвал он на полуслове. — Вот что-то среди вас воинов-то и не вижу… Вот ты, как тебя…

   — Снорри, — подал голос главный ворчун нашей компании. — Обязан Майе жизнью.

   — Ага, хорошо… — вздохнул папа. — А как собираешься долг отдавать?

   — М? Ну, я защищаю Майю, — пожал плечами Снорри.

   — И как, успешно? — отец ухмыльнулся.

   — Пока живая.

   — Пока?

   — Живая.

   Черт. Даже я почувствовала напряжение, нарастающее между этими двумя, чего уж говорить о Варсе и Кире. Хотя последней, кажется, от всего этого только становилось весело…

   — Снорри, пойми, ты… — начал было отец.

   — Стоп. Тихо, пап, мы все поняли. Давай, эм… — перебила его и стала отчаянно пытаться придумать способ разрядить обстановку. — Пап, давай тренироваться!

   — Вот это настрой! — весело ответил он и вскочил на ноги. — А давай! Бей меня!

   Медленно поднялась и покрепче взялась обеими руками за палку, глядя то на нее, то на отца. Тот, казалось, был абсолютно серьезен и даже не собирался защищаться от удара. Впрочем, его-то можно понять, огромный мужик и маленькая девочка…

   — Прям бить?

   — Давай! — еще задорнее прикрикнул он.

   Взяв себя наконец в руки, резко, как могла, замахнулась на него палкой, занеся ее над головой. Не успела даже завершить удар, как папа легким движением руки выбил ветку из рук, взмахнув своей.

   — Никогда так не бей! Сила тут ни к чему, в поединке главное скорость и точность. Поднимай оружие!

   — Так… Хорошо, ладно… — вздохнула, снова беря в руки свое “оружие”.

   — Давай, еще раз!

   Снова замахнулась на него палкой, уже сбоку, стараясь провести удар как можно быстрее и стремительнее. В этот раз прежде, чем успела бы его ударить, отец хлопнул палкой по пальцам, и, вскрикнув, выронила свое орудие.

   — Ау!

   — Борт! — вдруг вскрикнул с полной серьезностью в голосе Снорри и встал между мной и отцом.

   Папа улыбнулся, глядя на эту картину. Да, Снорри был здоровым не по годам, но все равно разница была просто огромной.

   — Что? Решился наконец-таки защищать Майю, а?! — яростно выкрикнул папа и замахнулся палкой на Снорри.

   — Хватит! — крикнула.

   Однако прекращать и не нужно было. Снорри голой ладонью поймал его палку и держал так крепко, что папа не мог вырвать свое оружие у него из рук. Отец ухмыльнулся, оскалившись, и процедил сквозь зубы:

   — Что может такая распухшая туша, как ты?

   Снорри тихо, утробно зарычал и отпустил ветку.

   Отойдя от него на пару шагов, мальчик принялся стягивать с себя рубашку, оголяя торс, и, черт возьми, я застыла в изумлении. В девять лет этот, на первый взгляд толстый мальчик имел мускулатуру, сравнимую по рельефности с мышцами моего отца. Это было абсолютно ненормально и не поддавалось какому-либо логическому объяснению, но я видела то, что видела — мышцы, словно вырезанные из дерева, жесткие, с набухшими венами.

   — Дьявольские вести, как так может быть? — усмехнулся отец, разглядывая Снорри. — Как ты можешь быть таким сильным в твои-то года, мальчик?

   — Кушаю хорошо… — смущенно пробурчал он в ответ.

   Борт изучающим, пристальным взглядом стал вглядываться в лицо Снорри. Он вообще любил “нападать” на людей этим взглядом — любой бы почувствовал себя на месте мускулистого мальчика неуютно. Однако я уже прекрасно знала, что после этого взгляда…

   — Ха-хах! — весело засмеялся отец и потрепал Снорри по макушке, взъерошивая его белокурые, волнистые волосы. — Силен, силен! Но все равно надо учиться сражаться! Сила важна, но гораздо важнее умение! Давай, нападай!

