«Я понял вторую ошибку, совершённую в ту ночь, лишь спустя девять часов. Очень глупая и роковая оплошность [...]»
На станции было тихо. Единственная лампа на платформе периодически мигала. Вокруг неё копошилось несколько мотыльков, обжигая свои крылья о раскалённую поверхность, но продолжая биться о стекло. По платформе гулял ветер. Круглые часы показывали 04:15.
Юнги надеялся на тишину и одиночество, но разочарованно чертыхнулся, когда заметил на платформе постороннего. Резонно решив, что было бы глупо отказываться от планов, ради которых он проделал весь этот путь, из-за кого-то, он прошёл к скамье, садясь на неё. На платформе было ещё две скамьи, но выбрал он именно ту, на которой сидел незнакомец.
На месте любого другого человека этот парень должен был бы обратить внимание на то, что его уединение нарушили, но он даже не шелохнулся. Юнги присмотрелся. Неужели он… спал?
В руках, наподобие объятий, парень сжимал потёртую книгу Спаркса, на что Юнги беззлобно усмехнулся. Должно быть, этот мальчишка читает и Элиота, подумал он, рассматривая незнакомца.
В конце концов, устав рассматривать парня, Юнги отвернулся. Впереди кроме платформы не было ничего интересного, но ему нравилось фокусировать свой взгляд на какой-нибудь мелочи вроде таблички «Не курить» на противоположной от платформы стороне. Зрение слегка подводило, поэтому Юнги приходилось щуриться, чтобы отчётливее рассмотреть контуры картинки. От подобных усилий хотелось закурить.
Наплевав на все запреты, он вытащил из кармана пачку сигарет и коробок спичек. Глупо, наверное, в век продвинутых технологий пользоваться спичками, ведь зажигалки куда удобнее, но ему так хотелось. Вряд ли можно обвинить его в странных желаниях.
Юнги собирался хорошенько подумать о тех вещах, которые интересуют его сейчас: возможно, начать решать, каким он видит своё будущее, или же подумать о чём-то более приятном, вроде идеи для трека, которую он вынашивает добрый месяц, но никак не может воплотить в жизнь. И он бы обязательно приступил к этому занятию, если бы боковым зрением не уловил движение.
Парень рядом вздрогнул и сжал книгу ещё сильнее, будто она и в самом деле была способна спасти от холода. Спать на открытой платформе, продуваемой ветром, — не самое лучшее решение, с какой стороны на это не посмотри. И Юнги был удивлён тому, что в такой холод кто-то вообще способен уснуть.
Смотреть на страдания парня не очень-то и хотелось, поэтому, в очередной раз тяжело вздохнув, Мин поднялся со скамейки, чтобы дойти до автомата с горячими напитками. Обычный кофе показался ему хорошей идеей.
— Не думаю, что тебе стоит спать здесь, парень, — Юнги прислонил баночку горячего кофе к щеке незнакомца, отчего тот вздрогнул и распахнул глаза, слегка отшатываясь.
Мальчишка выглядел растерянным и — почему Мин вообще об этом думает? — достаточно милым в своей растерянности. А ещё он казался Юнги каким-то по-особенному мягким. Именно такие люди и должны вдохновлять других людей на создание шедевров.
Парень переводил взгляд с лица Юнги на кофе в его руках и, скорее всего, спросонья так и не мог до конца понять, что именно от него хотят. А когда, наконец, понял, поспешно принял баночку из рук Мина и поклонился насколько это вообще было возможно в сидячем положении.
— Спасибо, — пробормотал он. Юнги в ответ улыбнулся.
В негласной компании этого парня было что-то особенное. Взять хотя бы тишину, установившуюся между ними. Такую тишину в книгах описывают, как комфортную или непринуждённую, достаточно приятную, чтобы её нарушать или вообще попросить человека уйти. И не то чтобы сам Юнги хоть немного разбирался в том, какая тишина вообще бывает, но, возможно, она бы могла его вдохновить.
— Чимин, — представился парень, протягивая руку.
— Юнги.
Рука у этого Чимина была настолько маленькой, что без проблем умещалась в ладони Юнги. Парню это показалось достаточно милым, но вряд ли бы он хотел озвучить эту мысль вслух.
Чимин не принуждал к разговору, но Юнги резонно думал, что сам разбудил его, чтобы теперь просто сидеть и молчать. Вряд ли кому-то понравится, что его отрывают от какого-то занятия (даже если это сон на неудобной скамье на пустой платформе с пробирающим до костей сквозняком), а после ведут себя так, будто человека вообще не существует. Юнги бы на месте Чимина точно разозлился.
— Так почему ты здесь спал?
Чимин удивлённо поднял голову, видимо действительно не ожидал, что разговор продолжится.