   После этих слов, папа и Снорри стали раз за разом бодаться друг с другом, хлестая по бокам палками и иногда пуская в ход и кулаки. Было удивительным то, насколько Снорри изменился за эти годы — я все еще помню первый раз, когда его увидела. Этот мальчик впечатался лбом в забор и расплакался, а теперь, пусть и не на равных, но с огромным энтузиазмом бился с моим огромным, медведеподобным отцом. Возможно, недооценила его поначалу, и он может стать прекрасным воином и защитником.

   И, как бы мне не хотелось это признавать, защитники нужны были всегда. Он, Варс… Впрочем, насчет младшего не могу сказать, что мальчик показал себя хоть раз как храбрый воин. Обычный плаксивый и трусливый мальчишка с чистым сердцем и незамутненным умом. В отличие от брата он умел иной раз подмечать то, что старшему просто невозможно было понять.

   — Так, хорошо, хорошо! — радостно восклицал Борт, отбивая резкие, полные мощи удары Снорри. — Варс! Младший! Присоединяйся!

   Варс почему-то взглянул на меня, будто уточняя, что речь действительно идет о нем, а не о каком-нибудь другом Варсе. Улыбнулась ему и кивнула в ответ, отчего он потупил взгляд и взялся за палку.

   — Давайте, вдвоем! Если сможете ударить меня в грудь, то сможете победить какого угодно воина!

   Варс медленно, осторожно подошел к сражающимся и глубоко вздохнул. Он держал свое “оружие” не так, как я или Снорри, а повторял за папой и использовал только одну руку.

   Вдруг он неожиданно уверенно кинулся на мужчину с другой стороны от своего брата. Тот умудрился отбить обе атаки, однако движения Варса были такими стремительными, что я с трудом уследила за его ударом в принципе.

   — Снорри! — прикрикнул Варс, и его брат кивнул в ответ.

   Снорри кинулся на папу с мощным, широким ударом, и мужчина легко отразил его, но в этот же момент младший бросился на него с другой стороны, нанося удар сбоку. Отец уже выставил было блок, когда прямо перед ударом Варс перехватил палку в другую руку и удар пришел с совершенно другой стороны. Лишь в последний момент папа успел выставить свободную руку перед своей грудью, однако…

   — Мертв! — выкрикнул Варс.

   Кончик палки слегка касался груди родителя.

   Тот удивленно покосился на палку, которой мальчуган тыкал ему в грудь, и еще через секунду громко, звонко засмеялся.

   — Ха, да, да! — сквозь смех восклицал папа и бросил свое “оружие” на камни. — Победили! Ха-ха!

   Варс оглянулся. Его лицо раскраснелось от напряжения, по лбу стекал пот, а сам он тяжело дышал, но улыбался, глядя на меня. Словно в его взгляде читалась настоящая уверенность в том, что он сможет обеспечить мою защиту. Пусть и с помощью брата, пусть и преодолевая сильнейший страх, но сможет.

   — Вот это было ловко, молодчина! — улыбнулся отец и потрепал по голове Варса. — Так, девочки! Бросайте палки, у меня к вам другое предложение!

   Мы с Кирой переглянулись. Она улыбалась, и по ее лицу было ясно, что не так важно что предложит Борт — она согласна на что угодно, лишь бы это было весело и лишь бы можно было посоревноваться со мной.

   Папа ненадолго поднялся вверх по утесу, к деревне, и вернулся через несколько минут с кривой, старой доской, на которой углем была нарисована мишень, луком, которым я подстрелила зверя в лесу и стрелами.

   — Раз уж вам юбки да сиськи драться мешают, так будем учиться стрелять. — улыбнулся родитель.

   — Пап! — возмущенно воскликнула.

   — Ну а что? Вот победите меня как два брата — тогда и признаю, что вы настоящие воительницы.

   — А если в сраку подстрелим? — коварно ухмыльнулась Кира.

   — Кира! И ты туда же?!

   — Давай сюда, дядь Борт. Будем соревноваться с Майей, — она, широко лыбясь, снова взглянула на меня, и от ее взгляда по спине побежали мурашки.

   Со всеми детьми в этом месте было что-то совсем не так, это уже давно поняла. Дело даже не столько во мне — все они были со странностями и очень уж умными для своего возраста, во всяком случае Кира уж точно.

   Хотя вполне возможно и то, что мне просто вот так вот везет на спутников. Кира сама по себе ничем, казалось, не отличалась от обычной девочки ее возраста. Пять лет это не так уж и много, однако при общении с ней ты довольно быстро начинал понимать, что для ее возраста она обладает слишком уж острым умом и весьма скверным характером. Однажды я даже спросила ее напрямую о том, почему она ведет себя так по-взрослому, а та лишь сказала, что хочет обогнать меня. 

   Умная из вредности, она действительно старалась не отставать от меня и несколько раз даже пыталась напроситься в ученицы к Хьялдуру, но тот в страхе запирался в своей хижине и самыми скверными словами прогонял ее прочь. В конце концов, даже одной меня ему уже слишком много.

   К этому моменту папа уже поставил мишень, и мы приготовились стрелять. Первой стреляла Кира, и папе пришлось по-быстрому объяснить ей, как правильно держать лук, натягивать стрелу и, в целом, обращаться с этим оружием. Как обычно, она схватывала на лету, и вскоре первая стрела со свистом полетела в мишень.

   Для первого выстрела в ее жизни очень неплохой результат — стрела не попала в цель, но обожженный деревянный наконечник вонзился в сухую, серую древесину прямо у границы мишени.

   — Хм, хорошо… — задумчиво протянул Борт, кивая. — Майя, твой черед.

   Уверенно взяла из рук Киры свой маленький, детский лук.

   Папа сам вытесал его специально под мой рост из плотной и жесткой темной древесины. Тетивой стала засушенная и скрученная вена какого-то животного.

   Как и на охоте, взяла стрелу из рук отца и медленно натянула тетиву. Целиться из лука задача, честно говоря, непростая, поскольку нужно постоянно следить за положением стрелы, делать небольшие поправки и, в целом, нет ничего, что помогало бы прицелиться навроде мушки или, собственно, прицела.

   Натянув тетиву до предела, наконец нацелила стрелу чуть выше мишени так, что снаряд должен был попасть приблизительно в центр. Пару раз глубоко вздохнула, а затем задержала дыхание, и…

   Это снова началось. Резко, словно удар бревном, голову заполнила ужасная боль, а все тело начало дрожать. В ушах ревел ужасный, отвратительный писк, а в глазах все начало плыть.

   Чувствуя, как тело вмиг ослабело, я невольно отпустила тетиву и стрела улетела куда-то в сторону мишени. Не слышала того, попала она или нет, и лишь упала на жесткие камни, хватаясь за сердце и чувствуя тесноту в груди.

   Давление. Такое случается раз в несколько дней, а иногда долгое время не беспокоит вовсе. Рекорд пока что — месяц, но это редкость.

   — П-пап.. Папа… — собрав все силы, прошептала, оглядывая склонившихся надо мной друзей.

   Отец что-то кричал, но я ничего не слышала из-за шума в ушах. Варс побежал куда-то в сторону деревни, а папа приподнял мое тело и стал гладить по голове.

   Жаль, что ничего не бывает так просто. Всегда и везде есть какой-то подвох, а у меня в жизни их целая куча.

***

   Довольно быстро пришла в себя. Варс привел на берег Хьялдура, который принес с собой остывший, холодный травяной отвар, всегда помогающий сбить повышенное давление. Главным ингредиентом там была ромашка, про свойства которой слышала еще в своей первой жизни от бабушки, а также туда входили сушеные лепестки двуцветника, палехи и тертые корни шуршутника. Последние, впрочем, нужны были только для того, чтобы подсластить напиток.

   Немного отдохнув, мы в итоге тренировались до поздней ночи и закончили лишь тогда, когда за моими друзьями пришли их взволнованные родители. Пиявки разошлись по своим болотам, а мы остались с папой на берегу, сидеть у костра и смотреть на луну, плавающую в ледяном море.

   Папа крепко обнимал меня, прижимая к себе, а я расслабленно лежала, положив голову ему на колени. Большую часть времени мы молчали, потому что слова, в общем-то, были и не нужны, однако в какой-то момент все-таки решила прервать тишину и поговорить о его прошлом. Человек с таким количеством разных татуировок просто не имеет права быть скучным!

   — Пап, так откуда ты?