— У меня есть только этот билет, но я по собственной глупости опоздал на последний поезд, — вздохнул Чимин. Он повернул голову в сторону Юнги и стал рассматривать его профиль.
Юнги прикинул, что последний поезд отошёл где-то в полночь, а это значит, что Чимин находится здесь уже четыре часа.
— А что здесь делаешь ты?
— Насколько слащаво будет звучать «Здесь хорошо думается»? — легко улыбаясь, спросил в ответ Мин.
— Очень слащаво, — посмеиваясь, ответил Пак.
Юнги только улыбнулся шире, но ничего не сказал.
— Так значит «Дневник памяти», — произнёс Мин через некоторое время. Он кивнул на книгу, что сейчас лежала на скамье рядом с парнем.
— Насколько слащаво будет звучать «Мне нравится история и она моя любимая»? — в той же манере спросил Чимин.
— Очень слащаво.
Оба рассмеялись. Юнги должен был признать, что ему с Чимином комфортно. Они знакомы всего ничего, но им настолько легко друг с другом, будто общаются они целую жизнь. Наверное, именно так и встречают друзей, которые впоследствии становятся лучшими и остаются с тобой на протяжении всего твоего пути. Возможно, Юнги бы хотел, чтобы кто-то вроде Чимина исполнил эту роль в его, Мин Юнги, жизни.
— Откуда ты?
— Из Пусана.
— Пусан? — удивился Юнги. — И что ты забыл здесь, в Тэгу?
— Приезжал к другу.
— А обратно к другу ты пойти не мог?
— А друг не в курсе, что я остался здесь.
Парень нахмурился на словах Чимина. В конце концов, никто не отменял телефонов, почему нельзя было просто позвонить? Именно об этом Юнги и спросил.
— Ну, мой телефон разрядился, как раз в тот момент, когда я пытался не опоздать, — в голосе Чимина столько непринуждённости, будто это не он оказался в не самой приятной ситуации. — И я просто не захотел его беспокоить, поэтому решил, что можно дождаться первого поезда здесь.
Часы показывали 05:30, а до первого поезда ещё оставался целый час.
Юнги достал из пачки сигарету и предложил Чимину. Тот, на удивление самого Юнги, благодарно улыбнулся и вынул одну. Прикуривая поочерёдно от одной спички, они оба смотрели на эту злосчастную табличку «Не курить», но ни в одном из них не разыгралось даже намёка на угрызения совести.
Пока они курили, Юнги прокручивал в голове вопросы, которые бы он мог задать Чимину, чтобы продолжить разговор, но все его потуги сводились к «Ну и как там, в Пусане? Пляжи действительно настолько хороши, как о них говорят?» или «Какая же холодина здесь, правда ведь?». Мин не мог назвать себя нелюдимым человеком, но порой бывало так, что не удавалось придумать ни одной нормальной идеи. Может быть поэтому люди и считали его замкнутым. Но любой бы согласился с тем, что молоть всякую чепуху ещё хуже, чем просто промолчать, если ничего нормального не приходит на ум.
— Чем ты занимаешься?
— Учусь в Сеуле, — ответил сразу же Чимин, — сейчас что-то вроде каникул, поэтому я решил, что было бы неплохо посмотреть страну.
— Тэгу не самое интересное место, — доверительно сообщил парню Мин.
— Тебе так кажется, потому что ты прожил здесь всю жизнь. То же самое я могу сказать о Пусане.
— А как же ваши пляжи? — ну, вот, подумал Юнги, пляжи.
— Самые обычные пляжи, — пожал плечами Чимин, — но, думаю, тебе бы там понравилось.
— Возможно.
Возможно, ему бы понравилось где угодно. Главное, чтобы он имел возможность посвящать свою жизнь исключительно себе и заниматься тем, что ему действительно нравится. Не просто урывать моменты, а заполнять любимым занятием всё своё время. Без каких-либо обязательств, без каких-либо нотаций со стороны окружающий. Спокойно жить так, как хочется ему. Да, возможно, пусанские пляжи могли бы стать замечательным местом для него.
— А чем занимаешься ты?
— Работаю, помогаю семье в ресторанчике, — и ему совершенно не нравится, хотел бы добавить он, но:
— Должно быть это интересно, — с большим энтузиазмом отозвался Чимин.
— Возможно, в теории, — не согласился Юнги, затушив окурок о бортик мусорного бака, — на практике это полное дерьмо.
— Так может купишь билет прямо сейчас и поедешь со мной?
— Это слишком заманчиво, но я не могу. Я сын, который должен быть благодарен своим родителям.
— Возможно это и так, но иногда стоит подумать о себе, — Юнги улыбнулся, потому что в Чимине, кажется, проснулся философ, — знаешь, в жизни не так уж и много шансов и нужно хвататься за каждый.