   Он глубоко вздохнул, будто бы думая, отвечать или нет, но вскоре тихо произнес:

   — Издалека. С тех земель, что лежат там, куда уходит солнце. Там люди живут в красивых, цветных домах с красивой резьбой, девушки носят белые платья с цветами… Далеко. Это далеко, вороненок.

   — Хм, звучит здорово… — протянула тихо, стараясь не сбить его с мысли. — А почему ты тут?

   — Тебе интересны татуировки или жизнь твоего старика, Майя? — улыбнулся он в ответ на мой вопрос. — Я все их заслужил, если ты ведешь к этому. Очень долго я сражался за разных людей, был грозным воином, а потом… Потом ты появилась у мамы в животике.

   — И ты решил остаться?

   — Остаться… неправильное слово. Твоя мама тоже не отсюда, она из очень холодных земель и лучше всех здесь знает, что такое холод. Я украл ее у ее родителей, когда она обрадовала меня тем, что носит тебя в животе.

   — А как вы оказались здесь?

   — Многовато вопросов, дочь, — улыбнулся папа. — Даю тебе еще два, и этот тоже считается. Здесь… В Скагене, городе недалеко отсюда, местный ярл был мне обязан… А теперь хорошенько подумай над последним вопросом.

   — Хм… — протянула я, задумавшись над тем, что бы такое у него спросить.

   В целом, могла понять то, что отец с такой неохотой отвечал на вопросы. В конце концов, раз уж он и вправду отказался от своей старой жизни воина ради меня и матери, значит, он действительно хотел оставить это в прошлом. Сейчас он стал отцом, стал фермером и, возможно, его до сих пор тянет туда, в далекие земли…

   На секунду мне стало грустно. Стало жаль отца, который отказался от веселой жизни ради ребенка, непутевой и непоседливой дочери, которая идет против всех порядков и традиций. Но, в конце концов, он любит и гордится мной . И хотелось, чтобы его гордость лишь приумножалась. Теперь дело уже не только в моих целях и собственном эго, но и в ответственности перед дорогим человеком, который хочет, чтобы я стала великой вместо него.

   — Хорошо… Что значит татуировка с черепом, пап?

   Родитель нахмурился и поджал губы, словно отчаянно не желая отвечать на вопрос. Однако обещание есть обещание и, вздохнув, он ответил:

   — Далеко на севере есть место… Там снег красный от крови, а морозы не заканчиваются никогда. Там ничего не растет, кроме мха и ледяных грибов, и даже дикие звери боятся приходить в те земли. Это место… Место, где смерть не имеет власти. Сколько бы ты ни бил своего врага в этих землях, он всегда будет возвращаться к жизни, все злее и злее из раза в раз.

   — Ого… — только и смогла произнести, с широко раскрытыми глазами слушая отца.

   — И есть там Белая Крепость — место, где живут самые отважные из людей. Они сражаются с мертвыми и помогают добраться до крепости тем, кто жаждет поговорить с усопшим. Те, кто отдали год своей жизни Белой Крепости, получают татуировку со смеющимся черепом, и по законам предков таких людей никто не имеет права обратить в рабство.

   Закончив рассказ, он молча стал гладить меня по голове, зарываясь пальцами в густые светлые волосы. Я тоже не могла придумать ничего дельного, что можно было бы сказать в этой ситуации.

   Мой отец — воин, берсерк, путешественник, борец с нежитью… Страшно было подумать о том, сколько еще я о нем не знаю.

   — Но это все в прошлом, вороненок. Сейчас я здесь. И люблю тебя и твою маму, — нежно улыбнулся и, нагнувшись, поцеловал меня в лоб. — И сделаю все, чтобы вы были счастливы.

   От его слов в груди стало тепло, а по лицу невольно растянулась широкая улыбка. Меня любят. Ради меня рвут и уничтожают чудовищ. Мой папа, наверное, тот человек, любовь которого не сможет превзойти никогда ни один другой мужчина. И одно только понимание того, как мне повезло, делало самой счастливой девочкой на всем белом свете.

   С такими хорошими мыслями начала медленно засыпать. Веки стали тяжелыми и, глубоко зевнув, медленно отключилась.

   Лишь для того, чтобы через несколько секунд очнуться в ужасе от громких, пронзительных криков со стороны деревни.