— Ты такой оптимист, Чимин,— улыбнулся парню Мин. — Но всё это не обо мне.
— Всем нам кажется, что это не о нас и мы вообще так не можем, но на самом деле, всё это наши же предрассудки.
— Вот как?
— Ты просто ограничиваешь сам себя.
— И что же я должен сделать, чтобы перестать себя ограничивать? — Юнги смотрел на посерьёзневшего Чимина.
— Решить, что нужно именно тебе? Поговорить об этом с родителями?
— Всё не так просто, — ответил Юнги.
Чимин снова пожал плечами, будто говоря «Как хочешь» и тут же добавляя «Но это не значит, что я согласен с таким раскладом». Быть может, будь Юнги хоть чуточку увереннее в себе или, быть может, если бы в нём присутствовал хотя бы один маленький процент авантюризма, он бы и стоял сейчас у кассы, покупая билет до Пусана. Ему бы даже было плевать, что бы он делал там без денег, без плана, вообще без чего-либо. Но он подумал, что Чимин бы не оставил его одного.
В мыслях всё это казалось отличной задумкой, на деле же он просто сидел на платформе с едва знакомым парнем, который пытался достучаться до его бунтарской натуры, которую, впрочем, почти забила каждодневная рутина. И как бы прискорбно это не звучало, у Чимина вообще не получалось. Возможно, если только совсем чуть-чуть, но этого было до смешного мало, чтобы расшевелить Юнги.
Юнги почти не знал Чимина, да и говорили они на самые обычные темы, но что-то в этом парне было настолько необходимым для Мина, что ему было нужно продолжать разговаривать с ним. Не заниматься самокопанием в одиночестве, не рассуждать о будущем, в которое не веришь, не выплёскивать свои чувства в озлобленные тексты, а просто поделиться всем этим с Чимином. И тот бы обязательно нашёл выход. Вот так просто, всего за каких-то пару часов он стал готов вверить свою жизнь в чужие руки.
— Может быть, обменяемся номерами? — спросил Чимин спустя некоторое время.
— У меня нет с собой телефона, прости.
— Ничего, — ответил Чимин, открывая книгу и отрывая кусочек от одной из страниц. Юнги удивлённо посмотрел на парня, на что тот только улыбнулся.
— Ручки у тебя... — начал было парень, но красноречивый взгляд избавил от надобности заканчивать вопрос, — ну да.
Пошарив в своём рюкзаке, Чимин достал с его дна ручку.
— Думал, что её там нет.
Юнги продолжал молчать, наблюдая за Чимином. Смотрел пока тот выводил на обрывке мелкие цифры, а после на то, как ниже он приписывал своё имя и добавлял смайлик в конце. «Ну что за ребёнок», — спрашивал сам себя Мин, забирая у парня протянутый листок.
После этого они разговаривали ещё о чём-то, вроде не столь важном, если бы кто-то другой услышал их разговор со стороны, но что-то да значащем для них обоих. Чимин без особого стеснения рассказывал о конфузах, частенько происходящих с ним, и давился собственным смехом, когда Юнги вставлял свои едкие, но безобидные комментарии по этому поводу. Мин в это же время говорил о своих мечтах, о том, что живёт музыкой, и к своему удивлению, нашёл в Чимине замечательного слушателя. Тот пусть и перебивал часто, но задавал вопросы с таким живым интересом, что Юнги не мог заставить себя заткнуться.
В 6:30 Юнги посадил Чимина на поезд до Пусана, пообещав, что обязательно напишет, как только вернётся домой.
— С тобой было приятно пообщаться. Думаю, мы бы могли стать друзьями, — Чимин улыбнулся. И это было настолько искренне, что Юнги не представлял, как можно не ответить ему тем же.
— И я тоже так считаю, Чимин.
— Обязательно напиши мне!
Юнги промолчал, но махнул рукой на прощание, тем самым будто бы давая также и своё согласие.
Поезд тронулся с платформы. В этот момент что-то внутри Юнги хотело податься вперёд, следом за ним, но он остановил себя, будто это что-то было абсолютно неправильным. Чимин уезжал, забирая с собой тот кусок свободы, который был так необходим Юнги. Но парень был уверен, что шанс ещё обязательно представится.
Мин шарил по карманам в поисках листа, что оставил ему Чимин, а когда не нашёл, невесело рассмеялся.
< Юнги чувствовал себя одним из героев Мураками:
— «… вместе с пустой сигаретной пачкой я выбросил в урну спички с номером её телефона…», — произнёс Юнги, в отчаянии взъерошивая свои волосы, — какой же ты придурок, Мин Юнги.
«[...] То была наша последняя встреча с ней.»
— Харуки Мураками. Медленной шлюпкой в Китай.